— Прошу предъявить документы! — потребовал на вполне законных основаниях, поскольку участковый обязал это делать. — У нас тут особая зона.
— Ты что, мужик, не понял? — Охранник двинулся на него. — Дергай отсюда!
— Позови сюда старшего!
— Ну все, ты меня достал! — Парень распахнул плащ и вытащил самую настоящую плеть.
— Ладно, — согласился Комендант. — Я вызываю милицию.
Он вышел со двора и стал за высоким забором. Звонить было неоткуда, а идти пешком к участковому за девять километров особой охоты не чувствовал. К тому же после репортажа в газете, по слухам, тому здорово накрутили хвоста, и не исключено, что участковый обиделся и вряд ли пойдет в деревню проверять документы у телевизионщиков Надо было обходиться своими силами.
Скулящие в сарае собаки подсказали выход. Комендант обошел усадьбу Почтарей, под прикрытием сарая перемахнул забор и, прокравшись к двери, вынул чеку из замочной петли, а сам вернулся за изгородь. Псов он видел ночью, издалека и плохо представлял размеры, тут же на улицу выскочили два рыжих с белыми пятнами, брыластых телка с удивленными мордами, повертелись на месте и побежали к кобелю на цепи. Тот на мгновение замолк, и что происходило дальше, Кондрат Иванович не увидел, однако псы в мгновение ока заскочили на крыльцо, и охранника будто ветром сдуло, только его шляпа почему-то оказалась под собачьими лапами. Псы тут же схватили ее, разорвали, словно бумажную, потрепали и бросили. Один прыгнул на дверь и гулко залаял, а второй ринулся под навес, встал на задние лапы и вцепился в свиную ляжку.
Видимо, Почтарь сам еще опасался собак, поскольку, увидев их во дворе, сразу не вышел, надел тулуп, рукавицы и лишь тогда появился на улице с веревкой. Первого взял сразу и отвел в сарай, а тот, что трепал подвешенную свинью, начал огрызаться Выскочивший на крыльцо оператор снимал, как дед Лука укрощает сенбернара. Рассвирепевший пес рычал, опустив голову и чуть присев на задних лапах, однако старик смело подошел вплотную, дал в пасть пустой рукав тулупа, неожиданно ловко схватил за шиворот, потащил чуть ли не волоком.
Как только Почтарь запер своих псов, Комендант снова перескочил забор и оказался перед ним. Оператор все снимал, и чтобы не попадать в объектив, пришлось оттащить деда за угол.
— Ты зачем чужих в хату пустил? — спросил тихо. — Выставляй немедленно, я ими займусь.
— Я ж тебе казав, не ходи до мене! — У старика от негодования аж вислые усы поднялись. — Геть с моего двора!
К нему на выручку с крыльца сбежали сразу четверо, в том числе охранник без шляпы и даже какая-то девица на тоненьких, обтянутых ножках, которая и запела сладенько:
— Лука Михайлович, мы вас потеряли! Пожалуйста, продолжим!.. А кто этот гражданин?
— Ну смотри, хохол, — в ухо ему сказал Комендант. — В сорок седьмом тебя наши не дожарили — я дожарю, если что.
И демонстративно прошел через спешащую шеренгу телевизионщиков, растолкав плечами.
В тот же день ему стало ясно, что вся эта компания к НТВ никакого отношения не имеет, поскольку снимает кино специфическое, на оперативном языке называемое видеоинформацией разведочного характера. Два оператора с камерами предусмотрительно переобулись в сапоги и три дня подряд лазали по всей деревне, снимая все подряд, от пожарища и сорванных замков до подходов к Холомницам и таких деталей, как бани и сараи. Больше всего их интересовала хата Почтарей, где каждый вечер долго горел свет и, похоже, было застолье. Однако ночами вели себя тихо, даже из дома никто не выходил, может, потому что собаки до утра находились во дворе.
На четвертый день они обследовали окрестности, прошли вдоль реки и к обеду подвалили к дому Космача. Комендант запретил съемку, отказался давать интервью, и оператор настаивать не стал, отошел, снял усадьбу издалека, и то вроде для порядка. Вечером они шумно погрузились в автобус, и едва он тронулся, как Почтарь опять выпустил своих псов.
С сумерками Кондрат Иванович оставил свет в доме и залез на чердак. Часов в десять дед Лука вышел на улицу в просторном дождевике, постоял возле столба и направился в сторону тракта. Темнело быстро, поэтому его фигура пропала сразу же за пепелищем. Это насторожило: Почтарь никуда ночью не ходил, запирался еще засветло, и к нему потом хоть застучись.
Прошел час, второй, Комендант начал подмерзать на сквозняке, но дед не возвращался. Если поехал куда на вечернем автобусе или попутках, то почему в дождевике? Обычно на выезд он наряжался…
Кондрат Иванович спустился в избу, переоделся в полушубок и снова залез на чердак. Отсутствовал пять минут, не больше, но обстановка уже поменялась. Теперь даже оптики уже не требовалось: один человек болтался на реке у старой мельницы, второй пришел от леса и устроился на взломанной даче напротив усадьбы Почтарей. Они почти не прятались, иногда выходили на открытое место и прогуливались, должно быть, согреваясь, чем будоражили собак и жеребца в стойле.
Ближе к утру появился третий, то ли проверяющий, то ли пришел на усиление, болтался по всей деревне, побывал у пепелища и даже сделал попытку зайти от реки во двор Космача, однако несколько минут простоял за баней и удалился огородами, выбирая путь по проталинам.
На рассвете все они затаились на своих постах и в седьмом часу, по команде, разошлись разом, всяк в свою сторону. Комендант спустился в избу, затопил печь, прилег на диван и, помня, что надо напоить и накормить коня, несколько минут поборолся со сном и все-таки уснул.
А проснулся от торопливых, гулких шагов и хлопка двери.
— Кондрат! — с порога заголосила старуха. — Лука як с вичора ушов, тай не вернулся. Ой, лыхо! Та шо же ж спишь, Кондрат! Луки нема! Ой-ой-ой!
— Куда он пошел на ночь глядя? — Комендант сел и стал натягивать кирзачи.
— Казав, у лис пойду!
— Чего ему в лесу, ночью-то?
— Тай казав, воздухом подышать! Каже, весна, у лисе любо!.. Ой, божежки, Кондрат! Пойди поищи!
— В чем пошел? Сапоги какие?
— Резиновы сапоги! Дюже холодни!..
Он надел куртку, повесил на пояс топорик в чехле и вышел из дома. Старуха вприпрыжку бежала сбоку и голосила чуть не в ухо. Комендант отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, и прибавил шагу.
След Почтаря нашелся скоро, старик свернул с дороги в лес на краю поля, долго шел опушкой, после чего взял вправо, будто решил обойти деревню. Полкилометра он двигался от дерева к дереву, видно, останавливался, таился и слушал, потом резко пошел влево, к газотрассе. Снег подмерзал, образовывался наст, и следы становились слабее. В какой-то момент Комендант и вовсе их потерял, однако сделал круг и снова подсек отпечатки стареньких резиновых сапог. Дед Лука вплотную приблизился к газопроводу, но на просеку не вышел, долго стоял и топтался на одном месте, будто караулил кого. От этого места он снова повернул налево, в сторону лесовозной дороги, и тут к его следу присоединился еще один, рубчатый, от солдатских ботинок. Через полсотни метров они оба сорвались в бег, причем Почтарь скоро упал, но встал и пробежал еще немного, пока сбоку не появился третий след. Похоже, боролись недолго, снег примяли в двух местах, хорошо заметны были следы коленей. Дальше старика повели.
Солнце поднялось, и снег стремительно раскисал вместе с отпечатками обуви. Комендант шел рядом со следами, проваливаясь чуть ли не по колено, смог определить, что все трое вышли на лесовозную обледеневшую дорогу. Дальше искать было бесполезно, не понять даже, в какую сторону ушли…
Бывшего «лесного брата» захватили ночные гости, больше ночью тут никто не ходил.
Возвращаться в Холомницы напрямую он не рискнул, и так в сапогах хлюпало, двинулся по волоку к трассе, через временный лесосклад, где работал погрузчик, оттуда вышел к мочевой точке и явился в деревню по проселку, когда уже звенели ручьи.
Агриппина Давыдовна дежурила у своих ворот и побежала ему навстречу.
— Если к обеду сам не придет, шуруй в милицию, — приказал Комендант. — И подавай заявление.
Старуха прикрыла рот, чтоб задавить крик.
— А нечего приваживать всяких телевизионщиков! — вместо нее закричал он. — И по лесу ночью нечего шастать!
— Ой… — простонала она. — Та шо же ж творится…
— Он с автоматом ушел? — Ему стало жалко старуху: если она не голосила, значит, настоящее горе было настоящее…
— С яким автоматом?..
— Который в городе купил! Ну что ты мне, и сейчас темнишь?
— Та взяв вин автомат, — не сразу призналась она. — Казав, глухарей постреляты…
— Понятно, каких глухарей… Где обрез у деда лежит, знаешь?
— Я кий обрез?..
— Ну хватит, бабка, хватит! — взревел он. — С автоматом уже доигрался! Давай сюда обрез!
— Пошукаю. — Затрусила к калитке. — Мабуть, и е…
Через минуту она вынесла обрез и сумочку с-патронами.
— Чи обрез, чи ни… А шо ж с чоловиком моим буде?
— Подожди, может, еще придет. — Комендант не стал объяснять детали. — Никого в хату не пускай, поняла?
У него было ружье, но патроны остались в избе и сгорели, да и что толку от двадцатого калибра и дроби? Винтовочный обрез оружием был солидным, за сто метров можно быков валить. Кондрат Иванович вынул затвор, проверил исправность, нарезы посмотрел, после чего зарядил пять патронов в магазин, шестой в ствол, нашел подходящее место — за косяком у сеночной двери, вбил гвоздик и повесил за предохранительную скобу.
— Война так война…
И только вернулся в избу, как услышал на улице гул машины. Схватил обрез, приоткрыл дверь — знакомый черный джип!
Артем Андреевич вышел из кабины, невзирая на лужи, зашлепал лаковыми туфлями напрямую.
Комендант распахнул перед ним дверь.
— Ну, наконец-то! Я уж думал, не приедешь…
— Дело оказалось не простым, — замямлил тот. — Пришлось послать людей в Москву. Поэтому задержался…
— Да ладно, говори, что с Космачом?
— Разрешите пройти?
— Давай…
Гость сел на диван, снял очки и помассировал глаза, похоже, и он не спал прошлую ночь.