Встречу. Полагаю, что без психотерапии это редко кому удается.
Если нарушения явно выражены, то отношения в результате становятся разрушительными для обоих. Партнер нарцисса, годами отдавая мегатонны любви, заботы, принятия, взамен получает редкие вспышки благодарности, нежности и признания вперемешку с постоянным обесцениванием и недовольством. От постоянной шрапнели несправедливых оценок и комментариев партнер начинает терять силы, угасать, болеть, стареть, устав от родительской роли по обеспечению безусловной любви и принятия. Но партнер никогда не сможет заменить нарциссу «хорошего» родителя, сколько бы лет ни ушло на безусловную любовь.
Отчаявшись получить всеобъемлющую любовь (которая тем не менее не способна отогреть обледенелое сердце, ибо она не есть любовь материнская), нарцисс начинает искать хотя бы признания. Для этого ему не нужны близкие отношения, для этого нужны поклонники. Смена поклонников или поклонниц – это то, на чем, как правило, и останавливается нарцисс. В какой-то момент он готов поменять любовь на восхищение. Ему как бы становится «достаточно» поклонения. Его подлинное Я уже никого не интересует, до него никто не «докапывается», никто не «отогревает», просто восхищается и все. Важно лишь, чтобы поклонников всегда было достаточно, но если они начинают пропадать, то он готов быть с любым, кто восхищается, вне зависимости от того, чем за это ему приходится платить.
Все, о чем я пишу, в сущности лишь платоновское «воспоминание об идеях», поскольку все это уже описано тысячи лет назад в том самом мифе о Нарциссе в пересказе Овидия, на которого ссылается, например, Паскаль Киньяр:
«К шестнадцати годам Нарцисс стал так красив, что не только молодые девушки, не только юноши, но и нимфы вожделели к нему, особенно та, что звалась Эхо. Но он отвергал их всех. И девушкам, и юношам, и нимфам он предпочитал лесную охоту на оленей. Нимфа Эхо страдала от безответной любви. Любовь эта была столь сильна, что Эхо стала повторять все слова, что говорил ее возлюбленный. Пораженный Нарцисс оглядывался, не понимая, откуда исходит этот голос.
– Соеamus! (Соединимся!) – крикнул он однажды таинственному бестелесному голосу, который преследовал его. И таинственный голос ответил:
– Соеamus! (Сольемся в объятии!)
Очарованная произнесенным словом, нимфа Эхо внезапно выбежала из чащи. Она бросается к Нарциссу. Она обнимает его. Но он тотчас бежит прочь. Отвергнутая Эхо возвращается в чащу. Мучимая стыдом, она худеет и тает. Вскоре от влюбленной нимфы остаются лишь кости да голос. Кости превращаются в скалы. И тогда от нее остается лишь жалобный голос»[1].
Впоследствии Афродита – женщина, возмутившаяся тем, как много и часто ранит Нарцисс окружающих его прекрасных нимф, наказывает, в общем-то, и без того совершенно несчастного юношу, неспособного к глубоким и зрелым отношениям, заманивая его возможностью узреть собственное Я в отражении ручья.
«Нагнулся Нарцисс к ручью, опершись руками на камень, выступавший из воды, и отразился в ручье весь, во всей своей красе. Тут-то постигла его кара Афродиты. В изумлении смотрит он на свое отражение в воде, и сильная любовь овладевает им. Полными любви глазами он смотрит на свое изображение в воде, оно манит его, зовет, простирает к нему руки. Наклоняется Нарцисс к зеркалу вод, чтобы поцеловать свое отражение, но целует только студеную, прозрачную воду ручья. Все забыл Нарцисс: он не уходит от ручья; не отрываясь любуется самим собой. Он не ест, не пьет, не спит. Наконец, полный отчаяния, восклицает Нарцисс, простирая руки к своему отражению:
– О, кто страдал так жестоко! Нас разделяют не горы, не моря, а только полоска воды, и все же мы не можем быть с тобой вместе. Выйди же из ручья!»[2].
Так отчаявшийся Нарцисс осознает свою обреченность на вечное страдание вследствие отчужденности от собственного Я, на вечное желание с ним соединиться, вобрать, стать одним целым, стать собой. Вода как символ в юнгианской психологии означает психику, душу, и потому, глядя в воды ручья, юноша желает только одного: смотреть внутрь себя, в тщетной надежде себя обнаружить и присвоить.
Становится понятным, что взгляд на мифологического Нарцисса лишь как на самовлюбленного героя слишком упрощен и не отражает глубины нарушений и страданий легендарного юноши, впрочем, как и бытовой взгляд на современных нарциссов как на просто заносчивых и эгоистичных людей. Наша задача понять основу и глубину их страданий и обозначить пути помощи.
Трагедия нарцисса заключается в невозможности узнать и присвоить свое подлинное Я (или сильной затрудненности этого процесса). Отсоединенное от него самого, Я создает ощущение пустоты и отсутствия опоры, что рождает в нарциссе базовую неуверенность и тревогу. Он вынужден опираться на оценки внешнего мира, а они все время противоречивы и постоянно сменяют друг друга. Из этих оценок он стремится слепить свой образ, но он распадается из-за их непоследовательности и тотальной субъективности. Потому он никогда до конца не уверен в себе, не знает, что он может, что представляет собой и имеет ли «право жить с гордо поднятой головой».
Краткая радость нарцисса: победа, триумф, достижение, получение признания. В эти моменты он понимает, что он не просто имеет «право жить», а всесилен, умен, прекрасен, проницателен, что сотворил нечто, что теперь позволит ему до конца жизни ощущать себя не просто хорошим, а великим. Радость сильна, но недолга, от нескольких минут до нескольких недель. Затем – сокрушительный обвал и снова сосущая пустота внутри.
Основная боль: сильное, постоянное и глубокое страдание от несовершенства мира – от неточностей, изъянов, оплошности, воинствующей глупости, неэстетичности, вульгарности, пошлости, той простоты, что хуже воровства. Гнетущее ощущение бессилия от невозможности создать собственный «правильный и справедливый» мир. Ускользание окончательности, трудность в завершении чего-либо, невероятные усилия по начинанию чего-либо, страх перемен.
Часто испытываемые чувства
Стыд – как тотальное ощущение собственной плохости, ненужности, никчемности, неценности. «Внутренний критик» нарцисса постоянно на страже, от его критикующего взора не скроется ни одно движение души, ни одно дело, действие, поступок. За бездействие, кстати, также следует строгое осуждение от этого никогда не дремлющего внутреннего персонажа. «Обвинитель» внутри нарцисса давно завладел практически всем внутренним пространством и вершит свой строгий суд в нарушение всех юридических норм (в обход внутреннего судьи и адвоката). Когда-то таким обвинителем был кто-то из родителей нарцисса, теперь он отлично справляется и без посторонней помощи, теперь его внутренний критик – надежный и вечный генератор стыда.
Нарцисс привык вытеснять стыд на задворки своего сознания, ибо он непереносим, поскольку присутствует постоянно, это даже не фон, а постоянная фигура, сквозь которую он смотрит на мир. Встреча с психотерапевтом или консультирующим психологом – это неминуемая встреча с собственным стыдом, вот поэтому нарциссы часто долгие годы обходят наши кабинеты стороной, а если и оказываются в них, то волокут перед собой грандиозный щит из своего стыда и злости, защищающих их от ужаса «разоблачения».
Вина – тоже постоянно живущее в нарциссе чувство. Причем для него характерно все три вида вины. Вина реальная будет его преследовать после того, как его критикующие оценки достигнут ушей его близких и он столкнется с их не всегда принимающей эти оценки реакцией. Вина невротическая у него присутствует по жизни, поскольку он так и не стал полностью соответствовать ожиданиям своих родителей, да и своим собственным. Вина онтологическая также всегда будет в фоне, поскольку от невозможности соединиться со своим подлинным «Я» нарцисс, скорее всего, не сможет стать тем, кем он мог бы стать, а значит, никогда не сможет «довоплотиться». За всю свою жизнь он может так и не узнать, кто же он такой и кем ему следует быть по своей природе, чем заниматься. Что неудивительно, поскольку его родители видели в нем лишь функцию приложения своих родительских ожиданий, видений, потребностей.
Как известно, вина, постоянно носимая в себе, часто призывает к высвобождению, поэтому нарциссы, уставая от постоянного самообвинения, постоянно сваливаются в обвинение других людей. Они переносят обвинение вовне, принуждая своего внутреннего критика отвлечься от нападок на себя самого и заняться окружающим миром. К счастью и горю нарцисса окружающий мир чудовищно несовершенен и потому в нем всегда есть то, на что можно направить обвинения и критику.
Тревога – постоянный спутник нарциссов, что также неудивительно. Отсутствие опоры внутри, сравнение себя с другими, постоянная готовность к критике, невозможность окончательно присвоить себе свои достоинства, ресурсы, прежние достижения, опыт, делают нарцисса неуверенным и тревожным. Он всегда в ожидании провала, в предчувствии ситуации, с которой он якобы не сможет справиться. Два злобных карлика, по Дж. Холлису, – Страх и Бездействие – каждое утро ждут его у изголовья кровати и «пожирают его заживо». Страх встречи с непредсказуемым и неидеальным часто парализует нарцисса на месяцы и даже годы, заставляя его оставаться в том, в чем он есть: на плохой работе, в неудобной квартире, с «неподходящей» женой. Страх ошибиться часто делает выбор невозможным, а страх оказаться некомпетентным удерживает от развития и перемен.
То самое отсутствие дна, про которое мы говорили с самого начала, приводит к тому, что ничего не может быть присвоенным. Если бы в корзинке было дно, то, складывая туда яблоки, ее вскоре можно было бы наполнить. И полная яблок корзинка стала бы очевидностью, против которой трудно было бы возражать. Но поскольку родители нарцисса давали ему понять, что прежние заслуги всегда не в счет, а за каждый промах нужно расплачиваться стыдом и раскаянием, то у взрослого нарцисса внутри создана странная конструкция: все, что касается достижений и заслуг, у него легко и достаточно быстро проваливается в дыру, а любые промахи, неудачи, ошибки прочно застревают внутри, как бы облепляя собою стенки душевного колодца, долго помнятся, мучают, заставляют стыдиться и виноватиться. Невозможность опираться на свои ресурсы и достижения приводит к тому, что нарцисс почти все время находится в тревожном поиске внешнего носителя незыблемых достижений: кумиров, идолов, самых крупных и признанных специалистов, учителей, вождей, гуру и т. д. Для некоторых из них самому стать великим гуру – один из способов гиперкомпенсации по преодолению страха разоблачения собственной «ничтожности».