До сих пор я ни с кем не беседовал на эту тему. Наверно, стоило завести этот разговор давным-давно, еще с девочкой-лисичкой, тогда бы она поняла меня быстрее.
— А теперь, — продолжал я, снова укладываясь на траву, — я рассказываю истории для того, чтобы мы не повторяли одни и те же ошибки снова и снова.
Можно было подумать, что вернулись прежние времена, когда мы подолгу просиживали на этом камне, разговор прерывался долгими паузами, а солнце спокойно совершало свой путь между верхушками деревьев. Некоторое время мы оба молчали, смотрели, как тени становятся все длиннее, и ждали, что принесут с собой сумерки.
— Пойдем со мной в дом, — заговорила Нетти. — Я хочу угостить тебя ужином.
Знаю, я должен был уйти, оставить ее одну, забыть о ней, но не смог. Я уже вспомнил, как приятно находиться в ее обществе, и после долгих лет разлуки решил позволить себе такую малость.
— Согласен, — услышал я свой голос.
Нетти вложила свою ладонь в мою руку, и мы не спеша ступили под сень деревьев, двинулись по знакомой тропе через цветущие луга к старому, покрашенному желтой краской дому, в котором проживало не одно поколение семейства Бин.
Не стану утверждать, что в случившемся той ночью виновата одна Нетти, а я тут ни при чем. Я точно так же виноват, что вечер мы закончили в огромной кровати с пологом в спальне второго этажа, только Нетти не чувствует себя виноватой, и в этом все дело.
— Я уже давно не ребенок, — говорит она. — Думаешь, я не понимала, в чем дело? Конечно, тогда, в прошлом, я была слишком молода для тебя. Но теперь я уже взрослая женщина.
— Это лишь одна из причин, — отвечаю я, покачивая головой.
Нетти садится в изголовье кровати и прикрывается простыней.
— Черт побери, Джек! Ты мужчина, я — женщина, мы любим друг друга, так в чем же дело?
До меня доходит, что она до сих пор еще не во всем разобралась. До нее не дошел смысл разговора там, на скале, а потом еще и за столом в ее доме, когда мы допивали кофе, сдобренный ложечкой виски. Вороново племя осталось для Нетти просто определением группы птиц, она ведь встречала нас всегда в одном и том же облике — и девчонок-ворон, и Джолен, и Безумного Грача. Она знает, что мы живем в лесах, на свободе, знает, что мы старше, чем она может себе представить. Но все это осталось у нее в голове, а не проникло в сердце. Нетти вряд ли поверила до конца моим рассказам.
— Я не мужчина, — говорю я. — Я принадлежу воронову племени. Я — галка.
— Ты — упрямый осел.
— Может, и так, но этого не должно было случиться.
Она всегда отличалась своенравным характером, и теперь я вижу, как она закипает. Из глубины небесно-голубых глаз надвигается шторм.
— Ты хочешь сказать, что не любишь меня? — спрашивает Нетти.
— Это не так.
— Значит, что я тебе не нравлюсь?
— Дело совсем не в этом.
— Так в чем же дело? — спрашивает она обманчиво спокойным тоном.
— Суть в том, что я тебя люблю, но не могу с тобой остаться, это не в моих силах, как ты была не в силах отказаться от своего искусства ради Рэндалла Миллера.
— Джек, я что-то не слышала, чтобы кто-то из нас говорил о совместной жизни.
Но я не хочу даже слушать.
— Так, значит, мое пребывание в твоей постели ставит меня на один уровень с Рэем, — говорю я. — Проведу несколько часов, а на рассвете уйду. Ты заслуживаешь лучшего, Нетти, так же как и твоя мать заслуживала лучшей жизни, чем та, на которую обрек ее Рэй.
— Я думаю, мама ни разу не пожалела о той ночи. Я это точно знаю, потому что в противном случае меня бы не было на свете.
— Это еще не доказывает, что они поступили правильно.
— Это самое нелогичное утверждение, которое мне приходилось слышать. Джек, этой ночи я дожидалась всю свою жизнь, наконец дождалась, а теперь ты пытаешься убедить, что мы совершили ошибку.
— Именно это я и хочу тебе втолковать, — настаиваю я. — Мы не должны были так поступать. Хватит и того, что в твоих жилах течет кровь лиса и ты неуютно чувствуешь себя среди людей. Но тебе этого мало, ты стремишься к несбыточной мечте, и после этой ночи ты не просто станешь избегать людей, но потеряешь всякую надежду на нормальную жизнь.
— Я уже предупреждала тебя, — говорит Нетти заметно более жестким тоном. — Не смей решать за меня, как мне лучше жить. Я способна сама принимать решения.
— А если ты ошибешься?
— Тогда это будет моя, и только моя ошибка.
— Я не могу тебе этого позволить, — вздыхаю я. — Я слишком сильно тебя люблю.
— Мне кажется, ты никогда меня не любил.
Я смотрю в ее глаза и понимаю, что в это она верит, но не верит ни в примесь лисьей крови, ни в отличие воронова племени от людей.
— Тебе лучше уйти, — говорит Нетти.
Я пытаюсь решить, как мне быть, но она не дает мне ни минуты на раздумья.
— Уходи сейчас же, — продолжает она. — И если я увижу, что ты шатаешься поблизости, я возьму в руки ружье.
В голубых глазах появляются слезы, но она не дает им пролиться. Ненависть внезапно вспыхивает в ее сердце, ненависть, что сильнее огорчения.
— Я предупредила тебя, Джек.
Я поднимаюсь с кровати. Может, это и есть единственно верный выход? Лучше пусть она меня ненавидит, чем страдает от любви. Пусть прогонит меня, тогда у нее будет еще шанс устроить свою жизнь.
Но у меня есть и собственные чувства. Когда-то я слышал, что мы полностью состоим из своих чувств. Я огорчен, но в то же время мне очень больно. Никто не хочет остаться непонятым. И я совершаю глупость. Впервые за все годы нашего знакомства я меняю облик у нее на глазах. И в следующий миг обнаженный мужчина, стоящий рядом с кроватью, превращается в чернокрылую галку. Я делаю круг по комнате, а потом вылетаю в окно, разрывая москитную сетку, словно тонкую бумагу, и исчезаю в ночной темноте. Но прежде я успел заметить выражение ее лица. Я успел увидеть, что она наконец-то поняла, что я хотел сказать. В тот краткий миг она поняла все и поверила — не умом, но сердцем.
Я покидаю ее плачущей, ее сердце сжигает та же боль, какую испытываю я сам, но в то же время Нетти испугана. Я улетаю, оставляя ее глядящей в окно, куда улетел некто , кого она пустила в свою постель, а потом увидела, как он превратился в то, чем себя считал. Мир Нетти переворачивается с ног на голову.
Я оставляю ее не одну, но это станет очевидным только через два-три месяца, и через девять — появится на свет. Но тогда я ничего не знал и услышал лишь много лет спустя.
5
Ньюфорд, зима 1973-го
Однажды зимой я пролетал мимо Ньюфорда и остановился повидаться с Хлоей и остальными жильцами дома на Стэнтон-стрит. Там еще не поселились ни Энни с Брэндоном, ни Рори. Маргарет занимает комнаты, в которых потом будет жить Брэндон, но сейчас и ее нет в городе. Пару недель назад я встречался с ней в Техасе. Поль еще жив, но тоже уехал из города. Напротив меня живет Надин, и мы перекинулись с ней парой слов по пути к входной двери. Тетушки улыбаются мне и приветственно кивают, но у них на меня нет времени — они слишком увлеклись планами на следующее лето, а их кухонный стол завален акварельными рисунками и клочками бумаги с памятными записками.
Ту квартиру, в которой позже поселится Рори, снимают две студентки. Дафна и Салинда. Обеим еще не исполнилось и двадцати лет, застенчивые девицы с оленьими глазами, разговаривают шепотом, но ведут себя дружелюбно. «Родственники Альберты», — говорит о них Хлоя, и я киваю. Примесь оленьей крови очень заметна.
Мы поднимаемся в квартиру Хлои, там у окна сидит Ворон — огромный чернокожий Будда — и смотрит в только ему видимую даль. Насколько я понимаю, он не замечает моего присутствия, так же как и присутствия Хлои. Мне больно видеть его в таком состоянии.
— Он когда-нибудь возвращается? — спрашиваю я.
— Трудно сказать, — пожимает плечами Хлоя. — Я даже не знаю, где он проводит все свои дни и ночи.
Девчонки-вороны появляются как раз в тот момент, когда Хлоя накрывает стол к чаю и ставит вазочку с печеньем, но скоро им становится скучно, и парочка собирается поискать нечто более интересное, чем неторопливый разговор за столом.
— Нам надо идти, — говорит Зия.
Мэйда кивает:
— Мы готовим сюрприз к приезду Маргарет.
— Вы не знаете, где можно раздобыть тысячу пауков? — спрашивает Зия.
Они уже выпили по чашке чая, в котором меда было больше, чем воды, и закусили печеньем, намазанным толстым слоем варенья.
— А что будет со всеми этими пауками, когда вы закончите свои фокусы? — терпеливо спрашивает Хлоя.
Я припоминаю случай, когда Хлоя вышла из себя, разгоняя пауков после подобного сюрприза, но это было еще до того, как Ворон нас покинул.
— Вы же не сможете просто выгнать их на улицу — они замерзнут.
Девчонки-вороны переглядываются между собой, потом снова оборачиваются к нам. Зия закатывает глаза:
— Мы имели в виду пластмассовых пауков.
После того как они ушли, мы еще долго сидим с Хлоей, пьем чай, потом, ближе к вечеру, переходим на виски.
— Ты слышал, что произошло с Нетти? — спрашивает она немного погодя.
Я набиваю трубку, приминаю табак, пока он не дойдет до нужной кондиции, раскуриваю ее, только потом поднимаю голову.
— Я ничего не хочу о ней слышать.
Но она продолжает как ни в чем не бывало:
— Года полтора назад она родила девочку. Рыжеволосую, как и ее дедушка Рэй, но в ней определенно есть кровь воронова племени. Как мне кажется, галки.
Я не могу произнести ни слова в ответ, только смотрю на Хлою, раскрыв рот.
По словам Хлои, у Нетти должны были родиться близнецы. Все признаки указывали на двух детей, и ни у кого не возникло в этом и тени сомнения, по крайней мере среди нашего народа. Но когда пришло время рожать, на свет появилась только одна девочка весом в шесть фунтов и семь унций, с голубыми глазами матери и рыжими лисьими волосиками и очень здоровыми легкими. Прелестное дитя по всем меркам. В свидетельстве о рождении было записано: имя — Керри Жаклин Бин, отец неизвестен.