Кати почувствовала, как по спине побежали противные мурашки, а Бенедикт, нахмурившись, потянул ее мимо:
— Не смотри.
1 — Кофрадия (исп. cofradia — братство) — ритуальное общество, обслуживающее культ определенного святого и устраивающее праздники, театрализованные представления и др. в его честь. Здесь — что-то вроде церковных активистов, по доброй воле помогающих Храму.
Глава 2
Вернувшись в дом тетушки, усталая и возбужденная одновременно, Кати отправилась разбирать вещи. Всю обратную дорогу Бен был задумчив, если не сказать мрачен, а после заперся у себя в комнате. И Кати, как ни распирало ее любопытство, с вопросами пришлось повременить. Спросить, конечно, хотелось многое: и что это за Морган такой, и к чему таинственный медальон, и что случилось с братом в Хоррхоле в тот давний приезд. В конце концов, решив, что сон — лучшее избавление от гудящего роя мыслей, она бросила сражаться с кофром и прилегла отдохнуть.
Проснулась Кати когда солнце уже скрылось за крышами и цеплялось последним лучом за флюгер здания на той стороне улицы. Высокая с балдахином кровать стояла изножьем к окну, и Кати, не вполне еще распросонившись, отрешенно наблюдала за кучерявыми закатными облаками. Небо над крышами было непривычным: ветреным, холодным, и розовый свет его ничуть не походил на уютные золотистые закаты ее родины.
Почувствовав озноб, девушка поежилась и подумала, что хорошо было бы прикрыть окно. Погода поменялась, и прохладный прибрежный ветерок вовсю резвился в кружевных занавесках.
Шум крыльев и метнувшаяся белая тень заставили Кати резко сесть в постели. На подоконник опустилась крупная белая птица с черной "шапочкой" на головке и с кроваво-красным клювом; настороженно закрутила головой. Кати, впервые увидев так близко крачку, поежилась под цепким взглядом глаз-бусин. Впрочем, эти птицы, наверное, обычны для Хоррхола? Ведь название города в переводе с местного диалекта не что иное, как «Цитадель крачек».
Она осторожно откинула одеяло и, стараясь не спугнуть птицу, медленно поднялась. Крачка не улетела, а только переступила алыми лапками и произнесла трескучее "кирри". И оказалась не такой уж дикой — к правой лапке была привязана бумага, свернутая трубочкой и скрепленная восковой печатью. Кати с опаской протянула руку, но птица вела себя мирно и дала отвязать послание. А потом снова крикнула и взмыла с подоконника, тая белой точкой в вечернем небе.
Кати повертела загадочное письмо, гадая, кому же оно предназначено, и тут увидела вдавленную в печать фигуру поджарого зверя — совсем как на медальоне Ирены. С опаской положила свиток на стол. Наскоро оделась и, выскочив в коридор, забарабанила в соседнюю дверь.
Открыли ей не сразу, но Кати не сдавалась и, в конце концов, на пороге показался заспанный Бенедикт:
— Ты чего бузишь?
— Вот. По-моему, это тебе. Читай, давай.
Сонливость Бена как рукой сняло, и он уставился на свиток так, словно тот был живой и в любой момент мог укусить.
— Откуда это?
— Крачка принесла. — Кати возбужденно облизала губы. — Да читай уже! Страшно любопытно, чего там.
— Сестренка, — Бенедикт укоризненно покачал головой, — разве тебя не учили, что неприлично совать нос в чужие дела, а уж тем более письма?
— Птица же ко мне прилетела! Я вообще могла спокойно его прочитать — так нет, к тебе побежала!
— Катрина. — Бен нахмурился и остро напомнил сейчас матушку в минуты гнева. — Ты прекрасно поняла, кому адресовано письмо, так что прекрати спектакль и ступай к себе. Хотя, нет, узнай лучше у Ричарда, вернулась ли тетушка, и когда станут подавать ужин.
И решительно захлопнул дверь перед носом надувшейся сестры.
За ужином Бенедикт был рассеян, часто отвечал невпопад, чем, в конце концов, вызвал укоризненное покашливание со стороны Мадлены. Кати же, наоборот, вся извертелась, вполне уже позабыв обиду, но всё так же сгорая от любопытства. И, поняв, что никаких разговоров от брата не дождется, обрушила весь свой необузданный интерес на хозяйку.
— Тетушка, скажите, а что, у вас в городе крачек используют вместо почтовых голубей?
Мадлена поперхнулась чаем и недоуменно воззрилась на племянницу:
— Кто тебе сказал такую ересь, дорогуша?
Кати, испугавшись, что ее могут посчитать врушкой, собралась рассказать о письме, но тут брат ощутимо пнул ее в лодыжку. Мадлена меж тем возмущенно продолжала:
— Ты разве не знаешь, деточка, что крачка у нас — животное священное? И хотя уже давно не осталось на свете тех, кто может, как встарь, обернуться птицей, традиции мы чтим. Ни один приличный горожанин не пойдет на святотатство!
— Обернуться птицей? — Кати задумчиво нахмурилась, не донеся до рта ложечку со сливовым джемом. Помнится, дома о чем-то подобном упоминал брат Жак, наставник семейства Хартов, но Кати всегда полагала, что это было иносказательно. В их краю по-настоящему религиозных людей было мало, а древние обычаи соблюдались скорее по привычке, чем по уму и велению сердца. Ну и по имперским законам, разумеется.
Мадлена поджала губы.
— Запомни, дорогая. Никогда не расписывайся в невежестве, если не хочешь посадить пятно на собственную репутацию. Неужели тебя не обучали истории Империи? Глава о Миллендау там довольно подробная. Впрочем… — она промокнула губы салфеткой, — о чем я говорю? В вашей глуши и книжек, верно, не было?
— Были, — смущенно буркнула Кати, которую, откровенно говоря, история тоже мало интересовала. — Матушка сама нас учила. Только мы говорили о другом.
Тетушка коротко кивнула, спрятав в уголках губ презрительную усмешку:
— Что ж. В любом случае, мы исправим это недоразумение.
Кати положила ложечку на стол и уставилась в чашку. Тонкий, почти прозрачный фарфор был усеян мелкими лиловыми цветочками, но сейчас красота его не радовала. Почему-то показалось, что Мадлена грязными пальцами коснулась образа матери — такого, какой навсегда остался в памяти. От этого сделалось горько, и Кати, кашлянув, постаралась сменить тему разговора:
— А что говорят, из-за чего произошла облава?
— Какая еще облава? — Мадлена дернулась. — Что ты болтаешь, деточка?
— Ну как же? Мы приехали, потом вышли в таверну, а на обратном пути попали в заварушку. Один мужчина сказал, что бунт, а потом за нами воины погнались и…
— Катрина!
Хлесткий окрик Бенедикта оборвал поток ее красноречия:
— Не пугай тетушку. Уверен, это было недоразумение.
— Погнались? — Мадлена слегка побледнела и встревожено повернулась к племяннику.
— Не обращай внимания, просто у одной юной девы не в меру разыгралось воображение. — Бенедикт криво усмехнулся.
— Но… как же… — Кати растерянно захлопала ресницами, а тетя глубоко вздохнула и кончиками пальцев отодвинула от себя чашку.
— В последнее время в городе неспокойно. Ходят слухи, что Наследники снова поднимают головы. Я сама не видела, но говорят, были какие-то еретические листовки. Представляете, их находили даже в Храме, в блюде для пожертвований… Светлые Лебеди, спасите нас…
— А чьи они? Наследники? — Кати кинула быстрый взгляд на брата, но каменное лицо Бенедикта ничего не выражало.
— Наследники волка. Мерзкая секта. — Мадлена снова презрительно поджала губы. — Предатели света Пламени, гнилой нарыв на теле Хоррхола. Еретики. И хоть они кричат о равноправии, лично мне становится страшно. Боюсь представить, что могут сделать эти зверюги, дорвавшись до власти.
— Волки? — Кати хмыкнула и поспешно добавила, упреждая новый виток негодования тетушки: — Нет, я, конечно, про них слышала, но думала, что это просто легенды.
— Ну, хоть о чем-то ты слышала, — тетя фыркнула. — Интересно, в вашей провинции все люди столь беспечны? Здесь мы привыкли верить тому, что видели собственными глазами.
— Ты что, правда видела оборотня?
— Я не настолько глупа, чтобы шататься ночами по городу! Леди Марта рассказывала, что однажды в собственном дворе наткнулась на здоровую собаку, воющую на луну.
— Мало ли, — подал голос Бенедикт, — собака и собака.
— Она же выла! И, заметьте, покойников рядом не было! — Щеки Мадлены возмущенно запылали. — Впрочем, если вы мне не верите…
— Нет-нет, мы верим! — поспешно замотала головой Каи. А ну как тетя обидится и выставит их на улицу?
— В любом случае, этот разговор не для ужина. — Мадлена поморщилась. — От него определенно портится аппетит.
— Согласен, — кивнул Бенедикт, — давайте лучше о делах. Дорогая тетушка, я чувствую себя обязанным сразу оговорить всё, что касается нашего пребывания в этом доме. Мы с Катриной не собираемся тебе мешать. Как только я найду подходящее жилье…
— Бен, мальчик мой, — Мадлена протянула руку и похлопала племянника по запястью, — понимаю твое опасение быть навязчивым, но, поверь, вы меня ничуть не обремените. Я одинокая женщина, дом огромный, и мне будет веселее, если кто-то поселится рядом. Так что, съезжать можешь не торопиться.
Бенедикт медленно и неохотно кивнул и снова нахмурился, а тетя рассмеялась:
— Светлые Лебеди, а характером-то ты в отца! Такой же упрямый и щепетильный. Хорошо, поступай, как считаешь нужным, не буду настаивать. Но ты всегда можешь рассчитывать на помощь — у меня, знаешь ли, достаточно большой круг знакомств, и в него входят некоторые влиятельные персоны.
— В таком случае, — Бенедикт покусал обветренные губы, — может, наведешь справки, не нужен ли кому помощник в дело? Или управляющий?
— Я подумаю… в конце концов, в нашей кофрадии работа всегда найдется. Кстати, вам завтра же нужно будет выправить в ратуше охранные грамоты. Сами видели — в городе неспокойно. А еще вас нужно поскорее представить в Храме. Надеюсь, в Тумаллане наставник у вас был?
Кати снова вспомнила пожилого брата Жака и тайком поморщилась. Низкий лоб, маленькие глазки, круглый живот, оплывшие бледные щеки. И вечно заляпанная чем-то жирным белая симара[1], из рукавов которой торчали толстые волосатые пальцы, которыми наставник стискивал виски подопечных в ритуале единения. И хотя Кати то ли из-за природной живости, то ли просто везения переживала церемонию много легче подружек, еженедельные встречи с братом Жаком были ей неприятны.