— Черный кофе с одним кусочком сахара, если можно, — отозвалась я и подумала: Не может быть, чтобы они всегда так обращались с преступниками. Может, меня все-таки считают не преступницей, а просто ненормальной.
За полицейским прикрылась дверь. Я сняла куртку и попробовала прикорнуть на стуле со стальной спинкой. Усталость после бессонной ночи вдруг навалилась на меня. Но стулья эти, видимо, были специально разработаны, чтобы сидевший не мог принять удобную позу и ощущал дискомфорт. Несмотря на полную разбитость, я не могла не нервничать из-за того, что моя выходка бесславно закончилась в полицейском участке… а все потому, что я дура безмозглая, непроходимая дура.
Дверь снова открылась. Вошел человек лет пятидесяти. Высокий, атлетического сложения, он напоминал стареющего игрока в американский футбол. На нем были серый костюм и галстук в полоску неопределенных цветов. А в руке он держал пластиковую чашку, из которой шел пар.
— Мисс Говард? Сержант Уильям Кларк, Канадская Королевская конная полиция. Вот ваш кофе.
— Спасибо. — Я взяла у него чашку.
— Я не намерен вас здесь удерживать, если сможем быстро разобраться в этом деле… но это, в свою очередь, будет зависеть от ваших ответов на мои вопросы.
— Я буду помогать вам всем, чем смогу, сэр.
Пока я говорила, сержант внимательно на меня смотрел, оценивая, насколько искренни мои слова, потом одобрительно кивнул. Еще в машине по дороге сюда я решила не юлить с полицейскими. Буду с ними честна. Не стану искать себе оправданий. Расскажу им почти всю правду — ведь что, в конце-то концов, можно считать полной правдой в такой ситуации? Прихлебывая жидкий черный кофе — и попутно продолжая недоумевать, почему копы мне его предложили, — я пришла к определенным выводам: К ним поступила жалоба от его святейшества, и они обязаны ее расследовать, и, если я расскажу им то, что они хотят от меня услышать — как намекнул сержант Кларк, — мы можем покончить со всем этим за час-другой.
Сержант попросил меня назвать свое полное имя, адрес, дату и место рождения…
— Так вы американка? — переспросил полицейский.
Я пояснила, откуда у меня канадский паспорт, и рассказала, сколько времени проживаю в их стране. Мне показалось, что все это ему и так известно, просто он хочет послушать, как я буду отвечать на его вопросы.
— Это не допрос, — объяснил Кларк. — Вы не под арестом. Но нам необходимо выяснить, с какой целью вы, назвавшись сотрудницей газеты, пытались вступать в контакт с людьми, имеющими отношение к делу Айви Макинтайр.
— Дело в том, что я постоянно о нем думаю.
— А почему вас так захватило это дело?
— Потому что в январе прошлого года я потеряла своего единственного ребенка.
Эту фразу я произнесла ровным тоном, без надрыва. Сержант Кларк начал перелистывать бумаги в открытой папке, лежавшей перед ним на столе. Заглянув, я заметила вверху вырезки о смерти Эмили. Он тоже прибег к услугам Интернета, чтобы собрать сведения обо мне.
— Накануне гибели вашей дочери вы страдали нервным расстройством?
— Я уверена, что в вашем деле все это есть, — ответила я.
Он ничего не ответил, но снова углубился в бумаги. Навел справки заранее и нашел все сведения обо мне в базе данных американской полиции? Не сомневаюсь. Нисколько не сомневаюсь.
— Так… насколько я понимаю, вы защитили диссертацию в Гарварде, а сейчас занимаете ответственный пост в Центральной публичной библиотеке здесь, в Калгари. Буквально несколько минут назад я разговаривал с вашей начальницей, миссис Вудс.
— Вы ей рассказали, за что меня задержали?
— Да, рассказал, хотя хочу еще раз напомнить, вы не под арестом.
Ну все, конец моей работе в библиотеке.
— Я объяснил миссис Вудс, что пока вы не совершили никакого преступления, но все может измениться, если вы попытаетесь повторить это снова.
— Это не повторится.
— Рад это слышать. Если честно, то окружной прокурор — если бы, конечно, мы к нему обратились — легко мог бы состряпать против вас дело и привлечь за ведение переговоров под чужим именем, совершение противоправных действий и еще за то, что отнимаете время у полиции. Мы полдня угрохали на все это, а ведь могли бы потратить время с большей пользой, выслеживая виновного или виновных в похищении Айви Макинтайр.
Я склонила голову, не чувствуя ничего, кроме стыда.
— Все же я вижу, что здесь имеются смягчающие обстоятельства. Кстати, хочу сказать, что миссис Вудс прямо-таки грудью бросилась на вашу защиту и заявила, что, что с учетом обстоятельств, вы неплохо справляетесь с психологическими проблемами, которые, как я понимаю, обязательно возникают у человека, потерявшего ребенка… Итак, вы «взяли интервью» у преподобного Ларри Корсена, назвавшись вымышленным именем — кстати, в «Ванкувер сан» тоже не в восторге от того, что вы их якобы представляли. Поэтому прежде всего я должен поинтересоваться у вас, мисс Говард: на что вы рассчитывали, что хотели узнать, беседуя с преподобным Корсеном, Дуэйном Пулом и прочими, с кем еще встречались в Таунсенде?
— Сама не знаю, — сказала я. — Возможно, я думала, что, если смогу раскрыть это дело…
— Это каким-то образом поможет вам вернуть дочь?
— Такое мне никогда и в голову не приходило. Я просто чересчур сосредоточилась на деталях исчезновения Айви, буквально зациклилась на этом… и все думала о том, что у этой истории может быть и другая сторона. Как я сейчас вижу, я вела себя странно, и сейчас понимаю, что это результат стресса. Хочу, сержант, извиниться перед вами за то, что вам пришлось потратить на меня столько времени. А преподобному Корсену я непременно напишу и принесу свои извинения.
— Разрешите спросить вас, мисс Говард, что вы сами думаете насчет этого дела?
Будь осторожна. Если сейчас начнешь с энтузиазмом рассказывать обо всем, что тебе удалось выяснить про Бренду и ее склонность к насилию, он может решить, что ты сдвинулась на этой почве. А с другой стороны, если вообще ничего не сказать…
— Меня заинтересовало одно обстоятельство. Дуэйн Пул рассказал о признании Джорджа Макинтайра: травмы, с которыми он обращался к врачу, в действительности не были результатом пьяных драк в баре — их нанесла Бренда, его жена.
— Мы располагаем той же информацией, полученной от самого Макинтайра. И разумеется, расследуем это. Но тут его слово против ее, а в медицинской карте в больнице записано, что травмы им получены именно в результате драки с собутыльниками.
— Он сказал вам, что Бренда жестоко обращалась и с Айви?
— Снова ситуация типа «он сказал, она сказала». Полиция тоже может ошибаться, но мы бы не стали арестовывать Макинтайра по подозрению в похищении Айви, если бы не были уверены в тех уликах, которые у нас против него имеются… а мы в них уверены. Говорю об этом потому, что чувствую, вы до сих пор сомневаетесь в его виновности. Разумеется, вы, как представитель общественности, имеете на это полное право — до тех пор, пока не начинаете вмешиваться в ход расследования. Вы понимаете, о чем я, мисс Говард?
— Смею вас уверить, что впредь постараюсь держаться от всего этого подальше.
— Я вам верю. И, учитывая все обстоятельства этого происшествия, на первый раз прощаю вам вашу самодеятельность. Но запомните: если вы снова попытаетесь вступить в контакт с кем-то, кто имеет отношение к тем событиям, или если я узнаю, что вы опять разнюхиваете что-то в Таунсенде, против вас будет возбуждено уголовное дело. Надеюсь, мне не придется этого делать.
Через полчаса меня отпустили, один из полицейских даже отвез меня домой на машине. Вернувшись, я обнаружила на автоответчике своего мобильника сообщение от Джеральдины Вудс. Она просила ей перезвонить. Что я и сделала. Директриса говорила со мной любезно, но строго:
— Итак, когда мне позвонили из полиции и сообщили о вашем вмешательстве в ход уголовного расследования, я поняла, что вы сказали мне неправду, когда отпрашивались с работы до конца недели. Я хотела бы услышать ваши объяснения по этому поводу.
Я рассыпалась в извинениях, как и перед сержантом Кларком, и снова сослалась на эмоциональный срыв.
Выслушав, миссис Вудс сказала:
— На первый раз я склонна вам поверить и простить, так как питаю к вам искреннее уважение и считаю, что вы превосходно справляетесь со своей работой у нас. Поэтому прошу, не вынуждайте меня идти на крайние меры, Джейн, я не хотела бы вас увольнять. И пожалуйста, в понедельник утром выходите на работу вовремя и без опозданий.
Закончив разговор я сделала единственное, что могла сделать в данной ситуации: свернулась калачиком под одеялом и отключилась. Проспала я почти до полуночи. Проснувшись, в первый момент почувствовала себя отдохнувшей и свежей, как и должно быть после двенадцатичасового сна, а за этим последовало обычное кошмарное дежавю, неотъемлемая часть моих утренних пробуждений. Но пока я принимала душ, готовила себе кофе и слушала ночной концерт классической музыки по Си-би-си, в голову пришла совсем другая мысль: А не было ли похожих случаев исчезновения девочек в других маленьких канадских городках?
В мгновение ока, сама не успев сообразить, что делаю, я оделась и вот уже снова сидела в круглосуточном интернет-кафе. Парень за стойкой буркнул «Привет», решив, видимо, что полку чудаковатых ночных посетителей у него прибыло. Я взяла скверного растворимого кофе, заняла место перед монитором и приступила к расследованию.
Пролетели восемь часов, а я мало что узнала. Подростки постоянно пропадали по всей Канаде. Интернет выдавал бесчисленные страницы с объявлениями отчаявшихся родителей, которые описывали приметы исчезнувших детей. Но большинство из них оказывались беглецами и, если не считать единичных ужасных исключений, обнаруживались обычно где-нибудь в трущобах, заселенных бездомными, в тех мрачных уголках, которых хватает в любом крупном городе.
Заинтересовал меня один факт: история одиннадцатилетней девочки, которая пропала в районе Гамильтона, Онтарио, а спустя десять дней была най