инспектору Стуки запомнилась большая лупа, которую учитель Джеретто постоянно носил с собой в кармане синей куртки, верхнего элемента рабочего костюма, и использовал для снятия показаний счетчиков то в одном, то в другом районе города. Еще он всегда ходил в синем фетровом берете с эмблемой в виде эдельвейса.
«Какая прекрасная работа! – говорил бывший учитель. – Она оставляет мне достаточно свободного времени, чтобы поболтать с домохозяйками и полюбоваться фасадами церквей. Вот почему я всегда ношу с собой лупу – чтобы рассмотреть детали. И потом, домохозяйкам ведь тоже может быть полезен человек с лупой, – пояснял он, – когда, например, не получается вдеть нитку в иголку, или в палец вонзится заноза, или рыбная косточка. Только представьте: в деликатный женский пальчик с накрашенным ноготком».
«Слушайте город!» Эту фразу Джеретто часто повторял инспектору, когда тот заходил к учителю узнать, что творится в Венеции. Другими словами, собрать информацию о чем-то или о ком-то.
– Вы сконцентрированы на людях, – говорил он, – а нужно слушать город. От него не ускользает ни одна деталь. Прошлое навсегда остается рядом с нами, оседая в толще трахита[53] и красного песчаника.
Все, что Стуки знал о Венеции, он узнал от учителя, по совместительству газовщика, прогуливаясь вместе с ним по городу, или засиживаясь в типичных венецианских трактирах «Бакари». На столике перед ними стояли стаканы «кинг-конга», смеси рома и мараскино. Учитель пил понемногу, ведь он был на работе.
Стуки оставил для Джеретто записку со своим номером телефона: «Здравствуйте, учитель! Я ненадолго вернулся в Венецию. Если можете, позвоните».
Гостиница, в которой снимал номер норвежский турист, очаровательно затерявшаяся среди других исторических зданий, находилась напротив Палаццо Барбаро, знаменитого венецианского дворца на канал Гранде. Стуки не мог не признаться, что он полицейский, иначе от персонала гостиницы он получил бы информацию только о времени завтрака, да и то на английском. Инспектору рассказали, что норвежец выходил из гостиницы днем и возвращался поздно ночью. Стуки попросил детально описать, как банкир одевался, носил ли с собой чемоданчик или сумку, записную книжку или другие аксессуары.
Выйдя на улицу, Стуки медленно пошел к мосту Академии и остановился у первого газетного киоска. Он поинтересовался у продавца, были ли у них в продаже иностранные печатные издания.
– Какие именно? – спросил молодой человек, высунувшись из окошечка, словно черепаха из панциря.
– «Геральд Трибьюн», «Экономист», что-то в этом роде. Пресса для банкиров.
– У нас есть только «Вельт». Может, позже привезут.
– Вы когда-нибудь встречали этого господина? – спросил Стуки у продавца и показал ему фотографию норвежца, полученную от инспектора Скарпы.
– А, утонувший банкир! Меня о нем уже спрашивала полиция. Я видел этого мужчину пару раз.
– Он был один?
– Да, шагал куда-то по своим делам.
– Вы не заметили в нем ничего странного?
– Что вы имеете в виду?
– Допустим, у него заплетались ноги? Или, может, он подозрительно оглядывался по сторонам? Или шел очень быстро, будто опаздывая на работу?
– Ходил он довольно быстро, это правда. Вон по той стороне, – газетчик показал рукой на набережную напротив киоска.
Этой дорогой, подумал Стуки, он мог направляться к Академии изящных искусств или, перейдя мост, пойти по одной из многочисленных улочек, ведущих на площадь Святого Марка.
У основания моста на раскладном стуле сидел продавец сувениров, наряженный в костюм гондольера. Он с интересом наблюдал за проходившими перед ним представителями разных стран. Инспектор Стуки показал мужчине фотографию норвежца. Торговец схватил флажок Серениссима и стал обмахиваться им, как веером, делая вид, что внимательно изучает снимок.
– Он выглядел так, будто участвовал в соревновании: шагал через две ступеньки.
– Настолько спешил?
– Я бы сказал, он был полон энтузиазма. Элегантный мужчина, полный энтузиазма, – уточнил торговец.
– А как вам удалось его так хорошо запомнить?
– Я помню всех, кто здесь проходит. У меня нет других развлечений, кроме как наблюдать за туристами. Конечно, те, которые не демонстрируют пивной живот или подмышки, запоминаются лучше. Тела все более или менее одинаковые, а хорошая одежда всегда разная.
– А знаете, ведь вы правы.
– Послушайте, если вас интересует мое мнение, то, пожалуй, я вам его скажу, и даже бесплатно. Некоторые из туристов, после того как продегустируют изысканности наших виноградников, чувствуют себя такими же невесомыми, как ходивший по воде Иисус, и верят, что у них тоже так получится. А этого делать не рекомендуется, они ведь не Иисус Христос.
– Как говорят: если ты дурак, лучше сиди дома.
– В точку.
Стоя на мосту Академии и наблюдая за гигантским немецким догом, тащившим на поводке свою миниатюрную хозяйку, Стуки задал самому себе вопрос: куда мог направляться норвежский банкир импозантной внешности полной энтузиазма походкой? Что его звало? Любовь? Восхитительная возлюбленная, ждущая своего кавалера у окна, скрываясь от любопытных глаз за вышитыми занавесками?
– Стуки! Инспектор Стуки!
Инспектор резко обернулся. Тембр голоса показался ему знакомым. Он наводил на мысль о телефонных звонках, о негромких беседах в очереди из желающих подать заявление, о скрипении принтера и створок шкафа, в котором висит полицейская форма.
Голубая рубашка, черные сандалии, копна темных волос, пружинистая походка. Женщина имела насупленный вид служащего, проверяющего документы ночью в подземном переходе в районе железнодорожного вокзала.
– Меня прислал к вам инспектор Скарпа. Агент Тереза Брунетти, – отрекомендовалась женщина и сжала в рукопожатии руку Стуки не хуже орехокола.
Стуки застыл с открытым от удивления ртом, и не только потому, что не ожидал ее появления. Судя по всему, этот плут Скарпа с легкостью догадался, с чего Стуки думает начать и где его искать.
– Я тоже расследую смерть господина Берге, – пояснила Тереза Брунетти, и по лицу ее скользнула быстрая, едва заметная улыбка.
– Но я здесь на реабилитации. И сейчас практически не связан с полицейским управлением.
– Давайте не будем терять времени на пустую болтовню, – отрезала агент Брунетти. – Я должна показать вам один дом. Он имеет отношение к делу Берге. Речь, как вы понимаете, не идет о простой экскурсии по городу.
И увидев, что Стуки все еще колеблется, Тереза добавила:
– Мы в полицейском управлении не имеем привычки посвящать в детали расследования первого встречного. Необходимо строго придерживаться инструкций.
Указания изо рта женщины еще лились рекой, но Стуки больше не слушал. В крайнем изумлении он смотрел на агента Терезу Брунетти: пухлые губы, пулеметная очередь слов. Воображение рисовало Стуки картины одна красочнее другой. Вот он ищет и находит притаившегося в расщелинах камней инспектора Скарпу. Стуки крепко хватает его за горло и начинает медленно сдирать с вырывающегося Скарпы кожу, чтобы вывесить ее как напоминание рядом со списком вещей, которые нельзя делать ни в коем случае. По всей вероятности, эта женщина находилась в самом центре паутины, сплетенной Скарпой: коты, арбалеты и женщины-полицейские, обжигающие, как соленый ветер Венеции. И все для того, чтобы удержать его в этом городе. Стуки тяжело дышал, и совсем не от быстрой ходьбы.
Минут через двадцать агент Брунетти указала ему на одно из зданий на площади Сан-Фантин.
– Третий этаж, – уточнила женщина.
– Что мы должны делать?
– Ждать.
– До каких пор?
– И вы еще спрашиваете? С вашим-то опытом? Впрочем, если устанете, можете прогуляться к театру «Ла Фениче», дом виден и оттуда тоже.
Антимама! Крепкий орешек! Умная, скользкая, как угорь, и уверенная в себе. Стуки обратил внимание на ее мускулистые загорелые руки. Непроизвольно в мозгу всплыл вопрос: а ноги агента Терезы Брунетти такие же мускулистые? «Хватит, Стуки, прекрати!» – одернул он сам себя и, чтобы отвлечься, стал перечислять в уме: «Арвид Берге, женат, детей нет, жена не захотела приехать на опознание, известный банкир, богатый, любил прогуливаться по улицам Венеции, пока однажды ночью не утонул в окрестностях…»
– Где вы нашли труп норвежца?
– В районе Сан-Барнаба.
Стуки осенило:
– Если я не ошибаюсь и если мы здесь не толчем воду в ступе, банкир Арвид Берге был в нашем городе не в первый раз, и очень может быть, что кто-то из Венеции ездил в Осло, так сказать, с ответным визитом.
Тереза Брунетти бросила на инспектора быстрый взгляд, но, прежде чем она успела ответить, произошло нечто неожиданное. Лицо женщины запылало, и она начала надувать щеки и пыхтеть, как древесная лягушка в брачный период.
– У вас все в порядке, агент Брунетти?
– Приливы, – с трудом произнесла женщина и затрясла воротом рубашки.
– Какие еще приливы? – чуть было не слетело с языка Стуки, но какое-то бессознательное чувство благоразумно подсказало ему не спрашивать никаких разъяснений.
– Кто эта личность, за которой мы следим? – осмелился задать вопрос инспектор по прошествии нескольких минут.
С ироничной улыбкой и без единого слова Тереза кивком головы указала на площадь, будто призывая Стуки обратить внимание на расположение места, красоту зданий, и даже совершенно особый запах – аромат престижа.
– Дама из Дезенцано. Стрекоза с озера Гарда.
– Замужем?
– Еще как!
– Агент Брунетти, как в полицейском управлении вышли на эту женщину?
– Это было несложно, инспектор. Господин Берге прибыл из Осло в Милан второго июля в тринадцать сорок. В аэропорту он взял такси и доехал до Центрального вокзала, где в шестнадцать тридцать пять сел на поезд до станции Пескьера, как это доказывает железнодорожный билет, найденный в его номере. На вокзале банкира встретила эта дама и отвезла на своей машине в дорогую гостиницу в Дезенцано. Они забронировали два отдельных двухместных номера. Но за ужином их видели вместе, а синьора, как вы, инспектор, сами убедитесь, имеет очень запоминающуюся внешность.