– Если бы вы мне все подробно объяснили, я бы и сам мог ее перехватить. Я тоже хорошо знаю город и…
– Да что вы можете знать о Венеции? – с презрением фыркнула Тереза Брунетти.
Дорогая редакция!
Что, опять? Возвращаются «Пинк Флойд»? Вся эта банда?
Я чуть с ума не сошел, когда услышал эту новость. Снова приедут «Пинк Флойд», а с ними все эти хамы, которые только и знают, что пить, словно бездонные бочки, и мочиться на священные стены Серениссима. Потом они будут валяться на ступенях мостов, как якоря, гнилые внутри и снаружи. Варвары с гор и равнин, привыкшие жить в многоэтажках. Рабы небоскребов и презренного асфальта, а также автомобилей, ручного тормоза, машинного масла и – как же без этого – резиновых покрышек! Да, да, покрышек!
Дикари, передвигающиеся сидя, потому что не в состоянии ходить пешком. Их заносит то вправо, то влево. Эй! Вы можете держаться или правой, или левой стороны? Это не так сложно, мы же справляемся. Но нет! «Посмотрите на церковь», – всей толпой налево. «Полюбуйтесь этой маской!» – и все направо. Заблудившиеся бродяги без компаса. Но что самое худшее – в неподходящей обуви. Да, сэр: ваша обувь здесь не к месту! В треккинговых ботинках в базилике! В кроссовках на вапоретто! Знали бы вы, как чувствуются все эти кроссы, которые вам пришлось в них пробежать! Даже голуби падают с карнизов.
Обувь, оставляющая глубокие борозды, ботинки с развязанными шнурками, нижние конечности с мозолями, волдырями и шишкой на ноге. Но самое главное – туфли на высоких каблуках! Их обладательницы наверняка имеют ученые степени в области анатомии и физиологии ленивцев и черепах. Это же надо додуматься! Гулять по Венеции на высоких каблуках! Каблуки застревают между камнями мостовой и на ступенях мостов, и нужно срочно звать спасателей, а иначе все эти красавицы погибнут под знойным итальянским солнцем от обезвоживания.
Почему-то никому из туристов не придет в голову надеть подходящую к случаю обувь, стук каблучков которой едва слышен, чтобы не тревожить тишины венецианских ночей. Ведь в такие ночи все звуки разносятся по набережным, как тиканье старинных часов, как голос маятника восемнадцатого века, хохот чаек или весеннее воркование голубей.
«Пинк Флойд» в Венеции?
Нет и еще раз нет! Если они вернутся, я не знаю, что сделаю. А я способен на все!
В этот раз я буду вооружен и защищен броней. Я стану сапером и заложу под сцену мину, много мин: большие, маленькие, противопехотные, противотанковые, мины замедленного действия, двойные, тройные, всемогущие, нейтронные, с гамма-лучами, с фотоновым лазером, с коротким и очень коротким взрывателем. Если это не поможет, я рассею чуму, оспу, дизентерию, острый и хронический фарингит, мутантные и мутирующие вирусы, поражающие голосовые связки, а также те, которые вызывают музыкальную амнезию, семантическую деменцию, немоту и баритональный кашель.
Я проткну шпагой мэра, его заместителей и всех чиновников по туризму, подожгу картографические компании, уничтожу графических дизайнеров, продавцов воды, мороженого и бумажных салфеток.
С нас хватит! Руки прочь от Венеции!
23 июляСреда
Вернувшись поздно вечером в квартиру на острове Джудекка, Стуки застал синьору Елену за прослушиванием классической музыки. «Бах», – определил Стуки, но синьора возразила ему, что это Лучано Паваротти.
– И все же я почти уверен, что это Иоган Себастьян Бах, – произнес Стуки.
Тогда синьора Елена подошла к проигрывателю, чтобы проверить, и тут же согласилась со Стуки, а еще сообщила ему, что этот композитор хорошо ей знаком, ведь она принимает капли Баха для улучшения памяти.
За ночь синьора Елена несколько раз вставала и принималась бродить по дому. Стуки то просыпался, то засыпал опять, погружаясь в сон, а потом резко выныривая из него, словно катаясь на американских горках.
Уже под утро к нему во сне пришла агент Брунетти. Одежды на женщине было немного, зато на руках обнаружились боксерские перчатки. Интересно, что это могло означать на языке снов?
«Да что вы можете знать о Венеции?» – так сказала ему Тереза. Фраза довольно невежливая и весьма неприятная. Как можно говорить такое ему, который родился в Венеции и у которого этот город, можно сказать, отпечатался в гипофизе? Что он мог знать о Венеции? И это говорит она, которая сама может оказаться из Тосканы, Лигурии или, чего доброго, из Трентино. Только сейчас Стуки осознал, что он ровным счетом ничего не спросил у агента Брунетти о ней самой. «Вот уверен, она из Трентино, – подумал инспектор. – Все они такие зануды!» Они не могут понять, что означает для венецианцев их город. Неслучайно в соревнованиях по спортивному ориентированию среди каналов Венеции[55] жители этого региона Италии никогда еще не выигрывали. Часто побеждают финны – наверное, потому, что они воспринимают Венецию всего лишь как карту: север, юг, запад, восток. Их не отвлекают от цели тысячи воспоминаний о прогулках по Венеции, они не представляют себе, что значит затеряться в этом городе и желать только одного: не находиться как можно дольше.
Антимама! Однако кое в чем агент Брунетти была права. Если он не вспомнит все, что знает о Венеции, исходив ее вдоль и поперек, шаг за шагом, то он ничего не добьется. Ему необходимо выудить из памяти все знакомые лица, рассеянные по венецианским улочкам, лавочкам и трактирам. Антимама! Самому ему не справиться. Он должен поговорить с учителем. Даже если тот всегда предпочитал разговорам молчание, погруженный в созерцание мрамора и вулканических пород…
Еще лежа в постели, инспектор Стуки услышал мелодию, которая вполне могла быть звуком дверного звонка. Затем послышалось шарканье тапочек синьоры Елены и сразу другой шум, будто какой-то предмет со стуком покатился по лестнице. Стуки посмотрел на часы: не было и половины восьмого. Не так уж рано, для кого-то даже поздно, но не для того, кто, к примеру, всю ночь проездил на велосипеде по бескрайним холмам Словении.
– Инспектор Стуки! – раздался снизу голос, который явно не принадлежал синьоре Елене.
Стуки быстро натянул на себя одежду, пригладил волосы, используя вместо расчески пальцы, и левой рукой потрогал щетину на лице. Надо бы побриться, но голос снизу снова позвал его, на этот раз довольно настойчиво.
– Иду! – отозвался инспектор.
– У меня для вас важная новость, – голос принадлежал агенту Терезе Брунетти.
Он увидел ее у подножия лестницы. Женщина помогала синьоре Елене собирать на полу какие-то камешки.
– Это почечные камни всей нашей семьи, – объявила старушка, показывая ему дно коробки.
– Всплыло тело! – объявила агент Брунетти.
– Ничего себе новость! – присвистнул инспектор Стуки.
– В Рио-делла-Тетта[56].
– Пойдемте.
– Сначала помогите мне собрать эти камни, иначе старуха споткнется и упадет.
– Агент Брунетти, вы бы не могли быть немного повежливее?
– Не думаю, что я кого-то здесь оскорбила.
Тереза Брунетти потащила его в полицейское управление с быстротой эфиопского марафонца, которому осталось всего несколько секунд до установления мирового рекорда.
Инспектор Скарпа с раннего утра заседал с важным полицейским начальством. Еще один покойник в канале, и почти сразу же после последнего утонувшего туриста. Скарпа, а также все его коллеги все больше убеждались в том, что дело совсем не в скользких набережных и градусах алкоголя. Однако предпринять какие-то шаги без консультации с начальством инспектор Скарпа, понятное дело, не мог. Кроме того, нужно было согласовать, какую информацию и в каком объеме сообщать журналистам. Начальник полицейского управления настаивал, чтобы расследование было максимально ускорено, с другой стороны, необходимо самым тщательным образом все внимательно оценить и взвесить…
– Вот так, Стуки, нам приказывают ускориться. И никого не интересует, что мы и так из кожи вон лезем, – Скарпа уныло посмотрел на друга; под глазами черные круги, словно колеса велосипеда. – Несколько лет я пытался расследовать это дело, ничего не упуская из виду, а они мне говорили, что нельзя делать поспешных выводов, которые могут ввести в заблуждение, и всячески меня тормозили и сдерживали. Но начиная со смерти месье Дюфур все как с цепи сорвались и стали меня торопить. Сейчас я, оказывается, должен ускориться еще больше. Молодцы, нечего сказать!
Скарпа бросил взгляд на Терезу, сидевшую в единственном достойном этого названия кресле, положив ногу на ногу и слегка покачивая левой ступней. Скарпа попросил агента Брунетти ввести Стуки в курс дела.
Погибший – некий Филипп Жюппе́, француз, проживающий в Венеции почти двадцать лет. Разведен. Занимался скупкой и продажей произведений искусства и был завсегдатаем венецианских баров. Водил знакомство с довольно важными персонами, среди которых был и начальник полиции.
– Причина и время наступления смерти известны? – спросил Стуки.
– Два-три дня назад. Утопление, мы в этом почти уверены. Ждем окончательного ответа от судмедэкспертов. У погибшего обнаружили обширные переломы костей черепа, возможно, француз с силой ударился об угол.
Стуки молчал, ожидая, что еще скажет инспектор Скарпа.
– Конечно, тот парень, как его?..
– Господин Рефоско.
– Да, он. В ту ночь он, по всей вероятности, что-то видел.
– Похоже.
– Я было подумал, что он чего-то обкурился. А оно, видишь, как повернулось. Ну ничего, я за него хорошенько возьмусь.
– У жертвы был на голове пакет, когда тело выловили из воды?
Скарпа подскочил как ужаленный, подмигнув агенту Брунетти.
– Тереза, ты видишь, каков наш инспектор! В данном случае он применил интуитивный подход, – и, обращаясь к Стуки: – Нет, никаких пакетов. Почему ты спросил?