— Они разыскивают человека, которого недавно уволили из парка. Говорят, он сошел с ума. Еще говорят, что он вооружен.
— Неужели? — Ящерица невозмутимо изучал свою бороду.
— Ты знаешь этого человека?
— Возможно.
— Тогда, возможно, ты разыщешь его и попросишь прекратить свои фокусы, пока не поздно.
— Я думаю, что поздно, — сказал Ящерица. — Эти мерзавцы уже стали поднимать руку на старушек.
— Черт! — Полицейский опустил стекло. В кабину тут же влетели три москита, но Ящерица ловко выгнал их наружу.
— Я за тебя беспокоюсь, — сказал Джим Тайл.
— Удачная шутка, — усмехнулся Ящерица.
— Может, лучше тебя арестовать?
— Меня ни в чем не удастся обвинить, — сказал Ящерица. — Меня там никто не видел, оружия никто не находил. Меня никто не задерживал на месте преступления.
— Я сам тебя задержу.
Улыбка исчезла с лица Ящерицы.
— Конечно, обвинение тебе не предъявят. Но на месяц-другой тебя изолируют, а за это время страсти улягутся.
— Но зачем? Ты же знаешь, что я прав.
— Вряд ли можно так сказать про стрельбу по машинам.
— Ну, промашка вышла, так я же извинился.
Джим Таил положил руку на плечо своему другу.
— Я знаю, что ты поступаешь правильно, ты служишь благородному делу. Но я боюсь, однажды ты зайдешь слишком далеко.
— Ну, это еще неизвестно, — сказал Ящерица. — Помнишь, как там у Леннона: «Представь себе…»
Джим Тайл всегда терялся, когда Ящерица начинал цитировать ему песни шестидесятых. Он сам мог бы дать ему кое-что послушать, чтобы сбить с него спесь.
— Пойми, у меня ведь тоже своя жизнь, — сказал Джим, — я не могу все время возиться с тобой.
Ящерица ударил кулаком по дверце машины:
— Джим, они же изгадят весь этот чудесный остров!
— Ну, скажем, не весь…
— Это только начало, — убежденно сказал Ящерица, — они не остановятся, ни за что не остановятся.
Спорить с ним было бесполезно. Государство устроило на территории острова Северный Ки Ларго заповедник. Ту часть острова, которая находилась в частном владении, Кингсбери уже использовал под парк развлечений и под будущий гольф-клуб. Ящерица, однако, считал, что Кингсбери не остановится.
— Тот парень, которого ты нанял… — сказал Джим Тайл.
— Я никого не нанимал.
— Неважно. Он все равно в этом деле, вот что важно.
— Да, согласен, — сказал Ящерица, — настроен он серьезно.
— Так что прятать тебя за решетку бессмысленно, он останется на свободе и продолжит дело. Я тебя вот о чем попрошу: поговори с ним. Он новичок, может натворить Бог знает что. Эта шутка с бульдозерами — уже слишком.
— Да, я понимаю. Но получилось эффектно, согласись.
— Послушай меня, — сухо проговорил Джим Тайл. — За ним началась охота. Есть вещи, в которых я могу помочь, и есть вещи, где я бессилен.
— Ладно, я поговорю с ним. Обещаю.
После этого Ящерица скрылся в темноте. Полицейская машина сорвалась с места и помчалась на запад со скоростью сто пятнадцать миль в час.
— Двое, — подытожил вслух Джим Тайл. — Уже удалось договориться с двумя психами.
21
В фургончике у Кэрри Ланье обстановка была такой же непритязательной, как и во всяком фургончике. Там была микроволновая печь, телевизор, кондиционер и раскладной диван, на котором спал Джо Уиндер. Но в доме не было музыки, поэтому на третий день Уиндер позаимствовал у Кэрри Ланье ее машину и поехал к себе на квартиру, чтобы забрать магнитолу и кассеты. Он был не слишком удивлен, когда увидел, что все в его квартире перевернуто вверх дном. Судя по произведенному беспорядку, здесь орудовал не кто иной, как Педро Луз. Исчез телевизор, магнитофон, матрас, репродукция Матисса и тостер. Один из бюстгальтеров Нины висел на лампе. Аквариум был разбит вдребезги, дохлые бойцовые рыбки валялись на полу. Уиндеру даже показалось, что у них оторваны головы.
Магнитола, однако, осталась целой и невредимой, пострадал только проигрыватель, одна из колонок была искорежена садовыми ножницами.
— Ну что же, это лучше чем ничего, — сказал Джо Уиндер. Он отнес и сложил вещи в багажник. — Если нет высокого качества звука, придется довольствоваться низким.
Пока он подсоединял колонку к аппарату, Кэрри изучала кассеты. Время от времени она хмыкала.
— Тебе не нравится эта музыка? — спросил Уиндер.
— Да нет, наоборот, нравится. Просто я узнаю о тебе все время что-то новое. Что тут? «Кинкс», Пит Сигер, Мик Джаггер.
— Да, я живу прошлым.
— Ладно тебе, — сказала Кэрри и начала расставлять кассеты в алфавитном порядке.
— У тебя есть пишущая машинка? — спросил он.
— В шкафу. Ты что, собираешься начать писать?
— Нет, творчеством я бы это не назвал, — сказал Уиндер.
Кэрри достала машинку, старую «Оливетти», и расчистила для нее место на столе.
— Вот это хорошая идея, — одобрила она. — Все лучше, чем стрелять или уничтожать строительную технику.
Уиндер напомнил ей, что не он привел эти бульдозеры в мангровые заросли.
— А писать я уже давно перестал. Перестал быть журналистом.
— Но ты же не сгорел на работе, ты просто продался.
— Спасибо, что напомнила, — сказал Уиндер.
Пару дней назад Кэрри сама попросила его рассказать о том, какие статьи он писал. Он рассказал ей о своих материалах про убийство, когда тринадцатилетний мальчик убил свою младшую сестру за то, что она без спроса взяла его пластинку с группой «Аэросмит». Про сеть торговцев наркотиками, которую организовал бывший служитель Фемиды. Про дело о взяточничестве, когда инспекторов по надзору за строительством подкупали выигрышными билетами лотереи. Про строительство автострады, которое финансировал мафиози, изобретший новую формулу дорожного покрытия — в его состав входили человеческие останки.
Джо Уиндер ни словом не упомянул о том деле, которым закончилась его журналистская карьера. О своем отце он также не стал рассказывать. Когда Кэрри спросила его, почему он решил заняться «связями с общественностью», он сказал:
— Из-за денег.
Его непродолжительная работа в Диснейленде не заинтересовала ее, она оживилась лишь тогда, когда он рассказывал об экстравагантном приключении, из-за которого его уволили. Кэрри заметила, что раз он не стал обычным клерком, то, значит, для него не все потеряно, значит, он способен на протест.
— Только центр этого протеста находился в штанах, а не в голове, — усмехнулся Уиндер.
Кэрри повторила то, что уже говорила два дня назад:
— Ты всегда можешь вернуться к своему репортерскому ремеслу.
— Боюсь, что нет.
— Так зачем тебе понадобилась машинка? Печатать любовные письма? Или, может быть, исповедь? — Кэрри прошлась по клавишам машинки.
В вагончике вдруг стало тесно и душно. Уиндер почувствовал, как в висках у него пульсирует кровь.
— Да, ты была права, когда спрятала от меня оружие, — сказал он.
— Оружие не в твоем стиле. — Кэрри передвинула каретку, и раздался звонок. — Бог наградил тебя талантом самовыражения, владения языком.
— Ты же никогда не читала, что я написал, — простонал Уиндер.
— Нет, — призналась она.
— Поэтому, говоря о моем так называемом таланте…
— Так это же хорошо, что ты сомневаешься, — сказала Кэрри. — Было бы глупо, если бы ты хвастался своими способностями. А теперь ты должен помочь мне открыть бутылку вина.
Каждый вечер, ровно в девять, посетители «Страны Чудес и Развлечений» выстраивались на обочине Кингсбери-лейн — главной улице парка, покупали безумно дорогие закуски и ждали начала пышной процессии, которая была кульминацией празднеств, шумевших целый день. Предполагалось, что в этой процессии участвуют все персонажи парка развлечений — от Эльфов до Гангстеров. Иногда шествие сопровождал настоящий духовой оркестр, но в летние месяцы усталых музыкантов часто заменял усилитель. Ярко раскрашенные платформы составляли основу процессии, их вереница представляла как бы ожившую историю Флориды, начиная со времен испанских завоевателей. Убийства, уничтожение природы и разгул гангстеризма, конечно, не находили отражения в этом параде. Было бы трудно, например, подобрать подходящую музыку к эпизоду массового истребления французских гугенотов.
Для того чтобы праздничная процессия выглядела привлекательней, история Флориды была сведена к серии приятных и лишенных кровопролития эпизодов. На платформах развертывались следующие выдуманные картины: празднование первого дня Благодарения на берегу океана, когда индейцы племени тестаке делили ужин из дикой индейки, запивая его молоком кокосовых орехов. Чарлз Челси старался (и Фрэнсис Икс. Кингсбери тщательно следил за этим), чтобы представление несло рекламную нагрузку. На платформе с надписью «Новая родина» дюжина пышущих здоровьем фермеров пела народные песни острова Ямайка и исполняла танец с мачете на воображаемом поле из сахарного тростника. Туристам нравилось. Нравилось это и ассоциации производителей сахара «Окичоби», потому она оплачивала из своего кармана расходы по этой части представления.
Гвоздем программы было появление легендарной девушки из племени семинолов, известной как Принцесса Золотое Солнце. Ни такой девушки, ни такого титула история штата не знала, это была выдумка Чарлза Челси, направленная на то, чтобы порадовать зрителей видом голых грудей и задниц. Все это подавалось, естественно, под соусом знакомства с культурой коренного населения. Традиционный наряд семинолов был слишком архаичен, поэтому Принцесса Золотое Солнце имела на себе только микробикини, якобы выполненное из шкуры дикого оленя.
Вместо традиционного танца она исполняла ламбаду. Окруженная фальшивыми индейскими воинами с луками в руках, Принцесса пела о своей любви к знаменитому вождю семинолов — Оцеоле. При известии о его смерти она клялась в стихах, что последует за ним. Пиком этого представления был момент, когда Принцесса забиралась верхом на пантеру (накачанную успокоительными африканскую львицу) и исчезала в тумане, образованном при помощи сухого льда.