вызывая калейдоскоп трещин на потолке Лайлы. Темный туман заполнил мою голову,
когда одна единственная мысль появилась в моей голове.
Мэделин, дочь человека, которого я убил. Она могла закончить так же, как
Лайла, замученная и живущая в бедности без будущего.
Желание вырваться подорвало меня с кровати. Пот выступал на моей спине, а
слюна наполнила мой рот. Я быстро схватил свои вещи и побежал в туалет, убедившись,
что запер за собой дверь.
Я упал на колени перед унитазом и меня рвало с неистовой силой, очищая
содержимое моего желудка, вместе с ужасной болью догоняющей мое тело, от
рассказанной Лайлой историей. Мое горло горело от желудочной кислоты, мои мышцы
яростно тряслись, а я сжимал холодный фарфор, пока не понял, что все вышло из меня.
Легкий стук прозвучал из–за двери, и я молился, чтобы она не зашла. Я,
наверное, не смог бы восстановиться после того, как она увидит меня таким. Я уже был
опустошен. Мне не нужно было еще и унижение.
– Кейс, могу я войти?
Сделав глубокий вдох, я ответил:
– Нет.
Я услышал ее вздох по ту сторону двери, но на этот раз я не поддамся
искушению. Я удерживал барьер дверью между нами.
Подняв себя с пола, я натянул джинсы и посмотрел в зеркало.
Уродливая версия человека, которого я когда–то знал, уставилась на меня.
Вместо молодого лица кого–то полного потенциала и славы, развалившийся, сломленный
и избитый человек смотрел на меня. Мужчина с возрастом, заметным в его глазах,
мужчина абсолютно пустой, мужчина, который только и знает о чувстве раскаяния.
Я схватился за островок и наклонил голову, не в состоянии больше смотреть в
свои пустые, голубые глаза. Одинокая слеза покинула мои глаза и скатилась вниз по
моему лицу, удивив меня тяжестью эмоций, которые я испытывал, понимая, что через все,
что прошла Лайла, потенциально прошла Мэделин из–за меня или могла бы пройти.
Пронзительная боль выстрелила в моем животе, парализуя меня у островка в
ванной. Мои ноги шатались подо мной, пока я пытался восстановить контроль над своим
телом. Я был лучше этого. Я был сильнее этого. Я не позволю этим чувствам завладеть
моим телом.
От потребности убраться из квартиры Лайлы, я повернул вентиль и ополоснул
лицо водой. Я вытер его розовым полотенцем, которое висело на крючке, упиваясь
запахом Лайлы. Она была повсюду, делая потребность убраться намного сильнее.
Я смыл, натянул свою футболку с кисточками через голову и сделал глубокий
вдох прежде, чем открыть дверь в ванную. Я частично ожидал, что увижу Лайлу, ждущую
меня, голую со скрещенными на груди руками, но ее не было там.
Благодарный за это, я пошел к ее двери, пренебрегая всем, что мог оставить. Я
уже собирался уйти, когда вспышка фиолетового привлекла мой взгляд. Лайла сидела на
диване, одетая в короткий, фиолетовый, шелковый халат, с бокалом вина в руках, и
уставившись в стену.
Она не смотрела на меня, даже не замечала моего присутствия, когда я схватился
за дверную ручку. Не попрощавшись, я выскользнул наружу и прошел несколько
кварталов до квартиры Диего, где захватил литр виски и отнес его в свою комнату.
Время забыться.
Глава 16.
Мое прошлое…
Веселье бушевало на расстоянии, когда я вышел под яркую, удушающую погоду
Нового Орлеана. Солнце светило беспощадно, отражаясь от каждой поверхности в парке,
от чего практически невозможно было открыть свои глаза. Я натянул солнцезащитные
очки, чтобы прикрыться защитным слоем не только от солнца, но и от реальности, с
которой столкнусь лицом.
Прошло несколько месяцев со дня смерти, и я подумал, что, может быть,
парализующее чувство, которое испытывал каждый день, ослабнет немного со временем,
но это было далеко от истины. Ощущение, что боль только сильнее росла.
Джетт пытался отвлечь меня в «Клубе Лафайет», нагружая бо́льшей
ответственностью и добавив еще троих девушек к списку. Он вынудил меня тренировать
их в современном спортивном зале, но это всего лишь незначительное отвлечение, ничего
большего.
Мой типичный день начинался с длинной тренировки, избивания груши, пока
мои костяшки не превращались в мясо под боксерскими перчатками, потом я принимал
душ, встречался с девочками в спортзале и занимался с ними простой плиометрикой.
После всего этого, мы проводили несколько часов в комнате Тулуза, где я наблюдал, как
девочки практикуются в своих обычных делах, пока не становился довольным их
выступлением. Еда падала куда–то, но она никогда не была тем, чем я наслаждался,
потому что, честно, я больше не чувствовал вкуса. Вся эта пресное питание было
необходимо мне, чтобы жить в своем ненавистном состоянии. Мои ночи были наполнены
крепкой выпивкой, которая в избытке хранилась в «Клубе Лафайет». На следующее утро я
повторял свой день, никогда не позволяя себе насладиться любым аспектом своей жизни.
Я мертвец, прогуливающийся по улицам Нового Орлеана, без души, без
будущего, расколотый и избитый человек, страстно желающий прожить несчастную
жизнь, продолжая раскаиваться до ее конца.
Треск от удара мяча по алюминиевой бите сместил мои размышления на
детскую игру в бейсбол. По близости не было бейсбольного поля, только трава
размеченная конусами и базами и с линей из стульев для родителей, подбадривающих
своих детей. В парке, по крайней мере, четыре поля с подобной установкой, максимально
используя пространство парка для подрастающей маленькой лиги, все это предлагала
городская община городу.
Стол с закусками стоял сбоку от полей, где группа мамочек платила за
спортивные напитки и семечки.
Детский смех эхом разносился по парку, владельцы выгуливали своих собак, а
родители пытались ограничить своих малышей, которые, как предполагалось, должны
были смотреть за своим старшими братьями и сестрами, играющими в простой бейсбол.
Парк пропах семьей, отчего все мое тело зудело.
Это была желанная пытка.
Мазохистская боль выжигала свой путь по моим костям и лучилась по моим
венам, напоминая мне снова, что я живу, чтобы испытывать такую боль.
– Попался! – маленький мальчик закричал передо мной, саля своего друга.
– Нет. Ты поймал меня за футболку. Это не считается, – ответил его друг.
– Футболка на тебе, так что я поймал тебя.
– Это не считается, – ответил мальчик, который не делал веского заявления.
– Считается, – сопротивлялся ведущий салок.
– Нет, не считается, – ответил обманщик.
– Ладно, – сказал маленький мальчик, шагая вперед и ударяя своего друга по
руке. – Теперь попался!
Черт, небольшая ухмылка пересекла мое лицо от гениального хода.
Другой мальчик начал заваливаться назад на секунду, но потом восстановил
равновесие, пока держался за свою руку. Его лицо было в ярости и внезапно, они оба
побежали, все время крича друг на друга.
Их взаимодействие заставило меня задуматься обо всех тех разах, когда мы с
Джеттом гонялись друг за другом на переменах. Мы были в разных классах на
социологии, но это не останавливало Джетта от встреч со мной на игровой площадке и
формированию крепкой связи, которая никогда не нарушится.
Мы прошли через многое вместе, и даже не смотря на наши драки, наши
разногласия, мы всегда четко понимали, что что бы ни случилось, всегда будем
поддерживать друг друга.
Это соглашение вступило в силу в прошлом году. Джетт никогда не оставлял
меня в начале моей боксерской карьеры. Он был движущей силой позади меня,
убеждался, что я верен себе. Когда я все потерял, лишился своей карьеры, он поддержал
меня, поверил в мою невиновность. Когда я забрал человеческую жизнь, он прикрыл мою
вину. Он забрал меня и обеспечил укрытием, местом для моего раскаяния.
Он поддерживал меня в такие дни, как сегодня, когда желание замучить себя
давило тяжелым весом на мои плечи.
– Знаешь на каком поле? – спросил Джетт, подтягиваясь ко мне и надевая
солнечные очки.
– Нет, – ответил я, оглядываясь.
– Уверен, что хочешь сделать это? – спросил Джетт, положив руку на мое плечо.
– Я должен. И это не обсуждается.
– Почему ты мучаешь себя?
Я заговорил так мягко, как мог, под шумные крики родителей на краю поля.
– Ты можешь пойти со мной на поле и стоять рядом, или можешь убираться.
Вопросы не приветствуются. Я, твою мать, сделаю это, потому что хочу. Смирись.
Не говоря ни слова, Джетт коротко кивнул и последовал за мной, когда я
направился к полям в поисках женщины, которая прочно укоренилась в моей голове.
У нее длинные, каштановые волосы, которые струятся по ее плечам. Ее хрупкое
телосложение не так уж сложно заметить, поскольку эта женщина была высокой. Ее
угловатые плечи и узловатые колени так же несложно найти, но то, что он никогда не
забудет – темные круги под ее глазами.
Линда Дункан, чья–то мать и ничья жена.
Я просканировал родителей, которые сидели на складных стульях, растянувшись
у вентиляторов, и разговаривая друг с другом, пока их дети пытались играть в бейсбол.