Желание плакать. Позволить радости вырваться наружу.
Снова порвать с ней. Снова начать с ней.
Безуспешно пытаясь скрыть смятение чувств, Серван протянула подруге банку содовой и снова заняла место на стуле, на разумном расстоянии.
Серван всегда была разумной. Даже слишком, по мнению Фред. Однако с Фред она перешла определенные границы, перешагнула через многие табу.
Наконец Серван рискнула взглянуть на Фред. Выразительные темные глаза, смеющиеся, но чаще всего насмешливые; полные губы; тонкие, изящные руки, постоянно пребывающие в движении. Открытые округлые плечи, загорелая кожа.
Фред понимающе улыбнулась:
— Горы пошли тебе на пользу, у тебя цветущий вид…
— Мне очень нравятся здешние места, — призналась Серван. — Я не жалею о своем выборе.
— Тем лучше… А ты обо мне вспоминала?
Серван услышала, как она ответила да. Но ей показалось, что это не она произнесла да. Точнее, она ощутила неприятное чувство, что этот ответ ей продиктовала Фред.
— Судя по твоему виду, мой визит не слишком тебе приятен, — с горечью заявила Фред.
— Я не ждала тебя, вот и все… Ты должна была бы предупредить меня!
— В самом деле… Я забыла, что ты не любишь сюрпризы!
Едва замаскированный упрек.
— Я оставила тебе послание на автоответчике, но ты не перезвонила, и я решила сама к тебе приехать.
Серван встала, чтобы избежать ее взгляда, пронизывавшего насквозь. Закурив, она замерла у окна, спиной к своей бывшей подружке.
— Если хочешь, я могу уехать… Я видела неподалеку отель.
— Нет, оставайся! — быстро произнесла Серван. — Оставайся…
Еще одно желание, выраженное против ее собственной воли.
Фред подошла к ней и, вынув у нее из пальцев сигарету, сделала затяжку. Серван смотрела в окно, на душе по-прежнему было муторно. Фред вернула ей сигарету, их пальцы соприкоснулись. Электрошок.
Серван закрыла глаза.
— Могу я занять твою ванную комнату? Дорога меня измотала, я мечтаю о горячей ванне…
— Мне жаль, но у меня только душ… Ванны у меня нет!
— Черт… Однако эти, в кепи, совсем о нас не думают!
Фредерика достала из рюкзака сменную одежду и отправилась в маленькую ванную. Она не потрудилась ни закрыть дверь, ни даже задернуть занавеску душа. Серван наблюдала за ней не более минуты, потом отвела взгляд.
Она хотела к ней присоединиться, однако что-то ей мешало. Невидимый барьер, созданный из дней и месяцев вдали от нее. Барьер, созданный временем, расстоянием.
Чтобы занять руки, она решила приготовить ужин.
Вскипятить в кастрюльке воду для риса.
В голове тоже все кипело.
Не скрывая отвращения, она почистила рыбу.
Она слышала, как Фред напевает под душем. В памяти всплывали картины. Их встреча, их тайные счастливые моменты. Слезы при расставании, случившемся чуть более года назад.
Словно загипнотизированная радужной чешуей, Серван следила, как жарится форель. Скоро появилась Фред:
— С каких пор ты готовишь рыбу? Раньше ты ее ненавидела…
— Я очень изменилась, — призналась Серван, не оборачиваясь.
Фред нежно обняла ее. Серван не мешала ей, не пыталась высвободиться.
Как оказалось, любовь ушла совсем не так уж и далеко, влечение осталось.
— Ты уверена, что изменилась? — промурлыкала Фред.
Серван медленно повернулась, ласково провела рукой по еще влажному лицу подружки.
В конце концов, она счастлива, что та проехала всю Францию только для того, чтобы повидать ее.
Высившийся во мраке лес напоминал армию теней. Готовую поглотить пленницу.
Не зажигая фонарик, Венсан продолжал поиски с помощью благосклонной луны. Живот подвело, горло пересохло. Он думал об Эмелин, блуждающей в пугающих сумерках. Думал о Наде, о том, что она ему скажет, если… Страх контролируемый, однако от него бешено колотилось обычно спокойное сердце.
Остановившись на поляне, на склоне, где когда-то производилась вырубка леса, он острым взором окинул местность. И внизу, на опушке, где лес плавно переходил в поле под паром, он различил чью-то темную фигурку и узнал в ней Эмелин. Она сидела, прислонившись к большому валуну. Мгновенно почувствовав облегчение, он бросился вниз. Чудом избежав всех ловушек, которые имеет обыкновение расставлять ночь, он быстро спустился по склону и в считаные минуты достиг края поля. Приблизившись к девочке на десяток метров, он решил заявить о себе. Чтобы не испугать ее.
— Эмелин! Это я, Венсан! Я здесь…
Повернув голову, она увидела яркий свет фонарика. И со всех ног бросилась бежать.
— Стой! — закричал проводник.
Ему пришлось гнаться за ней, но он без особых трудов настиг девочку. Он схватил ее за руку, но она стала вырываться.
— Оставь меня! — надрывно кричала она.
— Успокойся!
Она яростно отбивалась, словно на нее напал маньяк.
— Да стой же ты! — воскликнул Венсан. — Стой, черт тебя возьми!
И он обхватил ее за талию и приподнял.
— Теперь ты немедленно успокоишься! — приказал он.
Она перестала отбиваться, и он осторожно опустил ее на землю. Она шарахнулась в сторону. Венсан увидел ее глаза, полные дикой злобы. Две безумные молнии, бьющие прямо в него.
Это уже не прежняя Эмелин, девочка напоминала зверька, попавшего в западню.
— Ты идешь? — как можно мягче спросил проводник. — Пора возвращаться…
Так как она не отвечала, он крепко взял ее за руку, не оставив ей выбора. Пройдя по краю леса, они спустились по каменистой осыпи и вышли на тропу. Дорога уже недалеко, и через двадцать минут они в полном молчании вышли на нее. Под ногами поскрипывали камни; со стороны их пешая прогулка в полной темноте выглядела странно, если не сказать больше.
По дороге к машине Венсан постепенно успокоился. После пережитой тревоги в нем то и дело закипал гнев. В лесу Эмелин могла погибнуть, и ему пришлось бы отвечать за случившуюся трагедию.
Он сильно сжал ее запястье.
— Мне больно! — не выдержав, простонала она.
— Замолчи! — ответил он, таща ее за собой. — Иди за мной и молчи!
Он не рискнул выпустить ее руку. Она снова могла сбежать и разбиться насмерть, сорвавшись с обрыва. Наконец они подошли к пикапу, и Венсан втолкнул Эмелин в кабину, на пассажирское сиденье.
Не говоря ни слова, они вернулись в шале.
Войдя в дом, Венсан запер дверь на два оборота ключа, чего никогда раньше не делал, и положил ключ к себе в карман. Эмелин стучала зубами от холода, руки ее и лицо исцарапали колючки, сквозь которые она пыталась прорваться. Венсан посмотрел ей прямо в глаза.
— Ты можешь мне объяснить, что происходит? — начал он голосом, выдавшим его возмущение.
— Мне нечего тебе сказать! Оставь меня в покое!
Получив увесистую пощечину, она едва не упала. Поднеся руку к лицу, она уставилась на него — сначала с удивлением, потом со злостью:
— Негодяй, ты не имеешь права бить меня! Ты мне не отец!
И продолжала выкрикивать оскорбления, слова, в которых не было смысла…
Ты мне не отец. В этом-то вся проблема: у нее больше нет отца. Она продолжала кричать и гримасничать, и Венсану очень хотелось влепить ей вторую пощечину. Ибо он не знал, как прервать ее истерику. Но он сумел взять себя в руки, и девочка в конце концов выдохлась. Упав на диван, она расплакалась.
Вся злость Венсана мгновенно испарилась; обескураженный ее горькими слезами, он сел в кресло напротив и стал лихорадочно соображать, как ей помочь. Страх его прошел, осталась только жалость. Эмелин лежала на боку, зарывшись лицом в диванные подушки. Ее нервы явно на пределе, и успокоить ее вряд ли будет просто. Он придвинулся к ней, ласково погладил по голове. Пальцы ее судорожно сжимались и разжимались, дыхание прерывалось.
— Успокойся, Эмелин, — с нежностью произнес он. — Успокойся, прошу тебя…
Деликатно приобняв ее за плечи, он притянул ее к себе, радуясь, что наконец-то она принимает его помощь.
— Мы поссорились? — шепотом спросил он.
— Нет! — ответил детский голос.
Нет больше неуправляемого чудовища: маленькая девочка, которую он знал, снова здесь, у него под защитой.
— Мне очень жаль, что пришлось тебя ударить, прости меня… Но я так испугался! Я два часа искал тебя, думал уже, что никогда не найду… Почему ты убежала?
— Не знаю… Мне стало грустно из-за Гали…
— Мне тоже грустно, малышка… Ты же знаешь, я его очень любил… Но уверяю тебя, я ничего не мог сделать.
В сущности, это полуправда.
— Почему он умер? Его убил огонь?
— Нет, он умер сразу, не страдая… Его сердце остановилось…
В конечном счете приврать иногда полезно. Он даже представить себе не мог, что она успела так сильно привязаться к его собаке.
— Хочешь, я приготовлю чего-нибудь поесть? — спросил он.
— Я хочу пить…
— Сиди, я сейчас принесу.
Он отправился на кухню, и Эмелин, воспользовавшись его отсутствием, вытерла последние слезы. Крестный вернулся через несколько минут, улыбающийся и с подносом, полным вкусных вещей.
— Иди вымой руки и лицо, — промолвил он.
Венсан зажег сигарету, взяв ее из пачки, забытой Серван.
Расслабиться.
В гостиной они сели по обе стороны стола, друг напротив друга. Оправившись после нервного срыва, Эмелин буквально набросилась на еду. Очередной признак нервного возбуждения.
— Мне бы хотелось поговорить с тобой, — начал Венсан.
— О чем?
— О тебе… и о том, чего ты хочешь…
— Это мама хочет, чтобы ты со мной поговорил?
— Нет, я… Но мама о тебе беспокоится… Куда ты хотела убежать?
Забравшись на диван, Эмелин пожала плечами. И снова заплакала. Решительно, сегодня вечером он никак не мог понять, с какой стороны к ней подступиться.
— Ты все расскажешь матери? Скажешь ей, что я пыталась удрать?
— Нет, я ничего не скажу.
— Я хотела умереть…
Настала очередь Венсана получать пощечины. На несколько секунд он словно окаменел.
— Я хотела умереть, — повторила Эмелин.