мои неверные решения привели к лучшему. Они подарили мне вторую жизнь, второй
шанс, шанс, который я отказывался растрачивать.
Отстранившись, я посмотрел на Джетта и понял, что мы оба плакали. Я
ухмыльнулся, пока вытирал глаза, и сказал:
– Твою мать, мы как парочка идиотов.
– К черту, мне плевать, – сказал Джетт, притягивая меня в объятия снова.
Он мой брат, единственный человек, который был рядом со мной в течение
темных дней, направлял меня и защищал.
– Я сделал бы это снова,– признался я. – Я бы прожил с виной, позором, грехами
только чтобы знать, что в итоге Мэделин и Линда будут защищены.
– Я бы тоже, – признался Джетт. – Скажи мне, что все кончено, Кейс. Скажи, что
двигаешься дальше. Скажи, что весь этот хренов кошмар закончился, – Джетт умолял. Я
бы сказал, что он хотел, чтобы его лучший друг вернулся, человек, которого он знал. Это
займет какое–то время, но я готов двигаться дальше.
– Я ждал этого момента, чтобы освободиться, и я нахрен воспользуюсь им. Мне
просто нужно кое–что еще сделать.
Гигантская улыбка растянулась по лицу Джетта от моего признания. Я видел
надежду, счастье, которое сопровождало его. Не только я освободился, но и подарил
своему лучшему другу то, в чем он больше всего нуждался, кроме Голди. Я вернул ему его
брата назад.
– Тогда, какой следующий шаг? – спросил Джетт.
С самого начала, это было не только мое путешествие. Оно и его тоже, и пришло
время закончить это вместе.
– Время попрощаться с ублюдком, – ответил я и пошел прямиком на кладбище,
Джетт прицепился за мной.
Я знал, где могила. Образ Линды, стоящей с Мэделин, выжгло в моей голове.
Теперь, когда я думал об этом, она выглядела бледной и неподвижной в тот день, закрытая
с ног до головы одеждой, которая наверное скрывала ее синяки. На ней должно быть была
тонна макияжа, чтобы скрыть жестокость своего мужа, потому что я не заметил никаких
следов избиения на ее лице.
Проходя мимо надгробий и старых цветов, мы наконец–то добрались до могилы
Маршала. Желание врезать по камню кувалдой чесало руки, пока я таращился вниз на
надпись.
Любимый муж и отец.
– Мужик отделался слишком легко, – произнес я, пока смотрел на могилу. – Если
бы я знал, кем он был на самом деле, что он делал с Линдой, я бы не торопился с ним в
том баре, заставив прочувствовать каждый последний удар, вместо того, чтобы покончить
с его жизнью так быстро. Я бы мучил его. Я бы разорвал его на куски, а потом только
прикончил, – злоба в моем голосе была ощутимой. – Я никогда никого не презирал так
сильно, Джетт.
– Я тоже, – кипел Джетт.
– Он забрал годы моей жизни. Он забрал наивность Мэделин, свободу Линды.
– А теперь он расплачивается за это, – возразил Джетт.
Кивнув, я присел на корточки и обратился конкретно к Маршалу, давая ему
понять, какой лживой была надпись на могиле.
– Ты потратил годы на этой земле запугивая Линду, пользуясь ролью отца,
допрашивая полных незнакомцев. Ты отверг жизнь, которой мог бы гордиться. Ты
выбросил шанс наблюдать, как Мэделин вырастет в красивую, дерзкую маленькую
девочку, какая она сегодня, ты издевался над яркой женщиной, которая съежилась в браке
рядом с тобой. Ты – трус. Ты монстр, не я, и я никогда не пожалею о моем решении убить
тебя, никогда больше. Я не должен тебе ничего кроме благодарности за то, что привел в
мою жизнь Мэделин и Линду. Я стану тем человеком, в котором они нуждаются,
человеком, которым ты никогда не был, и защищу их от подобных тебе, вместо таких как
я, – поднявшись, я похлопал по могиле. – Приятно провести время, сгнивая в аду, ты,
больной ублюдок.
Я шагнул назад и посмотрел на Джетта. Он был счастлив. Склонившись вниз до
уровня могилы, Джетт сказал:
– Спасибо за то что был монстром, потому что ты не только укрепил мою связь с
братом, но и доказал что справедливость восторжествует.
Оранжевый свет становился ярче на небе, когда вставало солнце. Джетт хлопнул
меня по плечу.
– Готов?
– Готов, – ответил я. – У меня еще одна останова. Не возражаешь поехать со
мной?
– Ты же знаешь, что я пойду куда угодно с тобой, дружище.
Мы ушли, оставив моих демонов позади. Впервые в моей херовой жизни я
оставил их позади. С каждым шагом, я чувствовал себя легче, свободнее, будто наконец–то
начал новую главу в своей жизни, а не перечитывал одну и туже снова и снова. Пришло
время перевернуть страницу и двигаться дальше.
Пришло время жить.
Глава 31.
Мое настоящее…
– Думаю, пончики были умным ходом, – сказал Джетт, пока я парковал машину.
– Ага, спасибо, что оплатил счет за них, – я ухмыльнулся.
– И почему только я сделал это снова? – спросил он. – После той маленькой
выписки из банка, которую я видел, то сказал бы, что ты неплохо накопил. По крайне мере,
на первый взнос за дом.
– Я не могу принять эти деньги, – ответил я. – Это кажется неправильным.
– Линда не примет их обратно. Они твои, Кейс. Ты достаточно настрадался. Ты
потерял все той ночью, отказался ото всего. Ты заслуживаешь хотя бы вернуть свою жизнь
назад. Ты заслуживаешь этих денег.
– Просто я не считаю это правильным. Я хочу, по крайней мере, помочь с
оплатой колледжа для Мэделин.
– Восхитительная мысль, – сказал Джетт. Она посмотрел вниз на коробку с
пончиками, а потом обратно на меня. – Готов к этому?
Я кивнул, вытащил ключи из зажигания, и сказал:
– Давай, сделаем это.
Мы выбрались из машины и уставились на дом, который принадлежал Линде и
Мэделин. Было все еще раннее утро, поэтому трава была поцелована росой, и легкий
туман в воздухе, который вскоре прожжет жара Луизианы. Улицы были тихими, соседи
только начали просыпаться.
Для кого–то еще, это может быть слишком раннее утро, это может быть похоже
на мрачное утро с туманом, который все еще блокировал вид соседних домов, но для меня,
это был новый рассвет, новое начало. Я чувствовал себя ожившим впервые за
продолжительное время.
Кивнув друг другу, мы подошли к входной двери и мягко постучали в нее
впервые. Я стоял на этом крыльце и раньше. Тогда мне было интересно – какую жизнь
ведет этот дом, ненавидят ли они меня, презирают ли меня, но в этот раз, я был уверен, что
меня примут с распростертыми объятьями в этот причудливый, маленький домик.
После нескольких минут тишины, щелчки открывающегося замка эхом
разошлись в тишине, а потом Линда открыла дверь, одетая в длинный, махровый халат, ее
волосы собраны в хвостик. Тапочки–кролики покрывали ее ноги, и пижамные штаны в
горошек выглядывали из–под ее халата. Когда она увидела меня, то влетела в мои руки и
обняла меня.
Она была теплой, дружелюбной. Она позволила мне расслабиться. Я обернул
свои руки вокруг нее, вернув ее жест. Она плакала на моем плече, пока ее поддержка
становилась крепче. Джетт стоял в стороне, наблюдал, как и всегда.
Я никогда бы не поверил, что буду стоять на пороге Линды, которая обнимала бы
меня за талию, счастливая, что видит меня. В это было трудно поверить, потому что я
провел последние несколько лет внушая себе, что эта женщина ненавидит меня, что она
будет праздновать день моей смерти, из–за того, что я забрал у нее. Вместо этого меня
чествуют, как героя, как защитника, как спасителя. Слова, которые я никогда бы не
использовал, описывая себя.
Я был, блядь, под кайфом. Потеряв карьеру в боксе, потеряв последние
несколько лет своей жизни, я не сдавался, так долго, что в итоге оказался мужчиной,
который добрался до вершины, мужчиной, которого эти женщины с нетерпением ждали,
мужчиной, который все сделал к лучшему.
Линда отстранилась и вытерла слезы.
– Я так рада, что ты пришел, – она засмеялась. – Как видишь.
– Линда, это мой друг, Джетт Колби.
– А ну да, вы владелец «Справедливости». Мы с Мэделин так благодарны вам за
доброту к людям, за то, что открыли такой центр в этом городе. Это чистый акт
самопожертвования.
– Да не стоит, – ответил Джетт, пока пожимал руку Линде. – Рад, что вы смогли
найти успокоение в «Справедливости».
Значение слов Джетта было тяжелым. Мы все ощутили их вес, и что он в них
вложил.
– Мы можем войти? – спросил я, ощущая, как слезы впитывались в мою
футболку. Это слезы счастья, я не против наблюдать, как они впитываются.
– Конечно. Пожалуйста, простите за беспорядок. У нас с Мэделин была
пижамная вечеринка в гостиной, поэтому на полу спальные мешки.
Когда вошел в небольшой дом, я сразу же ощутил облегчение. Стены были
красивого желтого цвета, такого же, как в комнате Голди в «Клубе Лафайет». Вся мебель
была белой, и повсюду были небольшие штрихи оранжевого и бирюзового. Я чувствовал
спокойствие, мой пульс не зашкаливал, а кожа не покрывалась мурашками. Вместо этого,
мне казалось будто я нашел еще один дом, часть меня, которой не хватало.
Справа была гостиная, где подушки спальные мешки были разбросаны по полу.
Коробки от дисков были разбросаны по кофейному столику, и коробка от «Холодного
Сердца»