Пока воды Венеции тихие — страница 40 из 42

«Надо же! – пронеслось в голове у Стуки. – Этот человек намеревается меня задушить. А ведь он сильный, как тягловая лошадь». Инспектор чуть было не засмеялся вслух от этой мысли. Внутри он разразился истерическим смехом, будто пытаясь таким образом напрячь мышцы шеи, чтобы защитить трахею и позволить воздуху и впредь беспрепятственно проникать в легкие. Но когда Медведь большими пальцами стал давить на кадык, Стуки решил, что ему был слишком дорог этот признак мужественности. Инспектор напрягся и ударил Джакомето головой в лицо. Тот заорал, не отпуская своей жертвы и представляя себя героическим защитником города, который держит в руках котел с раскаленной смолой или приготовился обнажить меч перед турком. Стуки попытался перевернуться на бок, чтобы Медведь потерял равновесие и ослабил хватку на его шее. Инспектору удалось приподняться.

Они прыгали друг перед другом, как два сверчка в любовном танце. Когда позади Дона появилась агент Брунетти, крича что-то, чего никто из них двоих не смог разобрать, Стуки ударил Медведя коленом в живот. Лицо Джакомето было залито кровью, изо рта вырывались проклятия и кровавая пена. Брунетти стукнула Дона по голове рукояткой пистолета. Медведь отключился, будто игрушка, у которой разрядились батарейки.

– Так у тебя все-таки есть пистолет! – прохрипел Стуки.

– Сам бы ты не справился.

– В конце концов, мы бы сошлись на мировой. Мне не хотелось делать ему слишком больно.

1 августаПятница

Тереза Брунетти не спала всю ночь. Стуки тоже не сомкнул глаз. Около четырех утра он попросил Терезу отвезти его на Джудекку на полицейской машине.

Наверное, синьоре Елене тоже не спалось, потому что Стуки обнаружил старушку со всеми ее котами на кухне.

– Я скоро уезжаю в Тревизо.

– Вам у меня было скучно?

– Что вы, синьора, совсем нет.

– Это из-за котов? Не всем нравятся эти животные.

– Нет, они мне не мешали.

– Знаете, кто мне сегодня приснился? Полуночный человек!

– Серьезно? Он вам что-то сообщил во сне?

– Да, сказал, что закопанных в огороде туристов нужно оставить на месте. И что со мной ничего плохого не случится.

– Он прав, синьора, вам не о чем волноваться.

– Прежде чем вы уедете, может быть, у вас найдется минутка зайти в лотерейный киоск Альфио на площади Санто-Стефано?

– Конечно! – устало улыбнулся Стуки.

Женщина протянула ему пластиковую коробочку с порцией фрикандо́.

– Это вам в дорогу.

* * *

В полицейском управлении при встрече со Скарпой никто не улыбался. Начальник полиции пожал инспектору руку в знак уважения, но в его жесте не чувствовалось теплоты.

Без сомнения, жена Скарпы знала о расследовании. Муж и жена, конечно же, его обсуждали. Скарпа, возможно, поделился с Микелой своими тревогами, и у него могло вырваться, что самым лучшим средством против Жюппе были кое-какие крутые парни, орудующие в городе.

– Что еще за парни? – так, наверное, спросила его Микела, думая о своем.

– Вроде Джакомо Дона, – мог ответить Скарпа, – как матрос Эриццо, как некоторые чистые и несгибаемые венецианцы. Одним словом – сумасшедшие…

Шагая на вокзал, Стуки сказал агенту Брунетти:

– Тебе еще многое предстоить сделать.

– Медведь ничего не скажет.

– Но сейчас ты знаешь гораздо больше и, рассматривая добытую Скарпой информацию под другим углом, возможно…

– Я буду звонить тебе и спрашивать совета.

– Да и Тревизо не так уж далеко – с точки зрения географии, я имею в виду.

Уникальная особенность Венеции в том, что ее прошлое разрушается гораздо медленнее, чем окружающее настоящее, которое с самого начала задумано так, чтобы длиться как можно меньше. Как ремешок для часов, например. Камни Венеции постепенно крошатся и превращаются в прах, но все же не так быстро, как цемент.

Стуки подумал, что Венеция похожа на гигантскую морскую черепаху. Инспектору пришла на ум Гарриет, которую, согласно легенде, Дарвин привез с Галапагосских островов в Лондон. Интересно, что Гарриет сказала бы ученому, если бы обладала даром слова?

…Стуки представил себя, Ландрулли и Спрейфико матросами, драющими палубу на стоящем в бухте на якоре корабле «Бигль». Бескрайняя необъятность небесной лазури и бархатная водная гладь до самого горизонта. У борта стоит натуралист и путешественник Чарлз Дарвин. Он тщательно зарисовывает в блокнот клювы галапагосских вьюрков. Птички с беспокойством следят за Гарриет. Благодаря мудрости своих прожитых лет черепаха обладает тайной способностью осязать работу ума гениального ученого и предвосхищать мысли, к которым тот еще только приближается.

Чарлз хотел бы спросить у вьюрков: зачем вам такие клювы? Наблюдая за птицами, натуралист рассеянно гладит шероховатую поверхность черепашьего панциря. «Гарриет, Гарриет», – зовет он ее по имени, прежде чем отправиться на прогулку со своей тростью. «Вот сейчас у него крутится в голове та самая мысль», – думает Гарриет. Ей не хочется произносить это слово даже себе самой. Черепаха пытается догнать удаляющегося Дарвина, но ее не пускает веревочка, которой животное привязано к деревянному выступу бортовой обшивки.

Чарлз, ты хорошо просчитал все последствия своего открытия? Исключить из мира Бога, я это имею в виду. Ты только представь, как Ему это не понравится. У Бога свои привычки, он, можно сказать, консерватор. В течение многих и многих веков, если не тысячелетий, Он есть там, где есть. Он гораздо старше любой черепахи. Да что я говорю, именно Он ведь и создал всех черепах.

Чарлз, не поддавайся обаянию простых логических заключений: особей рождается больше, чем выживает и доживает до репродуктивного возраста, окружающая среда оставляет наиболее пригодных для существования, изменения передаются последующим поколениям… А что ты, собственно говоря, хотел? Чтобы ели жесткое мясо старых тюленей и тысячелетних чаек, а не нежных ягнят и сочные яйца термитов? Уж не думаешь ли ты, что богатые наименее приспособлены быть бедными, а карлики устроены так, чтобы им было удобнее смотреть себе под ноги? И ты действительно хочешь убедить меня в том, что истинное наследие любого отца – противопоставленный большой палец, а не накопленное имущество?

В конечном счете, сама по себе идея о ком-то, кто всех нас создал, не так уж вредна. Вам, людям, был даже дан бонус – свобода воли. Это могло бы объяснить самоубийства. Подагра? Свобода воли. Мазохизм? Свобода воли.

И знаешь кто может помочь понять идею о свободной воле? Динозавры! Попробуй-ка объяснить исчезновение динозавров с точки зрения эволюции. Да, да, изменения климата, падение астероида и разные другие гипотезы. Все не то! Это был первый эксперимент со свободной волей: это был тест. Бог сказал этим гигантам: «Делайте, что хотите, ешьте, кого хотите, весь мир у ваших ног». В результате динозавры вымерли. Ты понял теперь глубинный смысл свободы воли? Это путь спасения для мира, потому что тот, кто ею злоупотребляет, заканчивает тем, что начинает мнить себя Богом и падает в бездну.

Поверь мне, Чарлз: такой замысел мог родиться только у Бога!»

2 августаСуббота

– Ростам уехал во Францию, – сообщил Стуки дядя Сайрус. – Он намерен открыть там школу крупье при казино «Муничипаль» в Экс-ан-Провансе.

От этой новости Стуки почувствовал облегчение.

– Почему он решил уехать? – ради приличия спросил он дядю.

– Ты ведь так и не нашел ему женщину, – был ответ. – Хочешь услышать историю Ростама?

Стуки кивнул головой и взгромоздился на груду ковров. Сайрус, налив для них обоих чай, сел рядом с племянником. Инспектор прищурился, пытаясь представить себе улицы Тегерана, которые он никогда в жизни не видел…

Ростам и его отец ехали в машине на базар. Дорога шла через район Мейдане-Шах.

– Сынок, – понизив голос, сказал отец, – сейчас здесь живут босяки, но когда-то это место было довольно известным, его даже называли Воротами Тегерана.

Мейдане-Шах находится на пути к храму шаха Абдол-Азима, роскошному мавзолею примерно в десяти километрах от города. Большую часть района занимали трущобы, где жили бывшие крестьяне, поселившиеся на южных и юго-восточных окраинах Тегерана после Белой революции, осуществленной шахом и горячо поддержанной американским президентом Киссинджером в далеком 1963 году.

Из окна автомобиля Ростам наблюдал за женщинами в разноцветных чадрах. Когда машина останавливалась на светофорах, мальчик мог разглядеть, что некоторые из них носили чадру вывернутой наизнанку. Ростам осмелился и спросил у отца, что это могло означать, но тот ничего не ответил, и мальчик догадался, что его вопрос был неуместен.

Несколько дней спустя, когда в элегантном «мерседесе» с инкрустацией из слоновой кости отец и сын пересекали перекресток под названием Серайе-Сайрус, мужчина внезапно остановил машину перед аб-Анбаром – специальным сооружением для сбора и хранения пресной питьевой воды. Почти бегом он спустился по ста пятидесяти довольно крутым ступеням. С трудом добравшись до основания лестницы, Ростам увидел своего отца сидящим с трубкой в руках. Мужчина произнес:

– Присядь со мной рядом, сын мой, я должен тебе что-то сказать.

Немного помолчав, отец спросил мальчика:

– Тебе удалось рассмотреть лица женщин, чадры которых были надеты наизнанку?

– Нет, – ответил Ростам.

Мужчина искоса взглянул на сына, скрываясь за густым облаком дыма.

– Эти женщины – ангелы на одну ночь, – наконец произнес отец.

Слегка заикаясь от волнения, Ростам спросил, как такое было возможно, чтобы ангелы в цветных покрывалах спокойно ходили по улицам? И самое главное – почему только одну ночь?

Отец объяснил мальчику, что женщины, живущие в районе Шахр-е Ноу, продавали свое тело, чтобы осчастливить несчастных мужчин. И так как мужчины уходили от них счастливыми, для него эти женщины были ангелами, способными умилостивить демона несчастья. Отец спросил Ростама, понял ли он что-нибудь. Мальчик ответил, что этих женщин нужно уважать, потому что в обмен на несколько туманов