Из американских авторов старшего поколения в «Алеа» принимали участие Джон Хейнс, Джон Хокс, Эдвин Хониг и Эдуард Родити, который печатал в журнале свою поэтическую прозу, переводы из Алена Боске и очерк знаменитых «Воспоминаний» Пьера Франсуа Ласенера. Поэт Джон Хейнс и романист Джон Хокс, пожалуй, известны русским любителям современной американской литературы, читающим её в оригиналах; стихи Эдвина Хонига недавно перевёл на русский язык живущий в Америке поэт и филолог Александр Левицкий.
Нужно особо отметить напечатанное в «Алеа» эссе известного французского философа Эмиля Сиорана59 (которое сопровождает интересное интервью с этим замечательным мыслителем, труды которого начинают печататься и на русском языке), а также публикации: стихотворения испанского поэта Мигеля Эрнандеса (1910–1942) и относящийся к раннему средневековью демонологический текст «Завещание Соломона», переведённый с греческого Арнольдом Клейном.
Журнал «Звезда Востока» в своих № 7 и 9 за 1993 год опубликовал два эссе, помещённых в «Алеа»: это «Эпоха Подлинности» Пола Оппенгеймера и «Хаос» Валера Новарина. Переводы из французских писателей Валера Новарина и Шанталь Тома печатает в журнале искусствовед и критик Ален Вейс, автор появившейся во втором выпуске статьи «Врождённые тотемы», определяющей некоторые итоги сюрреалистической эстетики, которые показали большие ретроспективные выставки, проведённые в Париже в 1990–91 годах. Пол Оппенгеймер принадлежит к той группе новых американских авторов, которая определяет «лицо» поэтического раздела «Алеа»: это, прежде всего, Джозеф Донахью, Стивен Сартарелли и Леонард Шварц. Стихи этих четырёх поэтов отличает чёткая (иногда до жёсткости) дикция, строгость мысли при метафизическом подходе к реальности, сдержанная образность; энергетика этой поэзии заключается в лаконизме и убеждённости фраз, в напряжённом и последовательном развитии мысли; кроме того, достаточно разных поэтов объединяет, я бы сказал, горький привкус, который оставляет чтение их вещей. Впрочем, поэтический раздел «Алеа» вполне разнообразен: кроме уже упомянутых авторов, это американцы Джудит Вернер, Дион Фаркухар и Вирджиния Хупер, англичанин Джефри Годберт, москвич Игорь Вишневецкий. Прозу «Алеа» отличает гротеск (сюрреалистические этюды Джорджа Энджела, стилизованная проза Сары Уайт и пародия на стилизацию – Грегори Уайтхеда), разрешающийся в бессмыслице и фантастике психологизм (рассказы Томаса Эпстайна и, пожалуй, Григория Капеляна). Совершенно отдельно следует упомянуть построенную на виртуозных лингвистических и смысловых сдвигах прозу Альберто Риоса. В журнале много места уделяется философии, которая представлена эссеистикой Бориса Гройса (эссе «Об индивидуальности» можно прочесть в № 1 журнала «Лабиринт/Эксцентр») и Арсения Чанышева, кроме упомянутого Эмиля Сиорана.
Изобразительное искусство представлено печатающимися на страницах «Алеа» подборками фотографий (цикл работ Анатолия Пронина, посвящённый архитектуре готических соборов) и графики. Это абстрактные сюрреалистические композиции Берта Хасена, «окна» и «паутины», чудовищные организмы, напоминающие вид с воздуха на поле боя; экспрессионистическая графика Марка Блавата, Розмари Кези, Марка Ла Ривьера, Саймона Карра (книга его рисунков и стихов Стивена Сартарелли «Фантазматикон» вышла в издании «Алеа»); строгая «растительная» графика Софи Хокс. С этим своеобразно соседствует «Балетто» Виктора Екимовского, графическая «запись» музыкальной композиции для дирижёра и ансамбля музыкантов.
Не «модернизм», а современность«Аксьон поэтик». 1993. № 131
Современная французская поэзия, – точнее сказать, работающие в её сегодняшней структуре поэты и критики, – развивается в ходе коренного пересмотра своей области. Несмотря на то что, по замечанию Паскаля Грессе, многие поэты всё ещё «ностальгируют по коммерческому сектору», т. е. по удобствам прежних лавров, их работа разминулась с коммерциализирующимся поточным литературным процессом, и поэтическое творчество рассматривается теперь в общем контексте искусств: тем более что начавшееся в 60‐е годы осуществление идей «старого» авангарда привело к пониманию поэзии не просто как «искусства слова», но как «работы с языком» в самом широком смысле – включая использование пластических средств (перформанс, видео, инсталляция) и компьютерных технологий. Эти перемены, до неузнаваемости меняющие складывавшуюся веками картину «парнасских зарослей», вызывают множество вопросов, которыми задаются не только поэты, но и администраторы. Меняются не только механизмы общественного существования поэзии (издательский процесс, роль прямых манифестаций), но и сама инфраструктура культуры. (К разряду анекдотов относится решение о переименовании комиссии «Поэзия» Национального центра литературы либо в «Тексты», либо в «Письмо».) Однако, прежде всего, создаётся новое дискуссионное пространство, вырабатываются новые критические подходы. Большие результаты дают многочисленные фестивали и встречи, такие крупномасштабные акции, как состоявшиеся в Марселе в июне 1992 года «Генеральные штаты поэзии» и проходивший там же с февраля по май минувшего года фестиваль «Глазами языка». Всё же ведущая роль остаётся за журналами; среди качеств, позволяющих им отражать всё прихотливое многообразие текущего поэтического спектра, следует выделить высокую полиграфическую культуру, отношение к «книге» как к средству творческого опыта. В этой связи можно назвать международный альманах визуальной поэзии «До(к)с» и электронный журнал «Каос» (очень информативная статья редактора другого электронного журнала, американского «Постмодерн Калчер», опубликована в № 10 «Искусства кино» за 1993 год). На обсуждении, состоявшемся в ходе «Генеральных штатов поэзии», создатель «До(к)с» Жюльен Блэн обрисовал следующую картину развития поэтического журнала. По Блэну, «история поэзии всегда требует пересмотра», и нет смысла браться за составление нового журнала, если редакторы ещё до выхода первого номера не видят за ним давнюю и особую историю. На следующем этапе идёт поиск широкого и международного контекста своих установок. Уже потом настаёт «пора размышлений» и открытости всем, близким или чужим, но значимым подходам: этап, характеризующий устоявшийся «институционный» журнал.
Именно такое место во французской поэтической периодике занимает самый, пожалуй, известный в России из других журналов «Аксьон поэтик». Выступая на упомянутом обсуждении, его главный редактор Анри Делюи подчеркнул, что сегодня для него важно «…осмыслить и определить место различных линий… выявить, какой вид письма сегодня значим и соответствует состоянию общества, техники, развитию информационного пространства…» Что же касается летнего номера «Аксьон Поэтик» за минувший год, то он выделяется тем, что открывает дискуссию по сложной широкой теме: «новое поколение, новая современность». Журнал как бы принимает точку зрения тех авторов 90‐х годов, для которых всё решает не накопленный, а сегодняшний опыт и которых завтрашний день затрагивает особенно: этот фокус позволяет, однако, собрать мнения разных поколений и убеждений.
Своеобразным обрамлением дискуссии служат выдержки из недавно опубликованной во французском переводе книги Гуго фон Гофмансталя «Письма лорда Чэндоса и другие тексты», по мнению рецензирующего её Жана-Пьера Бальпа, принадлежащей к тем исключительным сочинениям, которые незаменимы для интересующихся особенностями поэтического письма. (Напомню, что знаменитое «Письмо» Гофмансталя опубликовано по-русски в книге «Искусство и художник в зарубежной новелле XX века», выпущенной два года назад издательством С.‐Петербургского университета.) Бальп особенно выделяет два выступления 1896 и 1906 годов, которые и сегодня кажутся поразительно истинными и современными. «Именно властью языка поэт скрытно управляет миром, в котором любой может его отвергать или забыть о его существовании. Однако именно он сводит вместе их мысли, правит их воображением и держит нити… Всё, что на языке пишется и, осмелимся сказать, думается, исходит из сочинений тех, которые некогда распоряжались этим языком творчески». Если поэт и несёт ответственность, рассуждает Бальп, то она в его неотделимости от языка: поэт тот, кто удерживает расстояние, держится посередине языка и мира; его труд в том, чтобы не сбиваться ни на манящие в эгоистический субъективизм злободневные императивы, ни на обессиливающие удобства машинального языка, превращающие поэта в салонного клоуна. Остальное, пишет Жан-Пьер Бальп, болтовня, «литература», т. е. производство, рассчитанное на лесть, на ожидаемое, на лёгкий эффект, «вкус читателя», тираж… «И правда, мне следовало воздержаться и не сказать Вам, что большинство названий ничего мне не говорят… что даже малая часть означаемого этими названиями не устраивает меня никоим образом» (Гофмансталь).
В своём эссе «Растерянные взгляды» Брюно Кани признаётся: «…родившийся в 1956 году, на излёте революционного гуманизма, я прожил все эти годы так называемого заката великих повествований, чтобы прийти в 90‐е годы счастливым несчастливцем, развившимся в двойственную эпоху постмодернизма». Сегодня, считает поэт, когда мы оказались на руинах опустошённой «по man’s land», на краю бездны, в которую вело прежнее понимание Истории новым поколениям, – и новой «современности», как бы её ни называли, – остаётся воссоздать или переплавлять окружающее: собственно говоря, сама современность сегодня ещё на подходе. Мы ещё не знаем, какова она, потому что её особенности проявятся намного позже. Хотя понятно уже то, что не правы отвергающие само понятие «современности» из‐за отсутствия очевидной новизны: Троянской войны не будет, новизна больше не является коньком переживаемой современности, выдвигающей не какие-то очередные перспективы, а скорее поиск реальной перспективы. И прошлое, и всё ещё гипотетическое и субъективное настоящее, и в конечном счёте сам человек, лишившийся