– Логично. Так, может, исполнитель… Хотя, странный тогда получается исполнитель…
– Вот именно, – поднял указательный палец Виктор Николаевич, – не мог исполнитель при достаточном уровне секретности знать о том, кто и в каком количестве вошел в совет учредителей. Для него такая информация не только не нужна, но и чертовски опасна.
– Принято, – кивнул Игорь Петрович. – Тогда кто?
– Вот тут, мне кажется, и начинает маячить еще одна странная и не менее таинственная фигура. Я назвал ее для себя Инициатором. Этот некто смог собрать заказчиков, убедить их в полезности начинания.
– Не притянуто за уши?
– Посуди сам. Мероприятие проходило таким образом, что все были на равных. Такое чувство, что всем десяти одновременно пришла в голову одна и та же мысль – угробить матушку-Россию. Не бывает. Не бывает. Все выглядит так, будто некто составил коммерческий план и сделал всем возможным инвеститорам предложение, от которого они не смогли отказаться.
– Возможно, что и так. Что нам это дает?
– Нам это дает одно очень смешное предположение. Очень-очень смешное. Эти десятеро приняло участие в концессии не совсем по доброй воле. Их немного подтолкнули к этому. Нечто вроде шантажа. Только деньги не просто вымогались, а требовалось вложить их в определенный бизнес.
– Не слишком смелое предположение? – скептически улыбнулся Игорь Петрович.
– А почему бы и не помечтать? Ночью мне так славно мечталось… Так вот, предположим, что на финансистов надавили… И тогда их действия становятся совершенно понятными, они либо получали выгоду, либо огребали массу неприятностей. Вот, как, например, наш большой друг Гельмут Коль.
– Дался тебе этот немец! – поморщился Игорь Петрович, – мы та еще и Клинтона к списку подключим.
– Хорошо, но ты согласишься со мной, что при моем варианте создание этого клуба смерти выглядит логичнее, чем при любом другом, нами рассмотренном.
– А если мы не все рассмотрели?
– Мы в любом случае можем действовать и рассуждать в рамках нашей информации. А эти рамки, пока, дают мне право делать такие предположения. Если не согласен – приведи свой вариант.
– Легко тебе предлагать, – засмеялся Игорь Петрович, – у меня не было ночи для рассуждений и размышлений. Я, извините, подчищал нашу обязательную программу. Последний допрос, сам понимаешь…
– Тогда остановимся пока на моей версии. И получим интересное дополнение к образу Врага. Он очень информирован. Очень. Уровень его информации настолько высок, что, как я подозреваю, во всем мире найдется с десяток настолько информированных людей. Нет?
– В предложенных тобой рамках – согласен. Тогда мы с тобой можем попытаться очертить круг потенциальных кандидатов, наложить на этот круг сетку из поставленных задач и достигнутых результатов и, как уже мне кажется, вариантов останется не так уж много.
– Не так уж, – протянул задумчиво Виктор Николаевич. – Если честно, то я не смог такого кандидата найти. Не хватило, видимо, ума.
– В чем препятствие?
– Препятствие? Смотри, задача поставлена глобальная, средства выделены огромные, размах планирования – сам знаешь. И результаты? А результатов никаких. Из всех допросов следует, что боевики, например, только получили приказ перейти на нелегальное положение и готовить базы и склады.
– Не успели получить новые задания…
– Да? А на хрена им было вообще создавать базы и склады, если они имели доступ к старым, еще советским закладкам в Украине и у нас, в России. Мы с тобой не имели информации об этих спецобъектах, а Враг имел к ним доступ. И, тем не менее, шел на риск, занимаясь покупками оружия и транспортировкой его через границу. Туда – сюда, вспомни эти встречные поставки аналогичных партий оружия. Зачем?
– Не знаю… – признался Игорь Петрович.
– И никто из допрошенных не смог нам этого объяснить, потому что все знали только по кусочку информации. По крохотному кусочку. А нам понадобилось меньше месяца, чтобы вычислить загадочного и могучего Врага. Двадцатого октября Миша забил тревогу, а двадцать седьмого января ты приносишь мне протокол последнего допроса.
Игорь Петрович попытался что-то сказать, но Виктор Николаевич его перебил:
– Не нужно снова говорить о везении или невезении. Я в это не верю, да и ты, по большому счету, тоже. Если Враг – это все-таки Мазаев, то он просто не сопоставим с той фигурой, которая замаячила в результате моих измышлений. Отставник, почти десять лет не работающий в системе, особыми талантами не блиставший и на службе. Подозрения по поводу его продажности были очень сильны, просто не удалось взять его с поличным. Да ты и сам знаешь, это ведь ты тогда им занимался.
Игорь Петрович кивнул:
– Согласен, Мазаев мало подходит на роль Врага. Но тем не менее…
– Но, тем не менее, он завязан в этом деле по самые некуда. Как? Его архивы… Ты, кстати, обратил внимание на тот маленький фактик, что архив Сосновского брали вовсе не те люди, которые значатся в наших списках боевиков. Кто? Задержанный в Киеве человек Мазаева, на сколько мне известно, тоже ничего не смог сказать, кроме того, что знал Мазаева и своего напарника. И не слишком ли много Мазаев берет на себя непосредственной работы? Он и Аскерова вербует лично, и даже книгу лично предлагает новому украинцу издать. И на все у него хватает времени…
И ведь для того, чтобы отдать приказ всем завербованным боевикам и журналистам, Мазаеву нужно было иметь нечто вроде штаба. Мы имеем исполнителя, мы имеем высшее руководство в лице Мазаева, но у нас нет среднего звена. Оно отсутствует как класс…
Виктор Николаевич замолчал и подвинул к себе чашку с кофе:
– Вот, пожалуйста, даже кофе остыл.
Игорь Петрович помолчал, ожидая, пока Виктор Николаевич вернется к теме разговора, но тот молча съел два бутерброда, запил их кофе и принялся методично наводить порядок на рабочем столе.
Часть бумаг он сложил в ящик стола, остальные – в сейф.
Игорь Петрович ждал.
– Поехали покатаемся? – предложил Виктор Николаевич. – Ты еще не разучился водить машину?
– Не разучился.
– Тогда – в путь.
Отставники, по моим личным наблюдениям, бывают обиженные, спившиеся и делающие вид, что ничего особенного не произошло. Осложняет классификацию то, что среди всех категорий встречаются отставники загадочные, всячески демонстрирующие свою значимость и причастность к важным свершениям прошлого.
Иван Тихонович Зарудовский был обижен, явно спивался, но все это было лишь жалким дополнением к сочному портрету отставника загадочного, носителя страшных тайн и стратегических секретов.
Впечатление он на меня произвел странное, даже не двойственное, а какое-то множественное. В общем запустении и неухоженности жилья Зарудовский смотрелся органически. Он был многодневно небрит, судя по запаху, много недель не мыт, а то, что было на нем надето – было стиранным, но уж точно не глаженным. Или он вообще в этом спал.
В домике, на сколько я смог заметить, была застекленная веранда, кухня и две комнаты, одна из которых была проходная и освещалась только светом, падающим из второй комнаты.
– Проходи, – буркнул хозяин, сопроводив свои слова жестом, и загремел у меня за спиной засовами.
В освещенной комнате, и без того небольшой, было густо наставлено мебели, а три из четырех окон были заколочены изнутри досками. Четвертое окно было завешено армейским одеялом.
– Садись вон на стул, осторожно только – шатается, – приказал Зарудовский и тяжело опустился на старый диван, еще с высокой деревянной спинкой и кожаными валиками по бокам, – зачем пришел?
Стул, предложенный мне, действительно качался, словно готовился в любую минуту рухнуть, растопырив в стороны все четыре ножки.
– Я тебя спросил, чего пришел? – недружелюбно рявкнул Зарудовский.
– Гм, – откашлялся я, прикидывая, что именно сказать. С рядовыми запаса все прошло гладко, а вот как дело пойдет с офицером…
– Я журналист… – наконец выдавил я.
– Ну и что?
– Я готовлю статью о… – черт, о чем же я готовлю статью? – о последних днях Советской Армии. О Вооруженных силах СССР.
– И при чем здесь я?
– Вы, как мне сообщил мой коллега из Киева, служили как раз в штабе Киевского военного округа…
– Документ у тебя есть? – спросил внезапно Зарудовский. – Как зовут тебя?
– Заренко, Александр Карлович, – я вытащил из кармана свое продленное позавчера журналистское удостоверение.
Зарудовский взял карточку в руки и долго рассматривал его, отодвинув подальше от глаз.
– И пишу статью, – напомнил я.
– Пиши, – старик бросил удостоверение на стол, – от меня чего нужно?
– Понимаете, Иван Тихонович, меня интересуют последние командно-штабные учения Киевского военного округа.
– А тебя не интересует больше ничего? – с коварной какой-то улыбкой поинтересовался Зарудовский.
– А что? Что-то не так?
– Почему эти ученья? Не хочешь узнать, как мы решали – давить танками наш Верховный совет или не давить?
– А что, собирались давить?
– Журналисты, все думаете, будто самые умные! Ни хрена подобного. Вы узнает только то, что вам скармливают. Падальщики вы, вот вы кто! – почти выкрикнул Зарудовский, брызги слюны, слава Богу, до меня не долетели. – Ученья! А как отстреливали особо умных офицеров после отсоединения Украины от Союза не хочешь узнать? Как вызывали нас и спрашивали, в случае чего будешь воевать против России? Не будешь? Пошел на хер из рядов. Это тебя не интересует?
– Это, конечно, интересно, но…
– Чего «но»? Я тебе не лошадь. Не нужно мне нокать! Не был я на тех учениях, слава Богу, не был. Я в то время проверял где заложены склады оружия, боеприпасов и снаряжения разного, на случай начала гражданской войны… А ты как думал? По всей Украине, и даже на территории России, сейчас это приграничный район. Я из России вернулся как раз после того, как наши уроды проголосовали за отделение. Понял?