– Держи, это зарплата за прошлые месяцы.
– Я…
– Ни хрена, – оборвал меня Жовнер, – я не прекратил договор – должен заплатить. Тебя мои проблемы не касаются. Въехал?
– Въехал.
– Часиков в десять я загляну к тебе, может, ты чего и решишь.
Я встал из-за стола, скомкал деньги и засунув их себе в карман. Снова та же дилемма? Браться за работу ради денег, или не браться? Браться или нет?
Совать голову в петлю?
Что мне при последней встрече говорил Михаил?
«Вы больше не исключительный. С вас снята защита.»
Сволочи. А почему это, собственно, я был исключительным? Только из-за того, что у меня была защита? С каких это пор я должен ждать, чтобы меня защитили. Я ведь всегда гордился тем, что мне никто не помогал, что нет у меня крыши. И я так спокойно согласился с тем, что отныне я должен быть ниже травы и тише воды.
Или я только затаился? Мне нужен был только повод?
– Ты о чем думаешь? – спросил подошедший Ходотов.
– Уже ни о чем, – сказал, я, – уже все придумано.
– Я, наконец, получил прямой приказ, найти Михаила. Лучше живым Мне так и сказали, лучше живым, – сказал Виктор Николаевич.
– Почему такая паника?
– Это не паника, Игорь, это политика. Теперь и у нас начались гонки. Хотя, надо отдать должное президенту, начались они нетривиально.
– Полагаешь, президент сам решил?
– Ты у меня спрашиваешь? Мы сейчас в загоне. Нас сейчас прижимают. Мы провинились. И у нас теперь одна твердая задача – бороться с чеченским терроризмом. И мы боремся.
– Сосновский больше не появлялся?
– Ни боже мой. Теперь он будет меня сторониться изо всех сил. Ему теперь нужно быть лояльным к и.о. Даже Гоппе и тот отрабатывает деньги чеченцев осторожно, сквозь зубы.
– Витя, – Игорь Петрович потер подбородок, – ты что, действительно считаешь, что Мазаев и был Врагом?
– А кого-нибудь это интересует? Вся операция полностью выведена из-под моего контроля. Нам разрешили вычистить конюшни, а теперь… Теперь у нас более конкретные задачи. Более понятные и более конкретные.
Мне уже никогда не простят того, что я проморгал возле себя Михаила, а еще больше то, что вычислив его, я все-таки дал ему возможность действовать самостоятельно. Ладно, – Виктор Николаевич встал с кресла, – пора нам по домам.
– Тебя подвезти? – спросил Игорь Петрович.
– Пожалуй, пройдусь, – улыбнулся Виктор Николаевич.
– Ты стал больше ходить пешком.
– Старею, нужно больше дышать свежим воздухом.
– Это на наших улицах?
– Тогда хотя бы больше ходить. Это тоже полезно.
– До понедельника, – попрощался Игорь Петрович и вышел.
Виктор Николаевич убрал со стола все бумаги, положил их в сейф и закрыл. Подумав, снова открыл сейф и с нижней полки достал небольшой пистолет. Проверил обойму, передернул затвор и, поставив пистолет на предохранитель, положил его в боковой карман пальто.
На улице было холодно, и Виктор Николаевич поднял воротник.
Свернув в переулок, где движения народа почти не было, Виктор Николаевич пошел, не торопясь и не оглядываясь. Пожилой человек вышел погулять в морозный вечер.
Руки были спрятаны в карманы пальто, плечи ссутулились.
– Не помешаю? – раздалось внезапно совсем рядом.
– Я вам уже сколько раз говорил, Миша, – не оборачиваясь и не вынимая рук из карманов, сказал Виктор Николаевич, – никогда не подходите к начальству, даже бывшему, незаметно. Этим вы его унижаете. А если бы я упал от сердечного приступа и умер? Вы ведь стали теперь преступником. А чуть не угодил в пособники.
– Извините, Виктор Николаевич.
– Извините. Изгадили мне неплохую карьеру, да еще не соизволили выйти со мной на связь по запасному каналу. Сколько мне еще нужно было слоняться по вечерним улицам Москвы, чтобы вы все-таки подошли ко мне?
– Но я же подошел.
– Подошли, Миша. Рассказывайте, как там живется по ту сторону баррикад.
– Живется как-то.
– Обскакал нас Враг?
– В этом заезде – обскакал.
– Вы полагаете, что это был не Мазаев?
– А вы как полагаете?
– Слушайте, – возмутился Виктор Николаевич, – Кто из нас к кому пришел на встречу? Что за привычка отвечать вопросом на вопрос? Я пока еще ваш начальник. Формально, но тем не менее. Никто не удосужился вас уволить. Вы попали под служебное разбирательство. Так что, будьте добры, отвечайте.
– Я не верю в то, что Мазаев был Врагом. Вы играли когда-нибудь в покер на костях?
– Что за жуткое название?
– Игра совершенно безобидная. Есть пять кубиков, игроки их бросают по очереди, записывают очки. Играли?
– Как-то не довелось.
– Тогда я быстро поясню. Игра как бы делится на две части. Первая – школа, вам нужно с трех бросков добиться того, чтобы минимум три кубика легли одинаковыми гранями наверх. Единички, двойки, пятерки – вы обязаны получить все цифры. И есть еще фигуры, нечто вроде произвольной программы. Пара, две пары, два стрита, фул, звезда. И на каждую фигуру тоже по три броска. Не получилась фигура с первого раза, можете оставить один или сколько нужно кубиков на месте и перебросить остальные…
– Миша, вам не кажется, что вы несколько увлеклись описанием игры?
– Еще немного потерпите, я быстро. Если вам удалось выбросить фигуру с первого броска, то очки удваиваются. Но если вам и с третьего раза фигура не далась, вы можете просто вычеркнуть ее, вроде бы вы ее выполнили, только очков не заработали. Играют люди в покер на костях по-разному. Большинство увлекаются фигурами, конкретным зарабатыванием очков. Это очень наглядно. А потом вдруг оказывается, что, выполнив много фигур, они не успели выполнить школу. А за каждую не выполненную позицию вам насчитывается пятьдесят очков штрафа. И вы, получив несколько блестящих комбинаций на фигурах, все равно проигрываете, на школе.
– Философская игра, – немного помолчав, заметил Виктор Николаевич.
– Философская, но и это еще не все. Иногда бывает по другому. Человек так старается выполнить школу, что тратит все попытки на нее и ничего не зарабатывает на фигурах, а его соперник, сознательно рискнув, даже теряя на штрафе, свое зарабатывает на фигурах.
– И на чем вы думаете заработать свои очки?
– Пока еще не решил.
– Ну, хорошо, вы меня просветили, что дальше? Зачем-то вы пришли ко мне?
– Извиниться за все.
– Извиняю.
– Еще договориться о каналах связи.
– Давайте, – Виктор Николаевич протянул левую руку и, когда Михаил положил на нее небольшой рулончик бумаги, спрятал в карман. – Что еще?
– И хотел попросить вас стать посредником между и.о. и мной.
– Я вас всегда любил за смелость, но на вольных хлебах она у вас превратилась в наглость, милейший. Вы или переоцениваете меня, или себя, или недооцениваете исполняющего обязанности президента.
– А вы все-таки попытайтесь!
– Думаете, вам разрешат создать новый орден иезуитов? Защищать государство снаружи?
– А почему бы и нет?
– Вы помните, что Игнатий Лойола в результате довольно долго просидел в застенках Святой Инквизиции?
– Постараюсь этого избежать.
Виктор Николаевич засмеялся.
Михаил присоединился к нему.
– В той информации, что я вам отдал, есть кое-что и для и.о. Посмотрите сами и передайте, пожалуйста.
Виктор Николаевич снова засмеялся, покачивая головой:
– Ладно, я попробую. Можете идти, если у вас все.
– Последний вопрос. У вас в правом кармане пальто – пистолет. Для меня? Почему не выстрелили?
– Дурак, – Виктор Николаевич остановился и повернулся к Михаилу, – тебя из такой пукалки все равно не убьешь. Тебя если стрелять, то из крупнокалиберного пулемета.
– Тогда зачем пистолет?
– А думаешь, приятно будет, если какая-нибудь шелупонь уличная запинает ногами целого секретного генерала?
– Тогда больше вопросов нет, – сказал Михаил.
– Ты знаешь, как падают кошки?
– На четыре лапы, а что?
– Мне вот не так давно один старший лейтенант, тот, что ездил с твоей легкой руки в Будапешт, а потом в Киев, сказал на это, что кошка остается целой, только если упала с не очень большой высоты. Ты не слишком высоко пошел?
– Я вам отвечу загадкой на загадку, – засмеялся Михаил, – не так давно услышал. Один наркоман говорит другому: «А знаешь, кто такие вертолеты? – Нет. – Это души убитых танков!». До встречи!
– До встречи! – Виктор Николаевич пожал руку Михаилу, тот ускорил ход и быстро скрылся впереди.
– Души убитых танков, – печально улыбнулся Виктор Николаевич.
В плацкартных вагонах есть свои преимущества, когда едешь большой веселой командой. Проверено на практике – в отсек плацкартного народу вмещается больше, чем в купе. Это если нужно потрепаться, выпить и посмеяться. Для меня подобное удовольствие обычно бывает подпорчено как раз тем, что меня на полку плацкарта вмещается очень мало. В длину. Приходится всю ночь контролировать свои ноги, норовящие перекрыть проход.
Но пока до сна дело не дошло. Пока дело дошло до нескольких бутылок вина и пошлых анекдотов. Я принимал по мере сил участие во втором, не имея желания участвовать в первом. Да и в анекдотной части я принимал участие скорее по привычке, почти на автопилоте. С вечера пятницы мозги мои были заняты не игрой.
Я придавался своей мерзкой привычке, дав согласие, продолжать копать себя на предмет, зачем я это сделал.
Зачем?
Ради денег. Это самое простое и объяснимое намерение. И оправдание. Мне очень нужны деньги. И мне очень нужна работа. И это не одно и то же. Деньги мне нужны, тут я согласен с классиком, чтобы о них не думать. А работа мне нужна, чтобы уважать себя. Уважать. И не сойти с ума от безделья. И не съесть себя поедом.