—Это правда,— прошептала Карен.
Она вновь увидела перед собой искаженное мукой лицо Грега, когда он признавался в супружеской измене, в своем отцовстве. Острая боль вновь пронзила ее сердце.
—Но знаешь,— продолжила Дженни,— она ошибалась. Во всяком случае, в том, что касается меня. Сначала я не знала, как ко всему этому отнестись. Я разозлилась, обиделась. Зато теперь, когда я думаю, что папа — мой родной отец, у меня на душе делается хорошо. Я знаю, что он во что бы то ни стало хотел меня оставить у себя. Значит, он по-настоящему меня любит.
Несмотря на горечь, Карен была рада, что Дженни так к этому относится. Пусть будет хоть один положительный итог всего этого кошмара. Однако нельзя было делать из Грега героя, и поэтому она напомнила дочери:
—Он все время врал.
—Я знаю,— упрямо возразила Дженни,— но лишь из-за того, что иначе ему не удалось бы меня оставить.
«А как же я?— хотелось закричать Карен.— Меня-то он предал!» Но говорить этого дочери она не стала. Если бы Грег не совершил этого предательства, в ее жизни не появилась бы Дженни, ее доченька, смысл ее жизни.
—Для меня все это не так просто,— вслух сказала Карен.
—Я знаю.
—В жизни должен быть человек, которому ты доверяешь полностью…
Голос Карен дрогнул, она вспомнила лицо Грега в пустом классе, освещенном луной, вновь услышала его молящий голос.
—А я ему доверяю полностью,— сказала Дженни.
Карен стиснула ее руку и заставила себя думать о самых неотложных вещах. Главный вопрос звучал так: верит ли она, что Грег мог убить Линду Эмери?
—Куда ты смотришь, мама?
Карен встала, подошла к столику, остановилась перед зеркалом, к которому была прикреплена фотография Линды с кошкой. Лицо, так похожее на лицо Дженни, смотрело на нее с грустной улыбкой.
—Да вот, смотрю на снимок.
Дженни заерзала и с вызовом сказала:
—По-моему, отличная фотография.
У Карен пересохло во рту.
—Да, хорошая. Знаешь что, давай-ка я отнесу ее в фотоателье и попрошу, чтобы для нее сделали рамку.
Лицо Дженни просияло от удовольствия и облегчения.
—Это было бы просто здорово!
Карен сняла фотографию с зеркала, думая: ложь, снова ложь. Но нельзя было рассказывать Дженни о встрече с Грегом и о его просьбе. Все-таки она еще совсем ребенок, может кому-нибудь проболтаться. Все так и происходит, думала Карен: от одной лжи к другой. Она держала фотографию в руке и с удивлением чувствовала, как много весит этот почти невесомый кусочек фотобумаги.
Глава 26
—Ну зачем тебе уезжать?— захныкала Валери.
—Слушай, я же оставляю тебе машину?— ответил Эдди, запихивая в сумку носки и нижнее белье.
—Не нужна мне машина! К тому же она еле ездит.
—Так почини ее.
—На какие шиши?
Эдди молча метался по темной комнате. Он потребовал, чтобы Валери задвинула шторы, и мрачная меблированная комната стала еще мрачнее.
—Нельзя просто взять и сбежать из-под следствия!— кричала Валери.— Мама потеряет свой залог.
Эдди заглянул в выдвижной ящик.
—Где моя рубашка оливкового цвета?
—Ты имеешь в виду коричневую? Понятия не имею. Наверно, в грязном.
—Черт бы тебя побрал!
—Я тебе не служанка!— вспыхнула Валери.— Сколько раз в неделю, по-твоему, я могу таскаться в прачечную, да еще дети постоянно путаются под ногами.
—Ладно, неважно,— буркнул Эдди, запихивая в сумку несколько рубашек.
—Завтра постираю,— пообещала Валери.
—Завтра она мне уже не понадобится.
—Эдди, перестань. Ты же должен давать показания, ты должен рассказать на суде, как этот Ньюхолл избивал несчастную женщину.
Эдди молча застегнул ремешок часов.
—Ты ведь видел его, верно?
—Может, я просто сказал то, что они хотели услышать.
—Перестань, Эдди. Ты не стал бы врать в таком важном деле. Во всех газетах написано, что ты видел убийцу.
—Можно подумать, я этого не знаю. Эта сучка Ходжес крепко меня подставила.
—Что-то я тебя не пойму,— всхлипнула Валери.
—Мама,— пролепетал двухлетний малыш, приковыляв из соседней комнаты.
Валери рассеянно подхватила его на руки и погладила по спине.
—Скажи, по крайней мере, куда ты собрался. Или возьми нас с собой.
—Это невозможно.
—Нет, возможно! Мы соберемся в две минуты. Машину брать не будем. Поедем всей семьей, а?
—Нет!— рявкнул Эдди.— Я уезжаю один.
Валери сделала вид, что не слышит его.
—Мне до смерти надоела эта дыра. А то давай возьмем машину и будем ехать, ехать, пока не приедем туда, где нам понравится.
Эдди хотел возразить что-то, но передумал.
—Ладно, договорились. Ты собери вещи, а я пойду проверю машину.
—Нет, правда?— обрадовалась Валери.— А можно, я маме позвоню?
—Ни в коем случае.
—Хорошо-хорошо. Все образуется, вот увидишь.
—Обязательно,— кивнул Эдди.— Поедем все вместе.
Честно говоря, ее радостная реакция изрядно его удивила. Не всякая женщина бросила бы с готовностью насиженное место, чтобы ехать неведомо куда. Наверно, все дело в том, что Валери склонна к авантюризму. В свое время это ее качество и понравилось Эдди. Правда, квартира все равно принадлежала не им, а все имущество семьи запросто поместилось бы в паре пластиковых пакетов.
—Ты у меня умница,— сказал Эдди, заглядывая в крошечную детскую.
Жена поспешно набивала тряпье в старый, видавший виды чемодан. Мужа она одарила ослепительной улыбкой, и он не выдержал — отвел глаза. Малыш гудел, изображая самолет, и путался у матери под ногами, мешая ей упаковывать его игрушки.
Эдди подхватил свою сумку и спустился по узкой лестнице на первый этаж. На полу, где было разостлано одеяло, лежал младенец, суча ручонками и ножонками.
—Счастливо тебе, пискун,— прошептал Эдди и нырнул за дверь.
Он огляделся по сторонам и быстро юркнул в переулок, начинавшийся сразу за углом. Так оно и лучше, думал он. Валери не сразу сообразит — а пока начнет его разыскивать, будет уже поздно. Путешествовать всем табором слишком опасно. Эдди думал об этом весь день и понял — другого выхода нет. Нужно уносить ноги, и чем быстрее, тем лучше. Подробного плана действий он не составил. Денег почти не было, но это не проблема. Сразу за домом проходила железная дорога, и это натолкнуло его на отличную мысль: можно залезть в пустой товарный вагон. Когда-то в прежние времена подобным манером путешествовали бродяги. Тогда их было еще не очень много. Когда же бродяги расплодились, их стали называть «бездомными». По мнению Эдди, слово «бродяга» звучало куда лучше. Но, как ни назови, сам он отныне становился членом этого бесприютного племени. А все из-за чего? Понадобилось же ему подглядывать за этой чертовой Линдой Эмери!
Оказавшись за домом, Эдди перебросил сумку через деревянную изгородь, перелез сам и спрыгнул на пологий склон, под которым проходила железная дорога. Лучше всего, наверное, запрыгнуть на товарняк, когда он замедлит ход перед станцией. Это только в кино бравые парни на ходу вскакивают на подножку. Эдди рисковать не собирался — еще шею свернешь. Нет, он спокойненько пройдет вдоль путей до станции (это примерно с милю), а перед самым семафором, где поезда сбавляют ход, залезет на подножку, и дело в шляпе. Главное — не попасться на глаза обходчику.
Издалека донесся гудок электровоза, и Эдди ускорил шаг. «Нет, на этот мне не успеть»,— подумал он. До станции еще далеко. И все же гудок словно подтолкнул его. Нужно поторапливаться. Вдруг все-таки успеешь? Эдди оглянулся назад и увидел далеко-далеко, на горизонте маленькое пятнышко света. Может, это вообще не товарняк, а пассажирский, подумал он. Конечно, в пассажирском удобнее, но там придется все время прятаться от кондукторов.
Он зашагал еще быстрее. В поездах он разбирался плохо, понятия не имел, на каком расстоянии от семафора машинист начинает притормаживать. Под ногой хрустнул целлофановый пакет из-под картофельных хлопьев, а штанина зацепилась за кусок проволоки.
Снова раздался гудок, и Эдди оглянулся назад. Пятно света стало гораздо крупнее. «Ничего,— сказал себе он,— пропущу этот — поспею на следующий». Поезда ходили так часто, что их квартирка постоянно ходуном ходила, то и дело приходилось орать друг другу — конечно, если хочешь, чтобы тебя услышали. Эдди вскинул сумку на плечо и отправился дальше.
Внезапно сзади донесся хруст целлофанового пакета. У Эдди происходило что-то странное со слухом: грохот электровоза, мчавшегося по железной дороге, казался ему едва слышным, а шелест какого-то несчастного целлофана чуть не оглушил его. Сзади кто-то шел. Эдди даже не стал оборачиваться — он и так догадался, кто это.
—Я пойду прогуляюсь,— крикнула Карен.
—Ладно,— отозвалась Дженни сверху.
С сильно бьющимся сердцем Карен сунула фотографию Линды в конверт, а конверт спрятала под свитер. Потом вышла на улицу, села в машину.
Почти сразу же зажглись фары полицейского автомобиля. Карен медленно ехала в сгущающихся сумерках, ее мокрые от пота ладони крепко сжимали руль. У выезда к пляжу она свернула, остановилась на стоянке.
С берега возвращался мужчина с собакой — пес носился взад и вперед, пыхтел, обнюхивал все подряд. Карен машинально улыбнулась встречному, мысленно приказав себе: веди себя естественнее. Ты просто вышла прогуляться на закате вдоль моря. В этом нет ничего странного, никто не обратит на тебя внимания.
Ее спортивные туфли утопали в мягком песке. Карен подошла к самой кромке прибоя, где песок был мокрым и плотным — там идти стало легче. Ей навстречу изредка попадались другие люди, выбравшиеся к морю полюбоваться заходящим солнцем. На камнях за дюнами сидела стайка подростков, отчаянно дымя сигаретами. Потом Карен встретила пожилую пару, мирно гулявшую рука об руку. Карен ссутулилась, засунула руки поглубже в карманы. Острые углы конверта больно упирались в живот.
Карен вспомнила, как девчонкой бегала сюда на свидание с Грегом. Кажется, это было не двадцать лет назад, а совсем недавно, на прошлой неделе. Всякий раз она долго наводила красоту, выбирала, что надеть. Что-нибудь джинсовое, а сверху что-нибудь с кружевами, и тогда он увидит ее и ахнет.