Уолтер улыбнулся:
—Нет, не часто, но с меня достаточно и того, что было. Наверное, все дело в твоем юношеском энтузиазме. Ничего, с годами это пройдет.
Ларри кивнул, думая: «Обязательно пройдет, а к тому времени я и краснеть разучусь к месту и не к месту».
—Думаю, вы правы, сэр. Спокойной ночи. Увидимся завтра утром.
Глава 14
—Как ты могла?!— бушевал Грег.— Ты что, с ума сошла?
Он швырнул утреннюю газету Дженни в лицо.
Девочка сидела на стуле возле обеденного стола, прижав руки к груди, выставив свой остренький подбородок, и вся дрожала.
Карен стояла в дверях, глядя в цветущий сад и глотая слезы. Внутри у нее все сжалось в маленький жесткий узел.
—Я же говорю вам, я не знала, что она журналистка,— всхлипнула Дженни.
—Это мы уже слышали,— процедил Грег и с размаху шлепнул газетой по столу.
Все утро он орал на дочь, размахивая этой чертовой газетой. В конце концов вся семья оказалась в столовой. Пустой обеденный стол, на котором не было ни посуды, ни еды, ни свечей, выглядел унылым и бесприютным, что как нельзя лучше соответствовало общему настроению.
—Но это правда,— плакала Дженни.— Я и в самом деле не знала.
—Ну, спасибо. Значит, если бы это была не журналистка, а просто совершенно посторонний человек, то ей можно было бы говорить о матери всякие гадости?— поинтересовался Грег.
—Мне пора ехать,— чужим голосом сказала Карен.— У меня урок. Ты отвезешь Дженни в школу? Она опоздала на автобус.
Дженни посмотрела на мать.
—Мама, прости меня. Я говорила не так, как она написала.
—Ты хочешь сказать, что она все придумала?— холодно спросила Карен.
Дженни повесила голову.
—Нет, не совсем,— прошептала она.
—Что ж, тогда ты можешь быть собой довольна. Всякий, кто прочитал газету, будет думать, что Линду Эмери убила я. Или, по крайней мере, что меня в этом подозревает собственная дочь.
По лицу Дженни ручьем хлынули слезы, и Карен на миг пожалела о своей резкости, но тут у нее перед глазами вновь встал газетный заголовок, и Карен содрогнулась от жгучего стыда и отвращения. Она резко отвернулась, взяла сумку с балетными принадлежностями и вышла из дома. Села в машину, хлопнула дверцей. Назад она ни разу не оглянулась.
Всю дорогу до танцевальной школы у Карен было такое ощущение, словно ее вот-вот стошнит. Один раз она даже притормозила у обочины, но волна дурноты прошла, и Карен поехала дальше. Она то и дело поглядывала в зеркало заднего вида, боясь, что за ней помчится полицейский автомобиль с включенной сиреной.
Не будь дурой, сказала она себе. Ты никого не убивала, у них нет против тебя ни малейших улик, лишь жестокие слова твоей собственной дочери.
—Лучше бы уж она уехала с Линдой Эмери,— вслух сказала Карен.— Зачем мне нужна такая дочь?
Перестань, вновь приказала она себе. Ты просто обижена. Обижена и больше ничего. Ну как могла Дженни, ее Дженни, говорить такие вещи? Это просто уму непостижимо. Неужели Дженни не чувствует по отношению к ней никакой любви, никаких моральных обязательств? Неужели девочка совершенно ей не доверяет?
Успокойся, расслабься, сказала себе Карен, въезжая на автомобильную стоянку за школой. Сконцентрируйся на работе, на предстоящей разминке, на своих ученицах. Физические упражнения всегда действовали на ее психику благотворно. Вынужденное бездействие было одной из причин того, что Карен так медленно оправлялась после выкидыша.
Она уже подходила к учительской раздевалке, когда из класса выглянула Тамара Бекер, владелица школы. Родители Тамары были балетными танцовщиками в Восточной Европе, а сама Тамара переехала в Америку после того, как вышла замуж за американца. Ее светлые волосы были стянуты в тугой узел на затылке, и это подчеркивало резкие черты славянского лица. Плотно сбитое мускулистое тело Тамары было затянуто в черное балетное трико. От владелицы школы исходила аура концентрированной энергии. Рядом с этой невысокой женщиной долговязая Карен чувствовала себя каким-то жирафом или нескладным аистом.
—Доброе утро, Карен,— сказала Тамара со своим неистребимым акцентом.
Карен улыбнулась:
—Доброе утро.
—Загляни ко мне на минутку,— доверительно шепнула Тамара.— Нужно поговорить.
Карен моментально учуяла опасность — слишком уж непривычные нотки звучали в голосе директрисы.
—У меня урок через десять минут,— сказала Карен, взглянув на часы.— А мне еще нужно как следует размяться, я в неважной форме.
Тамара, казалось, ее не слышала. Она жестом поманила Карен за собой, и той ничего не оставалось делать, как последовать в танцкласс. Здесь было пусто — лишь зеркала во всю стену и балетный станок. С другой стороны — высокие окна, сквозь которые в класс лился холодный, яркий свет.
—Знаешь, Карен,— сразу взяла быка за рога Тамара,— думаю, будет неплохо, если ты на время возьмешь отпуск.
—Но почему? Мне сейчас не нужен отпуск. Я только что вышла на работу, я хочу работать.
—Просто я подумала, что ты слишком торопишься после такой тяжелой душевной травмы.
—Я знаю свое дело лучше, чем кто-либо другой,— возразила Карен.— Я вполне могу работать.
—И тем не менее,— твердо повторила Тамара, избегая смотреть Карен в глаза. При этом она нервно переминалась с ноги на ногу, то вставала на пуанты, то опускалась.
Лицо Карен вспыхнуло.
—Это все из-за статьи в газете, да? Послушай, Тамара, мы давно знаем друг друга. Неужели ты отнеслась к этому всерьез?
—Нет,— без колебаний ответила Тамара.— Я — нет.
—Ну и хорошо. Ведь это полнейшая чушь. Эта журналистка спровоцировала мою дочь, вытянула из нее бог знает что…
Тамара отвернулась и стала смотреть в зеркало. Карен не сводила с нее глаз. Задумчиво проведя ладонью по горлу, Тамара подняла подбородок и обернулась. Выражение лица у нее было суровое и непреклонное.
—Но вот родители детей… Сегодня утром было уже несколько телефонных звонков.
Карен сузила глаза:
—Что ты хочешь этим сказать?
—Люди жалуются. Они считают, что это ты убила ту женщину, и не хотят, чтобы ты работала с их детьми.
—И ты не сказала им, что все это чушь?
Тамара беспомощно развела руками:
—Люди привыкли верить тому, что печатают газеты. А я не могу себе позволить лишиться учениц. Ты сама должна это понять. Я же не говорю, что ты уволена. Я говорю только: возьми на время отпуск.
—Что ж, если надо, я могу и уволиться!— крикнула Карен.— Если я буду прятаться, это будет выглядеть так, словно у меня совесть нечиста. Неужели ты этого не понимаешь?
Тамара сложила руки на груди и вытянула ногу в струну.
—Не заставляй меня настаивать.
—Но, Тамара, я думала, что мы подруги. Я думала, что я могу на тебя положиться.
—Да, в личном плане мы подруги. Но бизнес есть бизнес.
—Понятно,— с горечью кивнула Карен.
—Мне очень жаль, Карен. Честно. Когда весь этот бред рассеется…
—Ничего, я все поняла,— бросила Карен и, развернувшись, вышла из класса.
На скамейке сидела одна из ее учениц, пятилетняя Мерилин в пятнистом трико.
—Здравствуйте, миссис Ньюхолл,— радостно пискнула она.— Я уже готова.
Карен почувствовала, как гнев отступает, вытесненный жалостью к себе.
—Я сегодня не буду вести класс,— тихо сказала она дрогнувшим голосом и, прежде чем девочка начала задавать вопросы, перекинула сумку через плечо и быстро направилась к выходу.
Добравшись до своей машины, Карен хотела только одного — уткнуться лицом в руль и разрыдаться. Но она боялась, что Тамара может увидеть это из окна, а доставлять директрисе такое удовольствие не следовало. Поэтому Карен взяла себя в руки и дрожащими пальцами повернула ключ зажигания.
Дженни стояла возле открытой дверцы шкафчика в раздевалке и запихивала на полку книги. Рядом ждала Пегги, разглядывая толпу школьников, целую реку кожаных курток, джинсов и спортивных костюмов, медленно протекавшую мимо них.
—Я не могу в это поверить,— повторила Пегги.— Неужели та женщина действительно журналистка?
Дженни кивнула.
—Откуда же она узнала, где тебя найти?
—Понятия не имею. Она сказала, что от мамы, но это неправда. Наверно, просто следила за мной.
—Вот незадача,— вздохнула Пегги.
Дженни тоже вздохнула:
—Ты-то здесь ни при чем. А вот мать на меня здорово разозлилась.
Пегги кивнула. Ее отец за завтраком читал статью мачехе вслух, и оба устроили Пегги настоящий допрос по поводу семьи Ньюхолл.
—А ты рассказала маме, как все было?— спросила Пегги.— Ну, что эта женщина изображала из себя подругу твоей родной мамы и все такое?
—Рассказала, но это ничего не изменило.
—Привет, Ньюхолл!— раздался громкий голос.
Девочки обернулись и увидели, что у них за спиной стоит жилистый прыщавый подросток с сальными каштановыми волосами и недобро ухмыляется. За ним в выжидательной позе маячили еще двое мальчишек. Заводилу звали Марк Поттер, и он считался в школе первым хулиганом.
—Чего тебе надо?— воинственно спросила Дженни.
—А правда, что твоя старуха — убийца?— насмешливо поинтересовался Поттер.
—Заткнись ты,— презрительно протянула Дженни.
—Ведь ты сама об этом рассказала всему свету,— не унимался Поттер.— Читала газету?
—Я этого не говорила! Убийство совершил какой-нибудь маньяк.
—Маньяк?— передразнил ее мальчишка.— Похоже, это твоя мамаша — маньячка.
Дженни почувствовала, что на глазах у нее выступают слезы, и запаниковала. Она сама во всем виновата — как можно было говорить такие ужасные вещи о маме? Вот бы провалиться сейчас сквозь землю и никогда больше не возвращаться.
Вокруг начала собираться кучка любопытствующих. Дженни поняла, что оказалась в ловушке. Наверно, все они ждут только одного — чтобы она разрыдалась у них на глазах. Девочка с самого утра заметила, что на нее пялятся со всех сторон. Похоже, все только и ждали этого момента.
—Моя мама никому ничего плохого не сделала,