Вы можете обвинить ее в цинизме, но я вижу только наивность.
— Если бы ты могла загадать любое желание, — спрашиваю я, — что бы ты загадала?
Она ни на мгновение не задумывается.
— Больше всего на свете я хочу летать…
— Летать?
— Как девчонки-вороны, — с усмешкой кивает она.
— А откуда ты о них знаешь?
— Я их видела. Они почти каждый год встречаются в наших лесах со своими кузенами. Я видела, как они танцуют и смеются, такие счастливые. И я видела, как они летают.
Лисы не могут летать, но как я мог сказать ей об этом?
— Я могла бы стать рыжей вороной, — говорит девочка и чумазыми пальчиками прикасается к своим волосам, рыжим, как хвост Рэя. — У меня же рыжие волосы!
— Все вороны, которых я встречал когда-либо, были черными, — говорю я. — Только однажды я видел белую ворону, но мне не понравился ее цвет.
— А что это была за ворона? — спрашивает Нетти.
— Белая ворона научила индейцев кикаха выращивать пшеницу, — объясняю я, а потом рассказываю всю историю.
Пока я говорю, она укладывается в траву на спину, извивается, словно червяк, чтобы избавиться от сучка, но я знаю, что она слушает. Каждый раз, когда я ненадолго замолкаю, девочка поднимает голову и смотрит на меня. Могу поклясться, что она смогла бы все повторить слово в слово, если бы я попросил. История заканчивается, а она продолжает лежать и смотреть в голубое небо. Там в вышине кто-то кружит. Ястреб. Он нам чужой.
— А это правдивая история? — спрашивает она немного погодя.
— Правдивая, насколько я помню.
Нетти садится и недоверчиво смотрит на меня.
— Я и не знала, что у пшеницы есть своя история.
— У всего есть своя история. Даже у этого молочая, который ты вот-вот примнешь коленом.
Она отодвигается и подозрительно смотрит на растение.
— А что произошло с ним?
И я рассказываю ей о молочае, о майском жуке, копошащемся в высокой траве, и о златоглазке, и о кедре, не этом, что растет неподалеку, а о его предке, стоявшем тут во время одной из неудач, постигших Коди.
— А ты знаешь еще истории? — спрашивает она, как только заканчивается мой рассказ.
Но солнце уже клонится к закату, и тени от деревьев протянулись через всю долину. Первые летучие мыши появились в лесу. В отдалении до сих пор слышится вороний гвалт. Теперь он стал даже громче, звуки хорошо разносятся на крыльях сумерек.
— Я знаю еще сотни историй, но давай оставим их на потом, — предлагаю я.
— Я тоже хочу знать все истории.
Я не могу сдержать улыбку.
— Я и сам их все не знаю, но те, которые помню, я тебе расскажу, а потом ты и сама узнаешь какие-нибудь истории и поведаешь их мне. Ведь мы, рассказчики, всегда так поступаем.
Девочка гордо выпрямляется, услышав это «мы».
— А как мы поступаем? — спрашивает она, пробуя на вкус это слово.
— Делимся историями друг с другом.
Она вся в сомнениях, но нетерпение берет верх.
— Я даже не знаю, с чего начать, чтобы узнать какую-то историю, — говорит девочка.
— Стоит только присмотреться повнимательнее. Ты должна научиться слушать и запоминать. Это нелегко и требует немало времени, но для начала ты можешь кое-что записывать. У тебя есть бумага и карандаш?
— Конечно.
— Тогда возьми с собой блокнот, как только в следующий раз отправишься в лес. Сядь и нарисуй какой-нибудь куст или полевой цветок, а пока рисуешь, слушай внимательно и услышишь, чем занимался кролик под этим кустом на прошлой неделе или разговор пчел, они никогда не прекращают жужжанья. Вот и получится отрывок истории, запиши его на этой же странице.
Девочка слегка разочарована.
— Но это совсем другое.
— Так начинается каждая история, — говорю я. — С мелочи.
— Но зачем учиться рисовать?
— Тебе и не надо. Просто так легче концентрировать внимание. Ты видишь то, что есть на самом деле, а не то, что ожидаешь увидеть.
Сомнения еще не исчезли, а нетерпение только усилилось.
— А ты придешь сюда завтра? — спрашивает она.
Я кивнул.
Так вышло, что я провел там большую часть лета.
Через несколько дней прилетают девчонки-вороны, чтобы забрать меня с собой, и долго смеются, когда выясняется, что я остаюсь.
— Ты что, решил уснуть? — спрашивает Мэйда.
Так мы говорим между собой, когда кто-то теряет себя, забывает о человеческом облике и проводит всю жизнь в звериной шкуре.
— Не-а, — отвечает вместо меня Зия. — Он нашел себе щенка и собирается научить его летать.
— А я и не знала, что щенки могут летать.
— А они и не могут. Только не говори Джеку, он будет сильно разочарован.
Обе они разразились смехом, и я не мог удержаться от улыбки. Но девчонки-вороны остались вместе со мной на скале до прихода Нетти, и когда она показалась на краю долины, я понял, что девочка им понравилась. У девчонок-ворон душа нараспашку, и всегда можно определить, когда они довольны, а когда грустят.
— Будь осторожен, — шепнула мне на ухо Зия. — Когда-нибудь она разобьет тебе сердце.
— Что ты говоришь! — возразил я.
— Не теперь. Но она не всегда будет такой же худышкой-лисичкой, слишком маленькой для старой галки.
Я оглянулся на Мэйду в надежде услышать ее мнение, но она ничего не добавила к словам подружки. Она сидела и внимательно следила своими темными глазами, как маленькая лисичка пробирается сквозь густую траву.
— Она могла бы летать, — наконец произнесла Мэйда, и девчонки-вороны взмыли в небо на черных блестящих крыльях, отсвечивающих синевой в лучах солнца.
Нетти подбежала ближе и грустно проводила их взглядом.
— Ничего красивее я не видела, — сказала она. — Щенок Дженни-Мари совершенно не переносит ворон, и большинство людей их тоже не любит, но не я.
— И не я.
В руках у нее был альбом, который мы с ней сделали на второй день после встречи. Листы коричневой оберточной бумаги аккуратно сложены вместе и сшиты двумя стежками. За ухом у Нетти торчал огрызок карандаша, тщательно заточенный перочинным ножом, подаренным мной.
Мне не забыть ее взгляда, когда я вытащил из кармана этот ножик и протянул ей.
— Никто никогда не дарил мне такого отличного подарка, — сказала она, вертя в руках ножик.
Нетти научилась рисовать. Я разглядел в ней эту способность, так же как видел на страницах альбома пустые места, ожидающие историй. На следующее лето я привезу ей коробку красок, а пока она использует сок ягод, красную глину, зерна кофе и тому подобные материалы, чтобы раскрашивать свои наброски.
— Посмотри сюда, — говорит Нетти и усаживается рядом со мной.
Я кладу альбом к себе на колени и смотрю на страницу, которую она хочет мне показать. Каждый уголок заполнен карандашными рисунками и раскрашен тусклыми красками, почти сливающимися с коричневой бумагой. Воробей. Кустик посконника. Лист орешника. Жужелица. Сосновая шишка. Ее собственная рука, обведенная карандашом, но Нетти добавила некоторые детали — линии сгибов, ссадина на указательном пальце, грязь под ногтями. А внизу страницы написано детским почерком: «Вот что я видела сигодня».
— Ты часто ходишь в школу? — спрашиваю я.
— Только когда не могу отвертеться.
Сегодня я принес ей книгу — специально купил в магазине подержанных вещей в Тайсоне. Этот городок побольше, чем Хазард, расположен южнее, и там живут около двух тысяч жителей. Книга представляет собой справочник по полевым цветам, там много рисунков, но и слов предостаточно. Латинские названия, общеупотребительные названия и короткие рассказы о том, как растения получили свои имена. Девочка так рада такой простой вещи, что мне хочется каждый раз встречать ее подарком, но это было бы неправильно.
— Я не сумею ее прочитать, — говорит Нетти.
— В книгах множество разных историй. Как в лесу. Ты можешь узнать из них много нового.
— Правда?
— Истинная правда. А что еще лучше, ты сможешь ходить в ту маленькую библиотеку на первом этаже муниципалитета, и тебе дадут почитать все, что ты выберешь. Тебе только надо пойти и попросить.
Она окидывает меня подозрительным взглядом:
— О чем это ты мне толкуешь?
— Может, тебе не стоит избегать школьных занятий.
Она взвешивает в руке справочник по цветам и дарит мне одну из своих неожиданных улыбок.
— Может, и не стоит, — говорит Нетти.
2
Лето, 1941-й
На следующее лето она стала на год старше, а я выгляжу шестнадцатилетним — я постарался сгладить разницу в возрасте, чтобы ее мать не беспокоилась, видя, с кем ее дочь проводит так много времени. Девчонки-вороны высмеяли мое преображение и сказали, что я не стал красивее, а остался тем же Джеком, только моложе.
— Джек собирается сделать предложение, — говорит Зия. — Ему не хватает только галстука-бабочки и букета цветов.
Мэйда тычет ее кулаком в плечо.
— Не дразни его, он наш друг. — Но и она не может удержаться от хихиканья.
— Но не такой друг, каким он хочет стать для нее. Джек влюбился.
— Это правда? — спрашивает Мэйда.
— Нет, — качаю я головой. — Это не то, что вы думаете.
Мои слова снова вызывают насмешки. Почему? Я не знаю. У девчонок-ворон свои собственные понятия о том, что смешно, а что нет.
— А вот она в тебя точно влюблена, — отдышавшись, заявляет Мэйда.
И на этот раз она не шутит.
— Может, ей так кажется, — отвечаю я. — Но когда она подрастет, это чувство пройдет само собой.
Зия отрицательно качает головой:
— Эта девочка слишком упряма, чтобы с годами изменить свои мысли.
— Тогда ей придется смириться с разочарованием, — говорю я.
Некоторое время они молчат и серьезно смотрят на меня.
— Нет, — говорит Мэйда. — Это тебе придется.
И вот я шагаю по пыльной дороге к ферме семейства Бин и гадаю, узнает ли меня Нетти. Но я зря беспокоился. Она бежит мне навстречу по извилистой тропинке и кидается в объятия, потом хватает за руку и ведет к дому, познакомить с матерью.