Первый раз в жизни у нее не складывалось стихотворение. Обычно стихи сами рождались, она только успевала записывать. А ведь нужно что-то такое сказать, чтоб все ахнули. Чтоб, пока она летела, все прониклись, заплакали. Чтоб пожалели ее. Чтоб потом все вспоминали, чтоб ролик пересматривали десятки раз, как она ролик Фроста. Чтоб полюбили ее…
Алка всплакнула.
Я любила жизнь, я любила жизнь…
К третьему уроку Алка дошла до того, что принялась подбирать рифму к слову «жизнь».
Никогда она до такого не опускалась, но надо же было как-то пробить стену.
К середине урока оказалось, что к «жизни» рифм не бывает.
Алка зажмурилась, сдавила виски пальцами, попыталась максимально сосредоточиться…
…и очнулась из-за того, что ее трясли за плечо.
– Данилова! – возмущенно говорила училка. – Ты вообще где?!
Алла заморгала и осмотрелась. Бородатые мужики на стенах, но таблицы Менделеева нет. Литература…
Литература?
– Татьяна Михайловна! – Алка с надеждой посмотрела на русичку. – А какая рифма к слову «жизнь»?
– «Дрызнь»! – быстро ответила училка.
Видимо, у Алки был достаточно красноречивый вид, потому что Татьяна Михайловна торжественно продекламировала:
– Мне бы памятник при жизни полагается по чину! Заложил бы динамиту, ну-ка, дрызнь! Ненавижу всяческую мертвечину! Обожаю всяческую жизнь!
Алка скривилась. Она представила, что ее последним словом на земле будет «дрызнь»…
– Нет, – вздохнула она, – ну какая «дрызнь»? Тупо как-то…
– Тупо? – разозлилась училка. – Маяковский для тебя «тупо»? Может, тебе вообще на моих уроках скучно? Так я никого не задерживаю!
– Спасибо! – искренне сказала Алка, схватила рюкзак и быстро вышла.
В голове крутился «катаклизм», но она никак не могла сообразить, рифмуется ли он с «жизнью» или как?
До перемены она изгрызла ручку в лохмотья, но так ни до чего не додумалась.
После звонка возле Алки возник Валера.
– Ну ты даешь! – с восхищением сказал он. – Взяла и свалила!
– В смысле? – рассеянно спросила Алка. – Она же сама сказала, что я могу…
– Вообще-то, это была типа ирония!
Валера подождал ответа, но Алка просто перешла к соседнему окну.
Валера двинулся за ней:
– Русичка конкретно на тебя взъелась, так что молись…
– Молись, – медленно повторила Алка. – Точно. Молись…
Это была почти рифма. Она потянула за собой парочку слов, которые рифмовались еще лучше. Но строка не появлялась, потому что Валера продолжал приставать с расспросами:
– Ты чего такая странная?
Алка поняла, что пора принимать решительные меры.
– Влюбилась! – сообщила она, глядя Валере прямо в глаза.
– В кого?
– В тебя, дурачок! – Алка ласково провела рукой по щеке одноклассника и рванула по коридору.
Кажется, Валера превратился в скульптуру, но Алку это не волновало. Строки наконец посыпались:
Я любила жизнь, я любила жизнь,
Это был каприз, это был каприз.
Надо мной – зенит, подо мной – карниз,
Я летела вверх, я упала вниз.
Перечитала. Скривилась.
«Ладно, – подумала Алка, – для репетиции сойдет. Потом нормальное стихотворение напишу. Без рифм. Белым стихом».
К мосту Алла пришла с совершенно пустой головой. Зёма бил копытом, как застоявшийся конь, настраивал камеру, бурно радуясь жизни. Двое хмурых парней меланхолично перепроверяли крепления и страховки.
– А что, Ханта нет? – спросила она у Земекиса.
– Не смог! – отмахнулся тот. – Ты смотри, какая вещь!
«И Панта не смогла, – отрешенно подумала Алка. – Обиделась, что ли?»
– Я говорю, вещь – супер! – Зёма настойчиво совал Алке в лицо огромный проволочный шлем.
– Зачем?
– А камеру мы к чему прикрепим?
Шлем долго прилаживали, и Алке показалось, что единственная фраза, которая осталась у нее в мозгу, теперь многократно отражается и от проволочек шлема.
Ялюбилажизнь, ялюбилажизнь…
– Да ладно тебе страдать, это ж репетиция пока, – хохотнул Зёма. – Смотри в камеру, говори громко. У тебя секунды три на то, чтоб высказаться. Дома репетировала?
Алка кивнула.
– Ну вот и чудно.
Потом на Алке долго застегивали карабины, потом Зёма спросил:
– Тебя толкнуть или сама?
Алка кивнула, подошла к краю, посмотрела вниз. «Обязательно у Пантеры прощения попрошу, – подумала она. – И у всех остальных… Надо переписать стих!»
Алка попятилась от края, но наткнулась на железную ладонь Земекиса:
– Куда?! Я полчаса камеры на эту точку наводил!
Алка остановилась, снова глянула вниз… и решила больше туда не смотреть. Лучше вперед, на хмурую громаду цементного завода. Алка попыталась сглотнуть, но вся слюна куда-то делась.
– Первую фразу говоришь здесь, а потом летишь, – объявил Земекис. – Камера! Мотор!
«Я любила жизнь», – собиралась произнести Алка, но тут ее толкнули в спину, и получилось:
– Я-а-а-а-А-А-А-АААААААААА!
Потом она сидела на земле, завернутая в плед, икала и рыдала. Зёма сидел рядом и ржал.
– Видео показать? Потом. Без звука, а то оглохнем.
Алку затрясло.
– Да ладно тебе! Я думал, ты вообще не прыгнешь!
– Ттты ммменя тттттолкнул. Ик…
Зёма опять заржал и протянул Алке бутылку воды.
– Ладно, поехали, я тебя домой отвезу, а завтра еще раз попробуем.
Алка только трясла головой. При этом она так сильно колотилась, что сама не понимала – это она согласно кивает или решительно отказывается.
Дома Алку ждал сюрприз. Мама вычистила ее комнату.
Алка разозлилась: «Какого лешего она заходит ко мне в комнату! Кто просил менять мою постель!»
Стол был разобран, книжки лежали аккуратной стопкой. Прямо сверху красовался учебник по биологии за восьмой класс, который Алка так и не сдала в библиотеку, потому что не смогла найти.
Все рисунки и черновики стихов бесследно исчезли.
«Замок на дверь повешу!» – в отчаянии подумала Алка и открыла комп. Хоть он был на месте.
Зёма обещание выполнил, видео прислал.
Алка устроилась с ноутбуком на тахте, надела наушники и включила воспроизведение.
Тут же выключила, убрала громкость на минимум и запустила сначала.
Она и не подозревала, что у нее в легких столько воздуха.
Впрочем, на последних секундах вопль превратился в позорный писк.
Алка поняла, что она больше никогда в жизни никуда не прыгнет.
Нужно было придумывать другой способ.
В «Википедии» обнаружилась очень проработанная статья о суицидах. Алка спохватилась, когда закончила читать про прыжок в вулкан и перешла к харакири (которое, оказывается, правильно называется «сэппуку»).
Все это было интересно, но к ней не имело никакого отношения.
Она нашла последний ролик с Фростом, снова впечатлилась… и вдруг поняла, что ей делать.
«Я все придумала, – написала она Ханту в личку. – Завтра расскажу!»
Спать Алка легла с чувством выполненного долга.
Алка старалась не думать о том, что сейчас она позвонит в дверь и ей откроет Панта. Старалась не думать, как смотреть ей в глаза, что говорить и как реагировать, если Панта опять начнет ее отговаривать. Или выгонять. Поэтому Алка очень быстро взбежала по лестнице и, не давая себе ни секунды паузы, позвонила в дверь.
Открыла не Панта, открыл Земекис.
– Привет! – сказала Алка.
Зёма пару раз моргнул. Потом у него в глазах прояснилось, но он не улыбнулся, узнав девушку, а, наоборот, скривился.
– Чё-то ты не вовремя совсем, – вздохнул он и оглянулся вглубь квартиры.
Алка сунула нос в дверь и, мягко говоря, обомлела. Коридор был заполнен бомжами.
Зёма отследил Алкин взгляд, понял, что захлопывать дверь поздно, и втащил Алку внутрь.
– Иди на кухню, там Панта и Хант, но у нас времени в обрез…
Входная дверь распахнулась, и Алку чуть не сбил с ног крепкий лысый мужик.
– Приехал? Отлично! – обрадовался Зёма.
Он мгновенно забыл об Алкином существовании и принялся командовать.
– Машина пришла. Спускаемся все, отъезд через десять минут.
Бомжи зашевелились и потянулись к выходу, какие-то бодрые молодые люди выскочили из комнаты с коробками, Алку дважды сильно толкнули, и она бочком протиснулась в кухню.
Панта даже головы не подняла от клавиатуры ноутбука. Хант аккуратно паковал в коробку термосы, чай и печенье. Вкусно пахло кофе и корицей.
– Я все придумала, – сказала Алла.
Хант оглянулся и, как и Зёма, пару раз моргнул, прежде чем сообразил, кто такая Алка и что она здесь делает.
– Не сейчас, – лаконично сказал он.
В кухню ворвалась девушка на высоченных каблуках, одной рукой выхватила у Ханта из рук коробку, второй взяла чайник и так же стремительно выскочила наружу.
– Сахар забыла! – крикнул Хант ей вслед.
– Давайте я в общих чертах, – попыталась еще раз начать Алка.
– Не сейчас! – еще раз повторил Хант, развернув огромного оборванного алкаша, который попытался войти в кухню. – В машину! – коротко сказал он.
– Водички… – прохрипел алкаш.
– В машине, все уже в машине, – махнул рукой Хант.
Алкаш шумно вздохнул, почесался и, ссутулившись, пошел к входной двери.
– Стой! Нашел!
Хант схватил упаковку сахара, бутылку воды со стола и выскочил из кухни.
– Это моя вода, – заорала вслед Панта.
– Купишь еще! – ответил с лестницы Хант.
В квартире стало тихо.
Панта встала, вышла в коридор, закрыла двери в комнаты, подобрала несколько бумажек с пола. Алка молча наблюдала, не зная, как начать разговор.
– Не злись, – наконец попросила она, – я не могла не прийти. Я как представлю, что опять буду тупо дома сидеть…
Панта смотрела в стену.
– Меня не понимает никто. И идти мне больше некуда, – тихо сказала Алла.
Панта тяжело вздохнула и сказала: