Все эти полминуты Лоррейн молчала, погруженная в раздумья. Она пристально смотрела на малютку, укутанного в белое одеяло и уютно устроившегося в надежном кольце материнских рук. Сморщенное личико ребенка выглядывало из одеяла, будто голова черепахи из панциря. Казалось, ребенок чувствовал, что мать — совсем близко, и его пухлый маленький ротик так и норовил легонько коснуться ее одежды или пальца.
— Мальчик или девочка? — спросила Лоррейн. Ей было неловко за столь грубое, навязчивое вторжение в этот самый личный, сокровенный момент жизни. Судя по тому, как Адам нерешительно топтался у двери, он чувствовал то же самое.
— Еще одна маленькая девочка, — ответил мужчина, сидевший у кровати. Я Клайв, — нервно дрожа, добавил он. — Не знаю, праздновать мне или что… Только представьте: я получаю дюжину сообщений о том, что мой ребенок вот-вот появится на свет, а когда добираюсь домой, выясняется, что мою жену чуть не убили! Ничего не понимаю!
— Клайв… — успокаивающе произнесла женщина с ребенком на руках.
Лоррейн показалось, что счастье рождения ребенка опьянило пострадавшую. Или она еще не оправилась от шока после своей раны. Лоррейн все еще хорошо помнила то приятное, благостное облегчение, которое испытываешь после родов, но странным образом эти воспоминания редко посещали ее за все эти беспокойные годы воспитания детей. Ей вдруг стало совестно, будто случайно нашлись несколько фотоальбомов, которые она ни разу не потрудилась даже открыть.
Женщина между тем продолжала успокаивать мужа.
— Я не могу думать об этом прямо сейчас, Клайв, иначе я точно потеряю молоко. Давай просто сосредоточимся на… — Она замялась, глядя на ребенка, и с улыбкой спросила: — Как мы ее назовем?
— Чертовски везучая малышка, — ответил Клайв.
Лоррейн подумала то же самое.
Она ехала домой одна. Она была в крайней степени вымотана и эмоционально истощена. Адам отправился с производившими задержание подозреваемой полицейскими в участок и, когда Лоррейн остановила машину у дома, позвонил с новостями. Клаудия Морган-Браун только что призналась в нападениях на Салли-Энн Фрайт и Карлу Дэвис. Официальный допрос был назначен на завтра.
Какое-то время Лоррейн тихо сидела в машине. Мир вокруг нее по-прежнему вращался: поток автомобилей медленно двигался по шоссе, мать катила детскую коляску, а рядом бежал хихикающий малыш, мужчина на велосипеде остановился, чтобы перекинуться парой слов с приятелем, жужжала желтая уборочная машина. И вся эта размеренная, обычная картина заставляла Лоррейн чувствовать себя в безопасности, возможно, совсем близко к нормальной жизни.
Как только Лоррейн заглушила мотор, нагретый воздух в салоне быстро остыл. Она вышла из машины и двинулась вперед, от души ненавидя саму мысль о возвращении в пустой дом. За Стеллой заехала мама Кейт, а Грейс…
«О, Грейс…» — подумала Лоррейн, ощутив, как горестно сжалось сердце.
Раньше, когда она, уставшая, возвращалась домой после работы, ее встречал смех и веселые, добродушные шуточки дочерей. Лоррейн не хватало и нежного подтрунивания Адама, когда они доброжелательно препирались в вечерней суматохе спешного приготовления ужина, обсуждения того, что произошло за день, за бокалом вина, и, наконец, долгожданного отхода ко сну. Лоррейн уже скучала по суете их обычных семейных вечеров. Теперь ей остались лишь мрачные мысли о том, как она разочаровала Грейс, как была нерадивой матерью для двух своих девочек, как потеряла любовь всей своей жизни и, хуже всего, веру в Адама.
Неужели нельзя вернуть то, что было?..
Лоррейн перебросила пальто через перила лестницы, швырнула ключи на столик в прихожей и направилась на кухню.
И тут же замерла в дверном проеме. За столом сидела Грейс. Перед ней лежали школьные учебники.
Грейс медленно подняла взгляд. Ее глаза опухли от недосыпания, грусти и раскаяния.
— Привет, мама, — сказала она.
— Милая. — Лоррейн сделала шаг вперед. — Вот ты и дома.
Она тут же поняла, что не стоило делать подобное замечание. Это звучало слишком наигранно.
Грейс передернула плечами, задумчиво мусоля страницу учебника по химии.
— Ну да, — только и сумела произнести в ответ дочь.
Лоррейн бросила свою провисшую кожаную сумку на кухонный стол. Интересно, Мэтту все-таки удалось воззвать к здравому смыслу Грейс или она сама приняла решение вернуться?
— Но тебя, разумеется, это совершенно не волнует, — добавила Грейс, нарушая неловкое молчание. Она отпихнула от себя учебники и откинулась на спинку стула.
Лоррейн заметила, что дочь явно плакала. Нет, даже не плакала — это понятие предполагало приземленный, каждодневный тип печали, которую можно было выпустить в носовой платок. Грейс же по-настоящему рыдала, исторгая горе из самых глубин своей души. Опухшие красные глаза и потоки туши, устремлявшиеся к подбородку, могли поведать душераздирающую историю.
— Ну разумеется, я чертовски волновалась, глупая девчонка. — Лоррейн уселась рядом с дочерью. — Именно этим я и занимаюсь с того самого момента, как вы со Стеллой родились.
— Тогда почему вы с папой вечно ссоритесь? Почему не можете быть нормальными, как остальные родители?
Яростные возражения чуть было не сорвались с языка Лоррейн, но она сдержалась, переведя дыхание.
— Мы со Стеллой чувствуем… мы чувствуем себя такими ненужными и заброшенными… Вечерами ты только и говоришь, что о своей проклятой работе, вместо того чтобы поинтересоваться, как у нас дела. Ты хотя бы заметила, что Стелла снова проколола ухо?
Лоррейн лишь слабо покачала головой. Ей было слишком больно.
Грейс встала и подошла к раковине. Налила себе стакан воды и развернулась, оказавшись прямо напротив матери.
— Ты слишком погружена в свои дела, живешь в своем собственном мире. Все, что ты делаешь, это работаешь, пьешь и говоришь колкости папе. Что же он такого тебе сделал, мама? Боже, ты уже не можешь выдавить из себя ни одну долбаную улыбку! И даже когда здесь, дома, драма, ты умудряешься вести себя так, словно ничего не происходит. Только вдумайся: я ушла из родного дома, собиралась бросить школу, мама, хотела выйти замуж, а тебя это нисколечко не волнует! — Голос Грейс срывался от отчаяния.
У Лоррейн камень с души упал, когда она заметила, что дочь говорит о своих сумасбродных планах в прошедшем времени.
— Ты действительно думаешь, что меня все это не волнует? — Голос Лоррейн дрожал.
— Я этого не замечаю. Ты заехала к Мэтту, чтобы забрать меня домой, но в итоге преспокойно оставила меня там. Ты никогда по-настоящему не хотела меня вернуть. Ты была рада, что я уехала, и…
— Довольно! — прервала ее Лоррейн, резко вставая.
Глаза Грейс округлились.
— Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что говоришь. Ты и Стелла — вся моя жизнь. И я буквально положила бы эту жизнь ради вас. Но еще у меня есть работа, очень напряженная и ответственная. — Она сделала пару шагов к Грейс, которая будто приклеилась к раковине, и глубоко вздохнула. — И ты права, сейчас у нас с папой действительно возникли кое-какие проблемы.
Ну вот. Она это сказала. И что она теперь ответит, если Грейс поинтересуется, какие же проблемы их терзают?
— Но для меня нет ничего важнее вашего со Стеллой счастья. И мне очень жаль, если тебе кажется, что я к тебе невнимательна. — Лоррейн подошла еще ближе и ласково взяла руки Грейс в свои. — Ты знаешь, что чувствуешь, когда один из людей, которых ты любишь больше всего на свете, отказывается от тебя, отбрасывает одним быстрым ударом, и уходит из твоей жизни, даже не оглянувшись?
Какое-то время они молчали, а потом Грейс разразилась слезами.
— О, милая, любимая моя, иди сюда. — Лоррейн приняла дочь в объятия и крепко прижала ее к себе. Она позволила Грейс рыдать на ее плече столько, сколько потребовалось, нежно укачивая дочь до тех пор, пока ее печаль и отчаяние не иссякли.
— Я хорошо это знаю, мама, — ответила Грейс, шмыгнув носом и потянувшись за бумажным носовым платком. — Я точно знаю, что чувствуешь в такие минуты. И я поступила так с тобой и папой… Мне так жаль!
Ее слова то и дело прерывались иканием и сопением.
Лоррейн нахмурилась.
— Мэтт? — спросила она, притворяясь, будто ничего не знает.
Грейс кивнула и высморкалась.
— Он бросил меня сегодня.
— Мне очень жаль слышать это, — сказала Лоррейн.
Она действительно искренне сочувствовала Грейс, жалея, что ее отношения закончились, хотя понимала, что со временем они с Мэттом наверняка станут друзьями. Да и сам Мэтт надеялся именно на это — так он сказал, когда приходил к ним сегодня.
— Грейс на некоторое время забросила домашние задания, миссис Фишер… Детектив, — смущенно добавил парень. — Она списывала домашние работы у друзей и дурачила учителей, наверное, целую вечность. Но потом у нее начались проблемы. Наши отношения действительно отвлекали ее от учебы. Она сказала… ну, она сказала, что ненавидит школу и хочет ее бросить, что нет никакого смысла продолжать учебу, потому что она слишком сильно отстала по всем предметам. Я не понимал, что это наши отношения так на нее влияют. Я не хочу нести ответственность за то, что она рушит свою жизнь. Мне кажется, у нее еще есть время наверстать упущенное.
— Я и понятия не имела, что у нее такие проблемы, — отозвалась Лоррейн, потрясенная тем, что ничего не замечала. — Мне всегда казалось: в том, что касается учебы, она на высоте.
— Увы, нет, — покачал головой Мэтт. — А потом она сказала мне, что хочет выйти замуж, и… и, о боже… — Он закрыл лицо руками. — Мне следовало возразить, что для этого еще слишком рано, но я думал, что поступил правильно. Наверное, мне просто польстило это ее желание. Согласившись с Грейс, я думал, что так для нее будет лучше. Моя мама такая покладистая, она не возражает, если я приглашаю кого-то домой, к тому же мы не говорили ей о том, что собираемся пожениться, и о том, что Грейс хочет бросить школу.
— Продолжай, Мэтт, — подбодрила Лоррейн, ощущая нетерпение стоявшего рядом Адама.