Набравшись смелости, я приподняла голову и заглянула в окно. То, что я увидела, было… чудовищно. На грязном, измаранном матрасе навзничь лежала девчушка лет двенадцати, может, тринадцати, обнаженная ниже пояса. На левой лодыжке у нее был наручник, цепью прикрепленный к кровати. Корсен, со спущенными брюками, взгромоздился на нее и двигался толчками, одновременно крича на девочку и изрыгая ругательства. Я снова присела на корточки, не зная, что предпринять. В этот момент, нечаянно взмахнув рукой, я наткнулась на лопату, прислоненную к стене лачуги. Я мгновенно покрылась испариной, сердце бешено заколотилось в груди. Я нащупала черенок, оказавшийся длинным и тяжелым. Двумя руками я схватила лопату. Вопли Корсена тем временем становились все громче, девочка отчаянно вскрикивала от боли и ужаса. Пригнувшись к земле, я пробралась к двери. Она оказалась закрыта, но выглядела совсем хлипкой. Раз, два, три — и-и-и….
Я что было сил толкнула дверь и, издав боевой клич, устремилась к Корсену. Тот в испуге выпрямился. И тогда я саданула его лопатой в живот. Негодяй согнулся пополам, а я ударила его лопатой по голове. От второго удара он покачнулся, сделал несколько неуверенных шагов вперед и рухнул на колени. Он не двигался, по лицу ручьями текла кровь.
Девочка на матрасе скулила, как раненый зверек. Отбросив лопату, я подбежала к ней, чтобы успокоить, но она пронзительно завизжала, когда я попыталась ее обнять.
— Все хорошо, все хорошо, — пробормотала я вопреки тому, что видела.
Девочка была вся в грязи, нижняя половина ее тела сплошь покрыта синяками и порезами. На губах язвы, под ногтями въевшаяся грязь. Наручник на ноге глубоко врезался в воспаленную кожу, рана выглядела плохо, возможно, начиналась гангрена. Слева от матраса валялось ведро, из которого доносился явственный запах фекалий. Волосы девчушки свалялись, кожа на голове была покрыта струпьями. Но по-настоящему меня испугали ее глаза. Запавшие, безумные глаза, в которых не было ничего, кроме животного ужаса.
— Айви Макинтайр? — прошептала я.
Она пугливо кивнула. Я кивнула ей в ответ и оглянулась на Корсена. Он лежал на полу, как мешок. Я опять взяла лопату. Подошла к пастору, занеся свое орудие над головой, — я была готова нанести новый удар, если он только осмелится шевельнуться. Но Корсен еще не окончательно пришел в сознание и, судя по его ошеломленному виду, был всерьез потрясен. Когда я ткнула его лопатой, в ответ раздался стон. Брюки у него все еще были спущены и собрались на щиколотках. Сунув руку в один из брючных карманов, я нащупала ключи от машины и длинную цепь с десятком ключей. Я вынула их, еще раз толкнула Корсена черенком лопаты и тут увидела во внутреннем кармане его брюк пистолет. Я вытащила оружие, судорожно вцепившись дрожащей рукой в его плоскую холодную рукоятку, сунула пистолет в свой карман и возвратилась к Айви. Девочка сжалась в комок, ее била дрожь. Я занялась ключами, пытаясь определить, какой из них откроет наручник. Восьмой по счету подошел. Когда, бережно высвободив ногу Айви из браслета, я приподняла ее, стало видно, насколько серьезно повреждение. Металл глубоко въелся в плоть. Рана была воспалена и обнажала кость.
Прежде чем снова заняться Айви, я повернулась к Корсену, не забыв о лопате. Одновременно я подергала цепь, прикидывая, достаточно ли она прочна. Она крепилась к другому наручнику, пристегнутому к металлическому брусу в углу сарая. Мне показалось, что эта конструкция вполне в состоянии выдержать значительный вес… я старалась не думать о том, сколько раз девчонка пыталась вырваться из этих средневековых оков. Пришла пора Корсену опробовать свои дьявольские приспособления на себе. Я надела один из браслетов пастору на лодыжку, заперла на ключ, а потом дала ему пощечину, чтобы привести в себя. Он моментально открыл глаза. Казалось, он не совсем понимает, где находится. Наклонившись, я прошептала ему на ухо два слова:
— Молись Господу.
После этого я выпрямилась и со всех сил лягнула его в промежность.
Корсен испустил отчаянный вопль. Поискав на полу, я увидела замызганные спортивные брюки, брошенные рядом с матрасом. Сначала Айви сопротивлялась, когда я стала ее одевать, но я шепотом повторяла, что все теперь будет хорошо, что все плохое уже позади. Мне удалось кое-как натянуть на девочку брюки, после чего я попробовала поставить ее на ноги. Но распухшая, воспаленная лодыжка подвернулась, и Айви застонала от боли. Я взвалила ее на плечо, ожидая, что прогнусь под тяжестью тела, но девчушка оказалась такой худенькой и истощенной, что показалась мне невесомой. Не задерживаясь, чтобы посмотреть на Корсена, я направилась к двери. В полной темноте мне пришлось чрезвычайно осторожно, практически на ощупь двигаться к еле видимой на дороге машине. На дорогу у меня ушло минут пять. Когда мы наконец добрались до машины, я услышала вопли Корсена, доносившиеся из сарая.
Постепенно сознание возвращалось к нему. И теперь он выл от бессилия.
Чтобы открыть пассажирскую дверцу, мне пришлось привалить Айви к стенке автомобиля, и, когда вес пришелся на больную ногу, девочка согнулась пополам от боли и чуть не упала.
— Прости, прости, — зашептала я, поддерживая ее одной рукой, а другой отворяя дверцу.
Бережно уложив Айви на пассажирское сиденье, я опустила спинку, так что получилось некое подобие кровати. Девочка тут же сжалась в комок и закрыла глаза.
Захлопнув дверцу, я обежала машину и уселась на водительское место. Мотор завелся сразу же. Когда я взялась на баранку, руки у меня вдруг заходили ходуном, так что пришлось с силой сжать руль и подождать, пока уймется дрожь. Я включила фары, выжала сцепление, развернулась и, всматриваясь в освещенную дорогу, выехала на грязную проселочную дорогу. Минут пятнадцать мы прыгали по колдобинам. Айви молчала, а я пыталась взять себя в руки и не впасть в прострацию после испытанного шока. Наконец, последний раз подскочив на ухабе, мы выбрались на ровное шоссе, и я вспомнила, что здесь Корсен резко повернул вправо. Значит, нам нужно сворачивать влево. Но сначала я включила мобильный телефон и вытащила из бумажника карточку. Карточку с координатами сержанта Кларка. Последним в списке был указан номер его мобильника. Я набрала его. Трубку сняли не скоро — голос сержанта звучал хрипло, и я сообразила, что разбудила его.
— Сержант, это Джейн Говард.
— Кто?
— Джейн Говард.
— С ума сойти, вы знаете, который час?
— Точное время четыре часа тридцать одна минута. А вам придется немедленно сесть в машину и приехать за мной в Таунсенд.
— Что?
— Я примерно в полутора часах от Таунсенда, так что не теряйте времени. Мы с вами встретимся у таунсендской церкви Божьих Ассамблей.
Теперь сержант совершенно проснулся.
— Ну, это уже слишком… — Кларк был явно раздражен. — Вы перешли черту. Вы даже не представляете, какие вас ждут неприят…
— Мне нужно, чтобы вы были там, — перебила я. — И еще мне нужно, чтобы там была «скорая помощь».
— Зачем? Чтобы сразу вас забрать?
— Я везу Айви Макинтайр.
Молчание. Потом:
— Вы бредите.
— Вы хотите, чтобы я тащила ее к вам в Калгари, в такую даль?
— Это серьезно?
— Серьезно.
— Вы с ума сошли.
— В самую точку, сержант. Я действительно сошла с ума.
Глава двенадцатая
Через два дня я уехала из страны. А сержант Кларк даже самолично подвез меня до аэропорта, чтобы убедиться, как он выразился, что меня «удалось-таки выпихнуть из города».
Но я опять забегаю вперед…
Таунсенд.
Дорога была пустынной, и я долетела за девяносто минут, остановившись только однажды у заправочной станции, чтобы наполнить бак и купить несколько бутылок воды. Когда я расплачивалась, кассирша — лет двадцати, никак не больше, — окинув меня взглядом, заметила:
— Извините, что так говорю, но, похоже, ночка у вас была бурная.
Изобразив улыбку, я ответила:
— Даже не представляете насколько.
Я вернулась в машину. Айви лежала, все так же свернувшись клубком, и сосала большой палец. Сев рядом с ней, я откупорила литровую бутылку воды и предложила ей попить. Никакой реакции. Тогда я приподняла девчушке голову и держала у ее рта бутылку до тех пор, пока она не проглотила поллитра воды за раз. Вода, казалось, вернула девочку к жизни. Она оттолкнула было бутылку, но тут же схватила меня за руки и, снова вцепившись в нее, жадно допила оставшиеся поллитра.
Мы снова двинулись в путь; дорожный знак сообщил, что до Таунсенда осталось сто пятьдесят километров.
— Сейчас приедем, о тебе позаботятся, помогут, тебе станет лучше, — утешала я девочку.
— Честно?
Голосок был слабый, надтреснутый, и все же я слышала ее голос.
— Обещаю, — ответила я.
— Как вас зовут?
— Элинор, — солгала я. — А тебя как зовут?
— Я вам уже говорила: Айви.
Я улыбнулась:
— Вообще-то, я знаю, кто ты.
Айви замолчала. Прошло минут десять, и она снова заговорила.
— Он убил других девочек, — сказала она неожиданно.
— Он тебе так сказал? — Я старалась говорить спокойно, чтобы не показать, насколько потрясена услышанным.
Айви кивнула.
— Он говорил о Хильди и Мими?
Она опять кивнула.
— Он сказал, где похоронил их? — спросила я.
— Там под сараем подвал. Он говорил, что я тоже там окажусь, когда надоем ему.
Она снова погрузилась в молчание. Потом, за пять минут до въезда в Таунсенд, еще раз подала голос:
— Первым делом мне нужно поговорить с папой. Я знаю, что он очень из-за меня переживает.
Я до боли закусила губу и промолчала.
Первые лучи света уже пронзили ночную тьму, когда мы пересекли границу городка. Свернув на улочку, ведущую к таунсендской церкви Божьих Ассамблей, я сразу увидела, что нас ожидают два полицейских автомобиля, какая-то машина без опознавательных значков и карета «скорой помощи». Я подъехала к парковке, и навстречу нам бросился Кларк. С ним была офицер Риверс. Кларк взирал на меня с непробиваемым недоверием профессионала к дилетанту. Выбравшись из машины, я кивнула полицейским и распахнула переднюю пассажирскую дверцу. Кларк и Риверс заглянули в салон, откуда на них смотрела Айви. Я видела то же, что видели они: ввалившиеся глаза, порезы и ссадины, воспаленные язвы на губах, ужасная, возможно гангренозная, рана на щиколотке. Риверс прижала руку к губам. Даже Кларк — мистер Профессионал, Крепкий Орешек — вздрогнул, а потом замахал рукой, подзывая медиков.