Вот и третий этаж. Достал из кармана диск с звездой Давида… сделал несколько шагов. Залитый солнечным светом зал… казалось, уходил перспективой в бесконечность. Как это бывает в игре с зеркалами.
Надо было сделать еще несколько шагов… не решился.
Волнение мое усилилось. Усилился и страх. От эйфории не осталось и следа.
Пространство внутри зала трещало электрическими разрядами.
Сейчас появится эта адская машина и разнесет меня в клочки…
Но появилось нечто другое. Состоящий из огней святого Эльма шар размером с письменный стол медленно летел через зал, разбрасывая вокруг себя розовые и синие искры. Летел ко мне.
Я выставил перед собой золотой диск как щит и зажмурил глаза. Ожидал смертельного удара током. Пот катился с меня градом.
Услышал легкий хлопок… и как будто… смех.
Открыл глаза. Шар пропал.
Где-то вдруг заиграла скрипка. Неизвестную мне, печальную мелодию. Чайковский?
В зале появилась тонконогая балерина и начала танцевать. Семенила ножками, кружилась, прыгала…
Танцуя, потихоньку приблизилась ко мне. Когда я наконец смог рассмотреть ее лицо, кровь застыла у меня в жилах от ужаса. Лица у танцовщицы не было. Вместо него… провал в пустоту. Зияние.
Затем по залу беззвучно побежали сотни пестрых баб-матрешек…
За ними в погоню понеслись синие дьяволы.
Догоняли и рвали баб на части.
Затем вдруг и они и бабы застыли, как будто кто-то невидимый им это приказал. Или выключил электричество.
И вспыхнули как охотничьи спички…
Атака захлебнулась. Все солдаты моего взвода были убиты. Я присел на землю, чтобы перевести дух. В нескольких метрах от меня со страшным грохотом разорвалась граната. Ее осколки изрешетили мое тело…
Надо мной, на фоне свернувшегося в цинковый свиток неба, маячила рожа мордатого санитара.
Я услышал его грубый голос: «Сидоров, ты живой?»
Кто-то ответил за меня: «Где уж живой, смотри… все кишки вылетели из брюха…»
Прижал в отчаянии руки к груди…
Понял, что брежу. Заставил себя успокоиться и сосредоточиться.
Я все еще стоял в пустом зале на третьем этаже бывшей бумажной фабрики.
И тут я увидел перед собой эту машину. Дезинтегратор.
Черно-белые фотографии, которые были в Красной папке, не отражали ни ее мощь, ни неземную, математическую красоту. Представьте себе сложную комбинацию подвижных, перетекающих одна в одну лент Мёбиуса, сделанных из пластичного, как бы живого сверкающего металла. Ленточная эта конструкция то и дело превращалась в нечто похожее на гипер-куб неизвестной мне размерности. Затем опять змеилась лентами. Адская мясорубка.
Машина явно создавала магнитные поля необыкновенной мощности, была управляемой черной дырой или червоточиной… Только откуда, черт возьми, этот жуткий аппарат брал энергию для всех этих космических штучек?
Невольно подумалось, что и машина эта и фабрика… и я, и маркиз, и сам монсеньор — не более, чем чей-то сон или фантазия… Кино?
А как же танк? Бой? Ранение? Командир взвода, солдаты, замок? Золотой диск с звездой Давида у меня в руках?
Ладно, сон, так сон, кино, так кино. Пора кончать комедию.
Прижал диск к груди, разбежался и прыгнул в мясорубку.
Боль была такая, какую вероятно испытывает индюшка, когда у нее с костей заживо сдирают мясо.
Длилась она однако не долго. Уже через несколько мгновений я почувствовал облегчение.
На душе и в теле отлегло…
Я сидел в кресле у камина… курил сигару и слушал сладостную музыку моей молодости, «Рождественскую песню» в исполнении Нэта Кинг Коула.
Рядом со мной, в другом кресле, спала моя нежная возлюбленная, Фарра.
Напечатанный на плохой бумаге журнальчик комиксов, воскресное приложение к городской газете Миранды, который она просматривала перед тем, как задремать, упал на ковер и раскрылся. На левой странице был изображен трясущийся солдат в смешной иностранной форме… с желтым диском в руках, входящий в огромный фабричный цех, в середине которого стояла фантастическая машина необыкновенно затейливой формы, на правой — страшный взрыв, разорвавший и машину и солдата на кусочки.
ВТОРЖЕНИЕ
Первые боевые машины десанта вошли в Берлин в субботу, шестого декабря 2014 года. Ехать им было недалеко — военно-транспортные самолеты доставили их на заброшенный аэропорт Вернойхен, находящийся в двенадцати километрах от границы Берлина, бывшую советскую военную базу. Двадцать перегораживающих взлетную полосу полуметровых резиновых конусов-заграждений, прикрепленных к бетону шурупами, были заблаговременно убраны путинскими агентами, приехавшими в Вернойхен на двух микроавтобусах из Берлина за четыре часа до приземления первого Ил-76 в среду. Они же помогли новоприбывшим занять круговую оборону, снабдили их картами и оперативной информацией. Никто на вторгнувшихся, впрочем, не нападал. Даже полиции не было рядом, только с десяток прибежавших на шум вернойхенских мальчишек и два тамошних вьетнамца смотрели, открыв рты, на вылезающие из утроб ревущих самолетов нелепые гусеничные чудовища с зачехленными еще пушками и на похожих на роботов, недружелюбных высоких солдат в странной, плохо сшитой форме.
В ближайшие три дня было совершено около сорока посадок на Вернойхене, русские спрятали свои боевые машины в старых ангарах, разбили палаточный лагерь, а затем, убедившись в отсутствии немецких войск, сформировали несколько колонн, проломили танками невысокую земляную стену в ближнем к Берлину конце взлетной полосы и покатили по дороге 158. У станции Аренсфельде они свернули на одноименную улицу и направились по кратчайшему пути к центру города. Проехали и мимо моего одиннадцатиэтажного дома на Фалькенбергер шоссе. Никакого сопротивления никто им не оказывал и по пути в центр. Наоборот, я заметил группки берлинцев, стоявших на обочине и приветливо махавших руками высунувшим из люков свои шлемастые головы механикам-водителям. Некоторые кидали в сторону тяжело рокочущих и пускающих в воздух сизо-черные фонтаны выхлопов машин цветы. Откуда они их взяли? Цветочные магазины были давно закрыты. Кто они, эти предатели? Немецкие левые, так до сих пор ничего и не понявшие? Зеленые? Бывшие агенты ШТАЗИ? Пугинские засланцы? Или российские немцы и их русские жены, которых Германия впустила, чтобы хоть как-то расово компенсировать растущую турецкую популяцию?
Одна бабушка танцевала на дороге от счастья и кричала так громко, что я расслышал ее слова на своем седьмом этаже: «Сынки, сынки, ехайте, ехайте, мы вас тут заждались, будет теперь и у нас жизня!»
Веселую эту старушку я несколько раз видел в магазине Кайзер. Она покупала там сигареты, вино и закуску. Однажды худенькая застенчивая продавщица-немка, видимо подрабатывающая студентка, вежливо попеняла ей на то, что та не оплатила килограммовый кусок копченой колбасы (не положила ее на движущуюся дорожку, а оставила в руке). Старушка видимо испугалась, что ее оштрафуют, и разохалась: «Верцаен, верцаен, фрау феркойферин! Ик бин дура старая! Никс мер, нимальс!»
А отойдя от кассы прошипела: «Фашистка проклятая! Шоб ты сдохла, и чтобы твои дети-фашисты подохли!»
Вслед за десантными частями к Берлину подкатили и подоспевшие из Польши мотострелковые дивизии — началось полномасштабное вторжение.
Я не верил ни Меркель, ни Обаме, ни НАТО.
Постаревшая, усталая канцлерша так привыкла молоть языком и ничего не делать, что не была способна ни на какие поступки, Обама показал себя за годы президентства слабаком, грозный североатлантический альянс НАТО, как выяснилось, просто не существовал, был игрой воображения. Американцы, очевидно, не хотели умирать за Европу. А самостоятельно Старый континент, долго не воевавший и расслабившийся, раздираемый эгоизмом монополий и влиятельных кланов, не был способен защитить себя от полчищ новых гуннов. Оружия и солдат у Европы было более чем достаточно, но не было ни воли, ни мужества решительно противостоять наглому агрессору. Французский президент и английский премьер публично заявили, что «ни при каких обстоятельствах» не будут применять своего ядерного оружия. То же самое провозгласил в обращении к американскому народу Обама, только сформулировал более обтекаемо.
Россия, проиграв «гибридную войну» Украине, 20 сентября потеряла и отобранный ранее у соседки Крым. Загнанный в угол Путин нажал на ядерную кнопку. 21 сентября Киев и Львов были уничтожены тактическими ядерными ракетами. После этого Россия предъявила Украине и Западу свой «воскресный ультиматум». Политики свободного мира, не привыкшие к ответственным решениям, метались в истерике или просиживали штаны на бесполезных совещаниях, граждане тряслись от страха. Мировая финансовая система рухнула 23 сентября, этот день вошел в историю как «черный вторник». Американские военные покинули Германию (это было одним из условий Путина), Шестой флот уплыл в Майами. Началась паника. Хорошо обеспеченные немцы бросили свои дома и фирмы и — кто как мог — полетели или поплыли в Англию и в Новый Свет.
Несчастная Украина после ядерного удара братского народа безоговорочно капитулировала, и русские войска за несколько дней растеклись по ней, как синие чернила пятьдесят лет назад по моему письменному столу из выпавшей из неловких детских рук баночки. Беззащитное население мужественной страны попало в лапы путинской солдатни. Начались массовые убийства, пытки, изнасилования и грабежи. Особенно свирепствовали проигравшие свою войну и жаждущие реванша донецкие и луганские «сепаратисты», великодушно отпущенные Порошенко в Россию.
Не сопротивляющихся украинских военных, участников Майдана, энтузиастов и патриотов Украины русские, предварительно подвергнув чудовищным пыткам, перебили поголовно уже в первую неделю после капитуляции. Мужчин от двадцати до шестидесяти лет загнали в концентрационные лагеря, где приступили к их систематическому уничтожению непосильной работой и регулярными избиениями. Детей отобрали у матерей и отправили в детские дома России — на «перевоспитание в традициях великой русской культуры». Женщин постарше заставили работать на фабриках и шахтах в условиях сталинских трудармий. Украинских девушек продали в московские и арабские бордели. Мальчиков от семнадцати до девятнадцати лет забрили в путинскую армию. А пенсионерам не платили пенсию, в надежде на то, что они, как выразился помощник Путина по национальному вопросу Глинов, «подохнут сами». Обо всех этих ужасах я узнал из передач независимого украинского радио «Нащя», вещавшего на коротких волнах из Лондона.