омпаньона Элиу Рута, одно время бывшего личным юристом Моргана. Особенно показателен тот факт, что двумя неофициальными, но влиятельными советниками Гувера во время его правления были компаньоны Моргана Томас Ламонт (сменивший Дэвисона на посту главного управляющего империи Моргана) и Дуайт Морроу, с которым Гувер регулярно консультировался 3 раза в неделю.
Большинство историков, к сожалению, игнорируют ключевой аспект первого периода рузвельтовского Нового курса: Новый курс представлял собой дворцовый переворот и избавление от господства Моргана. Оппозиционные финансовые группировки объединились в рамках Нового курса, чтобы совместными усилиями сбросить его с вершин власти. Этой коалицией был альянс Рокфеллеров, набирающих силу в демократической партии Гарриманов, новых и более нахальных еврейских инвестиционных банков с Уолл-стрит, таких, как Lehman Brothers и Goldman, Sachs, отодвигавших в тень Kuhn, Loeb, и таких представителей этнических групп, как ирландский католик Джозеф Кеннеди, итало-американцы, такие, как семья Джаннини из калифорнийского Bank of America, мормоны, такие, как Маринер Эклз, глава крупного конгломерата, объединяющего банковский холдинг и строительную компанию, из штата Юта, имеющий связи с калифорнийской строительной компанией Bechtel Corporation и компанией Рокфеллера Standard Oil of California.
Главным предвестником этой финансовой революции было успешное поглощение Рокфеллером флагмана коммерческих банков Моргана, могущественного Chase National Bank of New York. После краха 1929 г. Уин-троп Олдрич, сын сенатора Нельсона Олдрича и деверь Джона Рокфеллера-младшего, организовал слияние руководимого им банка Equitable Trust Company, контролируемого Рокфеллером, с Chase Bank. С этого момента Олдрич был вовлечен в титаническую борьбу внутри Chase, сумев к 1932 г. сместить главного управляющего банка Моргана Альберта Уиггина и сам занять его место. С тех пор Chase является главной штаб-квартирой финансовой империи Рокфеллеров.
В рамках Нового курса коалиция ловко провела Законы о банках от 1933 и 1935 гг., которые изменили облик Федерального резерва, безвозвратно передав основную власть в Федеральном резерве от Уолл-стрит, Моргана и Федерального резервного банка Нью-Йорка политиканам в Вашингтоне. Федеральный резервный банк Нью-Йорка был лишен права проводить операции на открытом рынке, которое передавалось в руки Федерального комитета открытого рынка Федерального резерва, в котором господствующие высоты занимал вашингтонский Совет Федерального резерва, а в роли второстепенных младших партнёров выступали региональные частные банкиры[63].
Другим важным изменением в области денег, осуществленным в ходе Нового курса, разумеется, под шумок депрессии и «чрезвычайного положения» в банковской системе, основанной на частичном резервировании, был выход из золотого стандарта. С 1933 г. банкноты Федерального резерва и депозиты перестали погашаться золотыми монетами американским гражданам, а с 1971 г. доллар не погашается золотыми слитками иностранным государствам и центральным банкам. Золото американцев было конфисковано и обменено на банкноты Федерального резерва, которые стали узаконенным платежным средством. Американцы стали жить в условиях неразменных бумажных денег, выпускаемых правительством и Федеральным резервом. С годами все предыдущие ограничения на деятельность Федерального резерва, т.е. на эмиссию кредита, были сняты. В самом деле начиная с 1980 г. Федеральный резерв обладает абсолютной властью делать практически все, что ему заблагорассудится: покупать не только государственные ценные бумаги США, но и любые активы в любом количестве и раздувать кредит в каких угодно масштабах. Федеральный резерв больше не связан никакими ограничениями. Он является полновластным хозяином в своих владениях.
Наблюдая за изменениями, вызванными Новым курсом, нам не следует жалеть Морганов. Хотя они были навсегда свергнуты с трона в ходе первого этапа Нового курса и больше не возвращались к власти, к концу 1930-х годов Морганы смогли занять свое место, хотя и более скромное, в правящей коалиции Нового курса. Там они сыграли важную роль в стремлении властной элиты вступить во Вторую мировую войну, в частности в войну в Европе, вновь на стороне Англии и Франции. Во время Второй мировой войны Морганы сыграли решающую закулисную роль в разработке Бреттон-Вудского соглашения совместно с Кейнсом и британцами, которое правительство США представило как свершившийся факт собравшемуся в Бреттон-Вудсе «свободному миру» ближе к концу войны[64].
Разумеется, со времен Второй мировой войны в финансовых кругах происходили постоянные перегруппировки. Морганы и другие финансовые группы заняли место младших партнеров в могущественном «восточном истэблишменте», лидерство в котором безоговорочно принадлежит Рокфеллерам. С тех пор эти группы, работая в тандеме, поставляют руководителей для Федеральной резервной системы. Так, нынешний председатель Федерального резерва Алан Гринспен до его восхождения на трон являлся членом исполнительного комитета флагманского коммерческого банка Морганов Morgan Guaranty Trust Company. Его глубоко чтимый предшественник на посту председателя Федерального резерва, харизматичный Пол Волкер был известной фигурой в империи Рокфеллеров, являясь экономистом принадлежащей Рокфеллерам корпорации Exxon и их штаб-квартиры — Chase Manhattan Bank. (В ходе имеющего символическое значение слияния Chase поглотил флагманский коммерческий банк Kuhn, Loeb — Bank of Manhattan.) Это был действительно новый мир, хотя и не особенно дивный[65]. Хотя политической и финансовой власти восточного истэблишмента еще будет брошено немало вызовов со стороны нахальных неофитов и пиратов-захватчиков из Техаса и Калифорнии, сама Северо-восточная группировка, имеющая долгую историю, гармонично сплачивалась под властью Рокфеллеров.
"Страхование" депозитов
Мы не рассмотрели еще одно важное нововведение, встроенное в финансовую систему США в ходе проведения Нового курса. В 1933 г. было объявлено о гарантиях, которые в будущем должны будут уберечь страну от повторения волны банковских банкротств , сотрясавших финансовую систему во время Великой депрессии. К приходу Франклина Рузвельта банковская система, основанная на частичном резервировании, практически развалилась, обнажив внутренне присущую ей неплатежеспособность. Это был самый подходящий момент для полной и реальной реформы, для очищения американской денежной системы, которое бы покончило, наконец, с лживостью и всеми соблазнами банковской деятельности, основанной на частичном резервировании. Вместо этого администрация Рузвельта пошла в противоположном направлении, что было неудивительно: она совершила крупномасштабное мошенничество по отношению к американской общественности, заявив о спасении нации от ненадежных банков при помощи новой Федеральной корпорации страхования депозитов (ФКСД). По заявлениям администрации, с этого момента все вкладчики банков «застрахованы» от убытков Федеральной корпорацией страхования депозитов, что фактически равносильно обещанию в случае кризиса предоставить крупные суммы для выплат по депозитам. Но в действительности это не более чем жульничество, ибо активы ФКСД составляют мизерную часть (1 или 2%) от объема депозитов, которые она собирается «страховать». Действенность такого государственного «страхования» можно оценить, взяв для примера крах в конце 1980-х годов ссудосберегательных учреждений. Депозиты этих банков с частичным резервированием предположительно были надежно «застрахованы» другим федеральным агентством ныне не существующей, но некогда расхваливаемой Федеральной корпорацией страхования сбережений и займов.
Ключевой проблемой «страхования» депозитов является мошенническое использование почтенного термина «страхование» для таких схем, как гарантирование депозитов. Настоящее страхование честно заслужило свою репутацию и вызывает положительные ассоциации у населения благодаря тому, что если оно осуществляется должным образом, то работает очень хорошо. Истинное страхование применяется, когда в будущем существует риск несчастного случая, не поддающийся контролю со стороны отдельного бенефициария, и когда вероятность наступления страхового случая может быть с высокой точностью предсказана заранее. В случае «страхуемых рисков» мы можем предсказать распределение неблагоприятных событий для больших чисел, но не в каждом конкретном случае: мы ничего не знаем об отдельном случае, кроме того, что он относится к определённому классу. Так, мы можем точно предсказать, сколько людей в возрасте 65 лет умрёт в течение следующего года. В этом случае лица в возрасте 65 лет могут объединить ежегодные страховые взносы, и из этого фонда будут производиться выплаты тем, кому посчастливится прожить дольше других.
Однако, чем больше мы знаем об индивидуальных случаях, тем настоятельнее необходимость выделять их в отдельные классы. Так, если мужчины и женщины в возрасте 65 лет или люди с различным состоянием здоровья имеют различный уровень смертности, то их следует разнести по разным классам. Если это не будет сделано, и, скажем, больные и здоровые люди должны будут платить одинаковые страховые взносы во имя эгалитаристских идеалов, тогда это будет уже не страхование жизни, а скорее принудительное перераспределение доходов и богатства.
Точно так же, чтобы являться «страхуемым», несчастный случай должен находиться вне контроля отдельного бенефициария, иначе мы столкнемся с фатальным пороком «морального риска», и схема вновь перестает быть истинным страхованием. Таким образом, если в каком-нибудь городе существует страхование от пожара, основывающееся на среднем количестве пожаров в различных типах зданий, но застрахованным позволяется безнаказанно устраивать пожары, чтобы получать страховые выплаты, то истинное страхование вновь уступает место перераспределительному рэкету. Аналогично обстоят дела и в медицине. Такие специфические болезни, как аппендицит, могут быть предсказаны для больших классов людей и соответственно застрахованы, но просто факт прихода к врачу или неопределённые жалобы не являются страхуемыми, так как эти действия находятся под полным контролем страхующегося и не могут быть предсказаны страховыми компаниями.