Пока воды Венеции тихие — страница 13 из 42

– Ничего себе счастье!

– Тебе, можно сказать, повезло.

– Зачем ты все это затеял?

– Вот зачем! – Скарпа бросил на кровать папку. – Здесь вся собранная информация о погибших в последние годы туристах. Я тебе звоню, а ты не отвечаешь. Я высылаю тебе распечатку материалов, но они тебя не интересуют. Что я должен был делать? Тогда мне пришел в голову план, как заманить тебя в Венецию хотя бы на несколько дней. Если он прогуляется по родным улицам, сказал я себе, ему обязательно захочется мне помочь.

– Значит, ненормального, который стреляет из арбалета в кошек, в природе не существует.

– Конечно, нет! В Венеции и котов-то в наши дни почти не осталось.

– То есть ты подумал, что я, увидев убегающего парня с арбалетом, скажу тебе: «Скарпа, я не вернусь на родину просекко, пока мы не схватим этого сумасшедшего!» Так, что ли?

– Примерно так.

– Скарпа, если я сейчас отволоку тебя на Торчелло[29], прикую к тому, что все считают троном Атиллы[30], чтобы ты не смог освободиться, и оставлю тебя там высыхать, как треску на солнце, под вспышками фотоаппаратов туристов, ты будешь считать меня садистом?

– Я понимаю твою точку зрения, однако…

– Однако что?

– Стуки! Без тебя я не смогу избавиться от этого наваждения! Ты не понимаешь? Сейчас еще этот норвежец. Интерпол рвет нас на части, Норвегия грозит направить в лагуну сто кораблей викингов и оккупировать Кьоджу.

Стуки молча смотрел на мужчину гигантского телосложения, который в душе оказался беспомощным, как ребенок.

– Почитай хотя бы материалы. Тебе все равно здесь делать нечего, а так хоть занятие будет.

– Скарпа, я серьезно подумываю о том, чтобы подать на тебя рапорт.

– Хорошо, хорошо, главное – почитай.

Стуки пододвинул к себе объемную папку, и Скарпа поспешил открыть ее, передавая ему один листок за другим.

– Что это?

– Письма в редакцию «Газеттино»[31] начиная с июля восемьдесят девятого года. Опубликовано было только одно из них, самое первое.

– Цензура?

– Не в этом дело. Они совсем не обязаны публиковать все, что приходит в редакцию, ты это хорошо знаешь. Тот, кто их посылал, воодушевленный первой публикацией, продолжал регулярно писать им, и его не останавливало, что больше ничего не напечатали.

– А как эти письма оказались у тебя?

– Их сохранил один журналист, естественно, со многими другими письмами, более или менее странными. Своего рода коллекция. Скажем, это было его хобби.

– Это он рассказал тебе об этой корреспонденции?

– Не совсем. Я заметил расклеенные по городу манифесты, в которых высмеивались туристы. Я их сфотографировал и задумался: кто за всем этим стоит? Мне пришло в голову, что тот, кто их написал, вполне мог выразить эти свои идеи и другим, более кардинальным способом. Пару лет назад я зашел в издательство газеты и там познакомился с господином Зорзи.

– Который передал тебе письма.

– Да, с ним. Писем было несколько десятков. Я выбрал те из них, которые, на мой взгляд, могут быть связаны с мертвыми иностранцами. Они написаны одним человеком. Обрати внимание, как он подписывается под каждым текстом. Даже у господина Зорзи возникли кое-какие подозрения в связи с погибшими туристами.

– Что же, по-твоему, из себя представляет этот защитник Венеции от варваров-туристов?

– Я перебрал многих подозреваемых, принимая во внимание их уровень культуры, знание языка и умение выражать свои мысли.

– И у тебя в голове уже есть несколько имен, так?

– Думаю, я довольно близок к разгадке.

– Кстати, Скарпа, как мы назовем этого преступника?

– В смысле?

– Ты забыл, что мы с тобой всегда давали прозвища подозреваемым?

– Кэри Грант, Даниэле Манин[32], близнецы Ромул и Рем[33] – я прекрасно помню! Но главным выдумщиком среди нас был ты, поэтому я предоставляю тебе эту честь – выбрать ему подходящее прозвище.

– Буффало Билл![34]

– Почему именно он?

– Возможно, это из-за лекарств, но мне вдруг вспомнилась фотография Буффало Билла в гондоле. Ты знал, что он посетил Венецию весной одна тысяча девятьсот шестого года?

– Что он здесь делал?

– Буффало Билл с сотней индейцев приехал из Америки в Италию в рамках своего европейского турне. Цена билета, чтобы посмотреть на символ и легенду Дикого Запада, доходила до восьми лир.

– Немалая в те времена сумма.

– Еще бы! Однако стоит заметить, что на наших с тобой предков Буффало Билл совсем не произвел впечатления. «Ну и рожи!» – говорили они об индейцах, а самого Коди прозвали «Бруффоло[35] Билл».

– Венецианцы!

– Представь, он приехал в Венецию после своего выступления в Падуе. В гондоле Буффало Билл с кольтом, его любовница и несколько индейцев. Площадь Святого Марка, канал Гранде, все как положено. Только вот закончилось это не очень хорошо[36]. Скарпа, я заметил, что часто все именно так и заканчивается среди каналов Венеции.

– Возможно. Но я все-равно не понимаю, какое это имеет отношение к мертвым туристам?

– Если предположить, что на этот раз ты говоришь мне правду, все это может быть делом рук такого крутого парня, как Буффало Билл.

– Крутого парня, говоришь? Только один он не мог…

– Ты это о чем?

Скарпа резко замолчал, а затем, улыбаясь, произнес:

– Поправляйся и выходи из больницы, Стуки, мне нужна твоя помощь.

– Я не уверен, что чем-то смогу тебе помочь.

– Сможешь! Сам я не справлюсь.

Кто знает, сказал ли инспектор Скарпа эту фразу случайно или все эти годы бережно хранил ее в памяти.

«Сам я не справлюсь!» – этот крик вырвалася у Стуки, когда он и Скарпа прибыли на место той страшной аварии. Они только-только начали знакомиться с территорией, патрулируя город на материковой части и в окрестностях порта Маргера[37]. Два чрезвычайно тяжелых года, ничего общего с пешим патрулированием Венеции, во время которого они прогуливались по городу как два сизых голубя.

Агенту Стуки только предстояло открыть дверь автомобиля, но ему уже стало понятно, что ребенку, который вылетел вперед с заднего сиденья, уже ничем нельзя помочь.

– Сам я не справлюсь! – закричал Стуки в тот единственный раз, когда его не держали ноги и когда он пожалел о своем выборе, проклиная полицейскую форму и свой профессиональный долг.

Скарпа, который в тот момент помогал раненым из другой машины, приказал ему действовать, сжав кулаки. Но у Скарпы было на пару лет больше опыта. Немного терпения, и ты еще и не такое увидишь, особенно на дорогах. И твой желудок преобретет клеенчатую выстилку, дай только срок.

Стуки всеми фибрами души ненавидел автокатастрофы: покореженные машины и изувеченные тела по вине кретинов, которые бросают вызов не только правилам дорожного движения, но и закону гравитации, трению и сцеплению с дорогой, а также всем другим законам физики.

В тот раз Скарпа пошел ему навстречу, ласково ущипнул за нос, словно говоря: спокойно, я рядом. Он сам открыл дверцу разбитой машины, а затем повел Стуки в маленький бар напротив фабрики выпить чего-нибудь покрепче. Они сидели среди рабочих в синих комбинезонах, вдыхая дым от сигарет и фабричных труб, смотрели друг другу в глаза и чувствовали на себе взгляды «людей с мозолями даже на заднице», как выразился о них Скарпа, чтобы его рассмешить.

– Ты в первый раз видишь смерть так близко?

– Если не считать моей мамы Парванех, то да, – ответил другу Стуки, и сделал бармену знак повторить.

…Стуки, как кардинал, жестом дал понять инспектору Скарпе, что время посещения истекло. Внезапно заболела рука: возможно, для первого раза он слишком переусердствовал с гимнастикой.

* * *

После обеда настала очередь дяди Сайруса. Стуки увидел старика у своей кровати, воротник белой рубашки накрахмален так, что стоял, как стена.

– Кто тебе гладит рубашки?

– Я сам.

– Тебе не обязательно было приходить.

– С анализами закончили?

– Ты приехал на поезде? Я надеюсь, ты не пешком шел сюда с вокзала? Здесь все ездят на вапоретто.

– Я не сяду на корабль, который должен проплывать под мостами.

– Это не корабль. И под мостами он проходит без проблем. Ты устал?

– Почему ты не двигаешь левой рукой?

– Дядя. Что ты можешь для меня сделать в этой ситуации – это сидеть на груде твоих ковров, сохраняя спокойствие. Так я буду доволен и не стану волноваться. Ты не должен ни о чем беспокоиться, понял?

Дядя Сайрус слегка кивнул головой.

– Каждый остается там, где ему лучше, – сказал старик. – Тебе дают чай?

– Нет. К сожалению, чай здесь невкусный.

– В хорошей больнице и чай должен быть хорошим.

– Здесь у нас не так. Как дела у Ростама?

– Я его не взял с собой. Не нужно ему тебя здесь видеть.

– Правильно. Ты оставил его в лавке?

– Да. Но я позаботился о том, чтобы никто не вошел, пока меня нет. Я повесил табличку: «Господин Сайрус Милани находится в другом месте».

– Значит улучшений нет?

– Никаких, к сожалению. Ему нужна жена, – как бы между прочим произнес дядя Сайрус, словно расстелил красивый ковер перед новым покупателем.

– Он приехал в Италию, чтобы жениться?

– Хочешь, я расскажу тебе историю Ростама?

– Нет, не сейчас. Я очень устал. Дядя Сайрус, я хочу попросить тебя об одном одолжении. Сходи, пожалуйста, в переулок Дотти и положи записку в почтовый ящик квартиры, которая находится над моей. Я хочу предупредить моих соседок, что вернусь в понедельник, и что врач прописал мне строжайший покой. Я тебе сейчас ее напишу. Ты окажешь мне эту услугу?