47
Аэропорт Гавр-Октевиль,
пятница, 6 ноября 2015, 16:25
Малон шел по длинному коридору местного аэропорта, семенил, чтобы успеть за мамой. Она делала шаг, он — три.
Выход № 1
Выход № 2
Выход № 3
Малон держался за мамину руку и считал самолеты, стоящие на летном поле. Мимо них то и дело проходили бритоголовые мужчины в пятнистой военной форме, у одного была серьга в ухе, у другого — татуировки на руках и на шее. Мама каждый раз опускала голову, как будто тоже чувствовала страх. Боялась, что ее узнают.
Как только они оказывались на безопасном расстоянии, она наклонялась к Малону и шепотом повторяла одно и то же: «Поторопись, поторопись, поторопись…»
Между прочим, ему только что пришлось ждать у двери, где люди снимали часы, ремни и очки. Мама зазвенела, и ее вернули, она расстегнула колье, положила его на столик и снова прошла через рамку металлоискателя.
Выход № 4
Выход № 5
Потом он попробовал убежать — недалеко, в конец коридора, — но в тот момент, когда мама окликнула его, увидел большой плакат и понял, что поступил ужасно глупо.
Нужно быть послушным, взрослым и храбрым мальчиком.
Он должен делать все в точности так, как ему велели.
Выход № 6
Выход № 7
Он грустил из-за Гути. Ему не хватало мохнатого любимца. Трудно быть храбрым без друга. Мама крепко сжимала его пальцы.
— Поторопись, поторопись, поторопись…
Большой палец, указательный, средний на другой руке. По ту сторону стекла было три самолета: бело-голубой, оранжево-белый и белоснежный. Малон не знал, на каком они полетят в лес людоедов.
Выход № 8
«Наш вон тот, оранжево-белый», — сказала мама и показала на самолет пальцем.
Они встали в очередь. Мама не отпускала его руку, но не подгоняла, а, наоборот, удерживала на месте.
Малон застыл как соляной столбик, готовясь проявить всю свою храбрость. Он поступил так, как учил Гути и просила мама.
Прежняя мама. Не та, что вцепилась сейчас в его ладонь и не отпускала.
Люди начали подниматься по трапу. Пора!
Мальчик мысленно произнес слова, смысл которых понимал не слишком хорошо, хотя повторял их сотни раз тайком от всех, перед сном, чтобы помнить утром, проснувшись в своей постели.
Это молитва, твоя молитва. Ты не должен ее забывать.
Это совсем просто, ты сумеешь.
Прямо перед тем как войти в самолет, ты скажешь одну фразу. Ту самую.
Даже если это будет неправда. Важно, чтобы все тебе поверили.
Он потянул маму за рукав.
Даже если это будет неправда. Важно, чтобы все тебе поверили.
— Что такое, дорогой?
Четырьмя часами ранее
48
Малон сидел сзади. Детского кресла, как в машине Мамы-да, тут не было, и он мог видеть в окно только кусочек крыши и серую, похожую на летающую тарелку антенну на фоне трубы. Ремень безопасности перечеркивал его лицо наискосок, от левого глаза к подбородку, как будто кто-то надел на него пиратскую повязку не по размеру.
Он крепко прижимал к груди Гути. Сегодня у них был один ремень на двоих, не то что в машине Мамы-да, где Гути всегда доставался ремень среднего кресла. Маме-да это не нравилось, но Малон все равно пристегивал своего друга.
Он был напуган.
Мама-да тоже боялась. Она часто оборачивалась с переднего сиденья, подмигивала и говорила: «Ты должен быть храбрым, мой пират. Очень храбрым…»
А вот Зерда вел себя совершенно спокойно и ни разу не повысил голос. Он усадил их в свой «форд куга», как сделал бы любой отец семейства, спешащий вернуться на работу после обеденного перерыва.
Застегнул куртку до самого верха, наклонился к Аманде, сказал: «Займись малышом, его не должны увидеть. Я сейчас вернусь… — Выпрямился, собираясь уйти, снова нагнулся и пригрозил: — Не умничай, если дорожишь сыном!»
Потом в три шага преодолел гравийную аллею и даже не оглянулся.
Как только дверь дома закрылась, Аманда пересела за руль и тут же до крови закусила губу, чтобы не вскрикнуть и не напугать сына еще сильнее.
Ключа в зажигании не оказалось.
На мгновение ей захотелось отстегнуть Малона, схватить за руку и сбежать, затеряться в туевом лабиринте, открыть первую же калитку и выпустить собак. Или ворваться в дом Девот и забаррикадироваться там.
На мгновение…
Ее взгляд утонул в глазах Малона.
Я — ничто, важна только жизнь моего ребенка.
* * *Димитри поднял глаза и судорожным движением вытер губы. Его правая рука застыла в воздухе, на полпути между столом и ртом. Виски в стакане было на три четверти, пальцы дрожали, как у мальчишки, стащившего из вазочки горсть конфет, вместо того чтобы взять одну, как велели родители.
Алексис Зерда молча смотрел на него, словно раздумывал, как поступить.
— Что легавые делали у Тимо? — заплетающимся языком спросил Димитри. — Думаешь, они его сцапали? Или нашли труп?
Зерда расстегнул три пуговицы на куртке.
— Идея с телефонным звонком была идиотская, Димитри. Еще одна суперидиотская идея…
Мулен хохотнул и сделал большой глоток виски.
— Ты ведь согласился, разве нет? Может, ты лучше меня разбираешься в детской психологии? Румын дал тебе урок, прежде чем сгорел? — Он допил виски, пока Зерда расстегивал куртку. — Ты в полной заднице, Алексис. Ты — не я! Я никак не связан ни с Солером, ни с вашими делами. Я оказал тебе услугу. И все, конец…
Зерда подошел к единственному окну гостиной, выходящему на парковку. Аманда и Малон сидели в машине. Вокруг никого. Нужно действовать быстро.
— Ты чертов болван, Димитри. Ты и в Буа-д’Арси был главным придурком. В твоем идиотизме даже есть нечто трогательное. Наверное, это и помогло тебе обзавестись женой. И ребенком. Ты их не заслуживаешь, Димитри…
Зерда резким движением задернул шторы. В комнате стало темно, как будто солнце вдруг сорвалось с неба и сгинуло в преисподней.
Димитри поставил стакан на столик:
— Что будешь делать?
— Ты хоть понимаешь, что виноват в смерти ребенка?
— Он жив…
— Не для Аманды…
Димитри облизал липкие от спиртного пальцы, уставился на Зерду и глупо захихикал. Алкоголь действовал на него, как легкий наркоз, притупляя чувства. Алексис справедливо называет его придурком. На него вот-вот наставят пушку, а он реагирует как придурок, то есть никак. Димитри понятия не имел, что хочет услышать от него Алексис, и от ужаса совсем растерялся.
— Ну потеряла она одного сопляка, и что с того? Я нашел ей другого! И второй оказался лучше первого. Ты видел Аманду и не станешь спорить, что она предпочитает… этого.
Зерда небрежным жестом, как носовой платок, вытащил оружие. В темноте комнаты Димитри видел только его руку, заканчивающуюся узким длинным предметом. Ему показалось, что это сербский пистолет Zastava M57: пятнадцать лет назад Алексис купил эту игрушку у одного полусумасшедшего вояки, вернувшегося из Косово.
Зерда сделал шаг к Димитри и произнес свистящим шепотом:
— Мне будет жалко избавляться от Аманды. Очень жалко. Но не от тебя…
На сей раз Мулен не рассмеялся. Нельзя поворачиваться спиной к смерти. Да и вызов ей бросать тоже не след. Он встал, пытаясь удержать равновесие, вскинул голову и посмотрел в глаза другу детства:
— Не дури, Алекс. Ну убьешь ты меня, и что дальше? Я ничего не знаю — ни о вашей добыче, ни о мальчишке.
— Легавые скоро появятся. Через минуту-другую. Ты их слегка задержишь. Как тот психолог. Если еще не понял, я стал Мальчиком-с-пальчик и оставляю за собой след… из трупов. Агенты теряют время, убирая ба-а-льшие трупаки с дороги, и я успеваю смыться.
Димитри как загипнотизированный смотрел на дуло М57, освещенное случайным лучом солнца, протиснувшимся через шторы. Все выглядело ненатурально, как в театре, хотя… Тот чокнутый наемник утверждал, что пристрелил из этой пушки десятки боснийцев — мужчин, женщин, детей…
— Живой я тебе полезней, Алекс… — пробормотал Мулен. — Забирай парня и уезжай, я их уболтаю. Я это умею. У тебя будет несколько часов, рванешь куда захочешь…
— Знаю. Ты прав. По части болтовни ты спец. Тем больше удовольствия я получу.
Хлопок.
Пуля 10-го калибра попала Димитри точно между глаз. Он упал на ковер, опрокинув стол, стакан и бутылку Glen Moray.
Пару секунд убийца смотрел на тело, словно желая удостовериться, что покойник не встанет, потом вернулся к окну.
Раздернул занавески.
И вздрогнул от неожиданности.
Из-за стекла на него смотрела Аманда.
Он моргнул, бросил взгляд за спину женщины и вздохнул с облегчением: ребенок в машине, на заднем сиденье, и по-прежнему пристегнут!
Их разделяло грязное стекло, но Алексис видел страх на лице Аманды. Только страх — ни боли, ни печали, ни сочувствия к мертвому человеку, лежащему на ковре в луже виски.
Самое странное, что на губах новоиспеченной вдовы Зерда угадывал улыбку. Облегчение. Возможно, даже возбуждение. Позже, ведя машину, он пришел к выводу, что эта маленькая, но сильная женщина — и все еще красивая женщина, если накрасится и приоденется, — до смерти боится мужика с пистолетом и одновременно восхищается им.
Губы Аманды шевельнулись, стекло слегка запотело, и Алексис угадал произнесенное слово, одно-единственное.
Спасибо.
49
«Рено меган» выехал на авеню дю Буа-о-Кок.
«До Манеглиза — 17 километров, 18 минут», — объявил закрепленный под зеркалом навигатор. Агент Кабраль решил успеть за 9 минут, включил сирену и на полной скорости пересек трамвайные пути. Вдалеке, на фоне серебристо-серого неба, вырисовывались черепичные крыши деревни.