— Конечно, помню! — Кати с надеждой уставилась ему в глаза.
− Думаю, если моя догадка окажется верной, − задумчиво продолжал наставник, − ты и сама сможешь получить покровительство Храма. И дознаватель будет вынужден с этим считаться.
— А… Бен?
— Он твой брат, Катрина, у вас одна кровь. А отношение к причастным Свету Пламени в Хоррхоле куда более мягкое, чем к обычным людям. Так… ты ведь знаешь, что сегодня ночью мы будем провожать архагета?
Кати удивленно покачала головой. У нее на родине похороны проводились не раньше, чем минут две ночи после кончины. Наставник, кажется, понял ее недоумение. Грустно улыбнулся и вздохнул:
− Светлый Ирса — последний из настоящих лебедей. Чем скорее его дух сольется с Пламенем, тем лучше. Думаю, он и сам сейчас страдает в ожидании.
Кати зябко повела плечами: потеряв родителей, она терпеть не могла говорить о смерти. Может, куда эти духи и уходят счастливыми, но ей-то, оставшейся на земле, от того ничуть не легче.
− Знаешь, сейчас у меня очень много дел, и пора возвращаться в Храм. Но к утру я освобожусь. Ты вот что. Обязательно будь на прощании. Оно начнется после полуночи и продлится до рассвета. На него, конечно, всех подряд не пускают, но я дам тебе вот это.
С этими словами наставник выпростал из-за ворота черной симары крученый шнур, на котором болталось несколько разномастных амулетов. Снял один — грубо вытесанную из речного голыша птичку — и протянул Кати. Теплый камушек уютно лег в ладонь.
− Смотри, не потеряй. Покажешь стражнику, и тебя пропустят.
− Наверное, это будет… зрелищно, − пробормотала Кати, подумав, что не каждый день провожают к Пламени архагетов.
− Вот тут ты права, мой маленький циник, — Марк усмехнулся, а она почувствовала, как внезапная теплая волна прошлась по телу и тюкнулась в голову.
— А теперь иди домой и хорошенько отдохни. Ночь будет долгой.
Наставник поднялся, бросил на скатерть россыпь медных монет и ушел.
Глава 13
Пока наемный экипаж тащился по улочкам Хоррхола, наступили сумерки. Вылезая из повозки у калитки нового дома, Кати с опаской огляделась и вздрогнула — у соседского забора шевельнулась чья-то тень. Душа ушла в пятки. Мало ли, кто там затаился — припозднившийся пьянчужка, соглядатай Квадриги или еще кто похуже…
Она спешно рассчиталась с кучером и, договорившись, что тот вернется ближе к полуночи, взбежала по ступеням. Влетела в дом, прижала ухо к двери и немного подождала, не станет ли кто копошиться на крыльце? Опасения оказались напрасными, но Кати на всякий случай задернула в прихожей занавески. И только потом осторожно, стараясь не споткнуться в полумраке, прошла в гостиную.
В доме стояла тишина. Кати поднялась в комнату брата, зажгла лампу и горько вздохнула. Прислуга еще не добралась сюда с уборкой, и бардак, оставшийся после визита дознавателей, выглядел впечатляюще. Сундуки были перевернуты, шкафы перерыты, постель сброшена на пол, а посреди письменного стола стояли домашние туфли с оторванными подметками. Кати угрюмо закусила губу, размышляя, хранил ли брат дома деньги, и, если хранил, не осели ли они в карманах коротышки Квадриги?
Пошевелив ногой ворох рубашек и помянув недобрым словом Женевьеву, она принялась складывать вещи, надеясь обнаружить наличность. Спустя примерно час настойчивость ее была вознаграждена — в одном из сундуков нашелся кошель с монограммой брата. Кати поспешно пересчитала монеты и облегченно вздохнула — на первое время хватит, а потом она что-нибудь обязательно придумает. А не придумает — наставник подскажет.
Вспомнила, что вскоре снова увидит Марка и прижала прохладные ладони к заалевшим щекам. Мысль была волнующей. Кати повесила кошель на пояс и, прежде чем отправиться к себе, решила зайти в кухню. Теперь, когда появился хоть какой-то шанс помочь Бену, она немного успокоилась и тотчас проголодалась.
Не желая тревожить слуг, Кати тихонько прокралась вниз по лестнице и едва не завизжала от неожиданности. Посреди кухни за столом кто-то сидел. Донеслось тихое "Ой!", и Кати, узнав Юльке, со свистом выдохнула сквозь сжатые зубы.
— Тьфу, напугала! Чего в темноте-то? — она подняла повыше лампу.
— Страшно, — отозвалась девчонка. — Сначала все эти ужасы, а потом и ты куда-то запропастилась…
— Со мной все хорошо, я по делам ходила.
— К тетке?
Кати скривилась, вопрос проигнорировала и, подойдя к буфету, принялась шарить на полках.
— А что ты ищешь? — тут же полюбопытствовала Юльке.
— От ужина ничего не осталось?
— Пироги на столе, еще картошка есть, но она холодная. Печку разжечь?
— Ладно, не надо. Лучше молока налей.
Она поставила лампу на стол и, схватив кусок пирога, впилась в него зубами. Теплый свет, подкрасив лица девушек янтарным оттенком, разогнал тьму по углам и образовал в центре кухни уютный островок. И на мгновение показалось, что за границей его не существует ни тюрем, ни Наследников, ни прочих волнительных и страшных вещей. Где-то несмело чирикнул сверчок, а Кати подумалось, что как было бы чудесно, если б и Бенедикт сидел сейчас с ними. Но на такое, пожалуй, и магия не способна.
Юльке придвинула к хозяйке чашку с молоком и уткнулась в свою, кидая любопытные взгляды поверх края. Сделав глоток, Кати задумчиво поинтересовалась:
— Скажи, а тебе когда-нибудь хотелось стать магом?
Юльке поперхнулась. Закашлялась, а потом задушено прошипела:
— Что я, ума лишилась, думать о таком? Я ж простая.
— А если бы вдруг оказалось, что у тебя дар?
— Не оказалось бы. — Девочка откашлялась. — Ну и вопросы ты задаешь…
— Так интересно же!
Кати подперла щеку кулаком и замечталась. Как же здорово иметь могущество! Никакая Мадлена не посмела бы прогнать племянницу, все бы с ней считались, а брат… пожалуй, она и сама смогла бы вытащить Бена из передряги.
— Плохо это, — донесся тихий голос Юльке. — Знаешь, я видела, как она изменилась…
— Кто?
— Джина. В приюте воспитывалась. И раньше-то была не слишком доброй, а уж после того, как поняла, что в ней магия просыпается — нам, младшим, житья не стало.
Она тяжело вздохнула и, отложив кусок пирога, смахнула крошки со стола. — Всё старалась доказать, какая она необычная, не то, что мы — простецы да простофили. Наставники то ли не разглядели дара, то ли им всё равно было, но учить ее не брались. Знамо дело, что у состоятельных горожан принято, на сирот не распространяется. За обучение Джины никто ж платить бы не стал.
— Она что, магичила? — Кати заинтересованно вскинула брови.
— Пыталась. Только слабо у нее выходило, но это и к лучшему. Не очень приятно, знаешь ли, когда на тебе отрабатывают какое-нибудь боевое заклинание. Она, наверное, книжки таскала у наставников.
— Погоди, а где ж она на это силу брала? Тут ведь магам вроде ритуал нужен.
— Несколько раз к приютским подкатить пыталась, видать, единение попробовать хотела. Да только дураков нет. А так… была у нее подружка-тихоня. По-моему, она Джину боялась. Вот я и думаю, соглашалась, наверное, на что-то такое. Я не раз слыхала, как она плакала.
Юльке зябко передернула плечами.
— А еще… заглянула я как-то днем в павильон садовый, а там эти две сидят. Мари уставилась в одну точку, равнодушная такая. Ох, я испугалась тогда. Взгляда этого испугалась. Точно она и не человек вовсе, а кукла с ярмарки. А рядом Джина — эта-то вполне живая. Щеки раскраснелись и глаза, точно маслом смазанные, блестят. Мерзко.
— А ты?
— Убежала сразу, Джина меня не заметила. А Мари я больше не видела. Говорили потом, что уехала, помнишь, я рассказывала уже?
Кати покосилась на блюдо с пирожками и поняла, что аппетит пропал. С досадой поглядела на Юльке, недовольная, что та вот так вот грубо обошлась с мечтами, и резко бросила:
— Ты же сама сказала, что эта ваша Джина и раньше была не сахар. При чем тут магия? Думаешь, заведись у нее, допустим, деньги, она бы такой противной не стала?
— Магией бед натворить легче, — Юльке вздохнула. — Думаю, она даже самого хорошего человека испортит может.
— Что за ерунда! — Кати окончательно рассердилась. Встала, упрямо дернула головой и буркнула: — Пойду я. На похороны собираться нужно.
Юльке испуганно на нее вытаращилась. Раскрыла рот, потом снова закрыла:
— А-а… чьи похороны? Куда в ночь-то?
— Архагета провожают, — снизошла до объяснений Кати, глядя на ошарашенную физиономию служанки. — Наставник быть велел.
В своей комнате Кати зажгла свечи, несколько раз прошлась из угла в угол, успокаивая неясную тревогу, а после задержалась перед зеркалом. Поморщилась, заметив темные круги под глазами, и отправилась умываться, попутно размышляя, какое же платье надеть к такому случаю. Наверное, нужно черное?
Она вспомнила траурную симару на Марке и вздохнула. Ее траурное платье осталось в Тумаллане. Кати просто не захотела тащить на новое место такое напоминание о горестных событиях, и вот на тебе. Сейчас бы тот наряд ей очень пригодился…
В конце концов, поняв, что особого выбора все равно нет, она просто основательно почистила новое синее платье, в котором была на шествии. Потом долго причесывалась, выбирая самые простые ленты и гребни, так что сборы ещё больше затянулись. В конце концов, когда Кати наконец привела себя в порядок, с улицы донесся звук подъезжающего экипажа. И, выглянув в окно, в свете факела она разглядела знакомое лицо кучера.
− Что ж, − сказала она сама себе, − надеюсь, всё будет хорошо, и нам помогут. Наставник, кажется, был искренен…
Наверное, Кати успела задремать под мерный стук колес, потому что разбудило ее пение. Где-то в отдалении суровые мужские голоса выводили погребальный канон. Похлопав со сна ресницами, она высунула нос из экипажа и увидела, что они как раз въехали на площадь, озаренную множеством факелов. Дома и лавки в мятущимся ночном освещении выглядели иначе, чем днем — мрачно и страшновато. А черные громады дубов и вовсе казались грозными великанами. Кати поежилась, а кучер тем временем остановил повозку и свесился с козел: