– Я подумал, что, проломив французу голову, любой, кто бы это ни совершил, попытался бы сделать так, чтобы не оставлять по дороге кровавых следов.
– А может быть, двое уже находились на мосту, и между ними завязалась потасовка, отсюда и переломы. Жаль, что биологических следов уже не собрать, там за последние дни столько туристов потопталось. Ноги господина Жюппе были привязаны к бетонной подставке для зонтов. Груз так себе. Тело отнесло водой метров на десять от моста Конзафельци, откуда его, по всей вероятности, сбросили, и через некоторый промежуток времени частично всплыло.
Скарпа выдал всю информацию на одном дыхании. Агент Брунетти, которую поразил очередной гормональный прилив, вызвалась сходить за кофе.
– Сначала норвежский банкир, а вот сейчас этот француз, – подытожил Стуки.
– Да уж! Многонациональный город! – откликнулся Скарпа.
– Однако этот француз – он ведь не совсем турист. Даже, я бы сказал, совсем не турист.
– Может быть, преступник услышал, как тот говорил по-французски, и понял, что он не местный. Французы есть французы.
– Да, но привязанный к ногам груз – это уже из другой оперы.
Стуки умолк. Он подумал, что должен был рассказать инспектору Скарпе о своем последнем разговоре с Морганом. Но ему самому еще не все было ясно, и Стуки решил пока ничего не говорить.
– Будем копать, – ворчливо произнес Скарпа. – А что делать? Но мы все узнаем, можешь быть спокоен.
– Если предпочитаешь, мы можем поделить с тобой работу, – сказал Скарпа, обращаясь к другу.
В этот самый момент Стуки пристально смотрел в глаза агенту Терезе Брунетти, которая протягивала ему стаканчик кофе. Женский взгляд цвета лесного ореха оставался безмятежен. Ожидая ответа Стуки, инспектор Скарпа не смог скрыть лукавой улыбки. Но ответа так и не последовало.
– Ладно, – произнес Скарпа, – я займусь Рефоско, агент Брунетти остается работать над делом норвежца, а ты, Стуки…
– Я бы предпочел посмотреть все материалы, а не только те, которые мне дал ты. Все, что было собрано о туристах, которых кто-то, по твоей версии, превратил в трупы, чтобы освободить венецианские набережные от их назойливого присутствия.
– Что значит «все»?
– Медицинские заключения, персональные данные, протоколы расследований. Твои личные заметки, замечания комиссара полиции, карту города с указанием мест, где были найдены тела…
– Хорошо, хорошо. Где ты предпочитаешь этим заниматься: в моем кабинете или освободить для тебя комнату?
– …или я унесу все это с собой!
– Это невозможно!
– Ты мне не доверяешь? – возмутился Стуки.
– Так ты меня подставляешь. Если об этом кто-нибудь узнает…
– А ты держи рот на замке, никто и не узнает. Здесь я не смогу работать, эта обстановка меня не вдохновляет.
– Но это же огромная куча бумаг – три толстенных папки.
– Я достаточно силен.
Инспектор Скарпа, запустив руки в волосы, стал бегать по кабинету, натыкаясь на углы письменного стола.
– Я не могу их вручить тебе прямо сейчас. У меня на руках нет всех необходимых документов. Я подготовлю для тебя сумку и поручу кому-то тебе ее принести.
– Это могу сделать я, – вмешалась в разговор агент Брунетти. – Куда я должна доставить материалы, инспектор?
– Я буду ждать вас в кафе на набережной Дзаттере, – ответил Стуки.
Стуки увидел приближающуюся к кафе Терезу Брунетти. На плече женщина несла большую сумку с тремя розовыми папками, набитыми документами.
Они двигались в потоке туристов с притворной беззаботностью и могли бы сойти за двух судебных курьеров, которым поручают доставлять в разные места важные юридические документы. Стуки, бросив быстрый взгляд на бедра Терезы, подумал, что агент Брунетти могла бы стать одной из самых привлекательных судебных курьеров. «Красивая, – признал Стуки, – только слишком уж принимает себя всерьез, совсем как те женщины, которые хотят во что бы то ни стало доказать, что они лучше мужчин. Подобное соревнование не имеет смысла».
Агент Брунетти проводила инспектора Стуки до острова Джудекка. Инспектор почувствовал, что Тереза хотела поделиться с ним какими-то размышлениями, своей оценкой обстановки. Стуки не без удовольствия осознал, что женщина потихоньку начинает спускаться со своего пьедестала. Не успел он это подумать, как Тереза опустила руки, цвет ее лица изменился на ярко-красный, и, отпрянув от Стуки, она стала отдуваться.
– Опять? – робко спросил Стуки.
Он хотел посоветовать ей пользоваться веером, но по взгляду Терезы понял, что идея не очень хороша.
Стуки вытащил из сумки папки с документами, сердечно попрощался с Терезой и позвонил в дверь приютившей его тети инспектора Скарпы.
Синьора Елена, по-видимому, стояла по ту сторону двери, открывшейся раньше, чем инспектор Стуки смог оторвать взгляд от удаляющейся фигуры агента Терезы Брунетти.
– Синьора Елена!
– Я как раз закончила готовить фрикандо́. Хотите попробовать?
– Нет, спасибо.
– Вы знаете, я так ничего и не выиграла в лотерею.
– Мне очень жаль.
– Вам жаль? Вы поставили не на те номера, вот что!
– Но вы же сами мне их написали! – запротестовал Стуки, пытаясь протиснуться в квартиру.
– Э нет, молодой человек! Я дала вам правильные номера, а вы поставили на неправильные. Так не делается.
Все еще с папками в руках и начинающим ныть плечом инспектор снова побрел к лотерейному киоску. На лежащей в его кармане записке, которую ему вручила синьора Елена, фломастером были выведено: 53, 55, 8. Стуки попытался объяснить старушке, что это были те же числа, на которые она просила его поставить в прошлый раз, но синьора это категорически отрицала. В пункте продажи лотерейных билетов к этому факту отнеслись с пониманием и даже попытались инспектора поддержать:
– Вот увидите, эти номера еще вернутся.
Добравшись наконец до своей комнаты, Стуки бросил папки на кровать и вспомнил недобрым словом Скарпу. Инспектор прилег на постель и попытался расслабиться. Он чувствовал, что его нервы натянулись, как струны. Стуки помассировал руками раненое плечо и шею, показал язык всем идиотам в мире, а затем приступил к делу.
Он разложил перед собой на полу подробную карту Венеции и погрузился в работу так, как это с ним уже давно не случалось. Материалов действительно было много. Первым делом Стуки выписал все даты подозрительных смертей. В 1997 году погиб англичанин, в 1998-м – немец, в 2001-м – американец, в 2003-м – русский и в 2007 году – первый француз. Читая отчеты, полицейский узнавал метод расследования инспектора Скарпы, который был Стуки хорошо знаком: смещение акцентов, упор на отдельные моменты, догадки и выводы, основанные на аналогиях. По манере вести расследование Скарпа больше походил на строителя мостов, чем на следователя. Тем не менее то здесь, то там, Стуки казалось, что нечто выходит на поверхность. Даже если это что-то сразу снова погружалось на дно, какое-то движение все-равно ощущалось.
На русского и англичанина Стуки не поставил бы и ломаного гроша. Ничего не намекало, пусть даже очень смутно, что речь не о несчастном случае. Борис Менделеев, большой любитель азартных игр и завсегдатай казино, как это обозначил Скарпа. По показаниям швейцара, русский турист в тот вечер в гостиницу вернулся пьяным. Через некоторое время он опять куда-то ушел. Этот факт швейцар очень хорошо запомнил, потому что, по его словам, он ухмыльнулся и подумал про себя, что русский возвращался в гостиницу за деньгами. А через четверть часа тот же швейцар вышел на улицу и обнаружил в канале труп русского туриста.
А вот дела норвежца и последнего француза, господина Филиппа Жюппе, действительно вызывали подозрения. До него был другой француз, Оспис Дюфур. «Ах, Франция!» – на секунду отвлекся инспектор.
Читая и перечитывая документы, Стуки не заметил, как наступил вечер. Инспектор склонился над картой Венеции, изучая места, где были найдены тела туристов. Англичанина прибило к набережной Скьявони, недалеко от Понте-делла-Пьета. Немца нашли у моста Санта-Фоска, со стороны набережной Вендрамин. Американец Нэш был найден рядом с мостом Трех арок в канале Каннареджо, русский – в канале Сан-Моизе и француз Дюфур – в водах канала Сан-Маркуола. Стуки считал, что все эти места обязательно должны что-то означать. Ведь в Венеции в каждом камне заложен свой смысл.
Стуки прилег на кровать. Лежа на спине, инспектор смотрел в крохотное оконце, стекло которого казалось ему тонкой пленкой между ним и венецианским небом. Стуки надеялся, что его не станут одолевать воспоминания. Мужчина знал, что этот город имеет над ним восхитительную и в то же время пугающую власть. Мысли скользили как капли воды по стеклу, когда на нем конденсируется пар: трогательные оконные слезы, радостно бегущие по гладкой прозрачной поверхности.
Сидя на кровати, Стуки пролистал еще несколько бумаг, кое-что перечитал, отметил важные места и записал свои размышления на полях какого-то рапорта: крошечные астериски, стрелки, вопросительные знаки. Запомнить бы самому, что они означают.
Инспектор не заметил, как задремал. Когда через некоторое время Стуки резко вынырнул из сна, попав в водоворот мыслей, он обнаружил, что бумаги в беспорядке валяются вокруг кровати, а в комнате работает разведгруппа синьоры Елены. Инспектор шикнул на усатых шпионов, не обративших на него ни малейшего внимания. Животные пристально вглядывались в пространство и созерцали невидимые человеку сущности. В ногах кровати сидел большой белый кот, но Стуки не заметил, чтобы он добродушно улыбался, как должен поступать в полночь любой уважающий себя представитель семейства кошачьих. Инспектор сложил в порядке все бумаги, аккуратно уложил их в папки и, стараясь не скрипеть лестницей, спустился вниз, намереваясь незаметно выйти на улицу.
Но не успел Стуки открыть дверь и выйти на лестничную площадку, как услышал за спиной голос синьоры Елены: