Мой папа – очкарик. Его зрение ухудшилось довольно рано. Я помню его только в очках. Потом у него на близорукость наложилась дальнозоркость. Кто думает, что минус на плюс дает плюс, то есть хорошее зрение, ошибается (я сама так думала). Когда он смотрел вдаль, он надевал очки, когда читал газету, поднимал очки вверх.
Плохое зрение у меня тоже от папы (и от мамы). С пятого класса оно начало падать. А к десятому достигло своего победного максимума (-7,5). Я носила линзы, четыре года назад сделала лазерную коррекцию зрения.
Мой папа аккуратно относится к алкоголю. Выпивал только по праздникам. Причем всегда знал меру. Так и говорил: мне хватит. Шутил, что это его «сонная доза».
Я, кстати, тоже не люблю алкоголь – мне просто невкусно. А моя «сонная доза» еще меньше: наверное, всего несколько глотков. Меня начинает клонить в сон, а я так усиленно борюсь с этим, что у меня в итоге сильно болит голова. Однажды после одного бокала вина наутро я узнала, что такое похмелье. Кому рассказываю, смеются. А это чистая правда. Так что это у меня тоже от папы.
В детстве я ни разу не видела своего папу с сигаретой. Историю про то, как бросил, он рассказывал много раз. Сразу после того, как родилась моя старшая сестра, они договорились об этом со своим отцом – моим дедом. С тех пор папа не брал сигареты в руки. А я с детства не переносила запах табачного дыма, и у меня никогда не возникало желания попробовать – тоже благодаря папе.
Но однажды он закурил. Это произошло впервые после развода с мамой. Развод я переживала тяжело. Любила обоих родителей и не представляла, как может быть так, что они будут не вместе. А я теперь должна выбирать. А я не могла выбрать… я чувствовала, что меня просто разрывает на две части. Про официальный развод я узнала, когда училась в десятом классе. Окончательно же они разошлись, когда я поступила в ВУЗ. Знаю, что продолжали жить вместе ради меня.
Однажды я приехала домой из города. В сенях темно. Я щупаю рукой дверь. Натыкаюсь на что-то мягкое. Понимаю, что это человек, догадываюсь, что это папа… И визжу. Я не помню, какой рой страшных мыслей тогда пронесся в моей голове, в темноте сеней. Я очень боялась его потерять, переживала за его одиночество.
– Ты чего визжишь? – невозмутимо спросил он.
– Не знаю, просто испугалась.
Он переехал в Ижевск спустя какое-то время после развода. Слава Богу, нашел себе пару. Все наладилось. Устроился работать в ИжГТУ – наш местный технический университет. Папа почти всю жизнь проработал учителем, но в этот раз пришел на должность заведующего водными ресурсами – бассейном и бухтой. Признался, что устал преподавать.
Никогда не думала, что пойду по стопам родителей. Но в итоге я тоже стала преподавать. Так что и это передалось от папы.
Он вышел на пенсию чуть меньше двух лет назад. В прошлом году они с женой почти полностью перебрались в деревенский домик неподалеку от Ижевска. Летом папа с радостью сообщил, что завел куриц и даже индюшек. И очень счастлив. Все-таки городская жизнь не для него. А теперь он собирает урожай и куриные яйца и щедро делится с нами.
Кто знает? Возможно, и я лет так через тридцать переберусь в деревню, поближе к земле.
Папа, я знаю, что иногда ты читаешь мои книги, хоть и шифруешься, хоть и ворчишь, когда находишь фактические неточности. Люблю тебя! Спасибо тебе за мое счастливое детство.
Вода
Я стояла на высоте пяти-шести метров на шаткой деревянной конструкции. Дикий страх сковал горло, руки и ноги. В коленках предательская дрожь, которую я тщетно пыталась сдержать. Там, внизу, – чердачные доски, посыпанные тонким слоем опилок.
«Интересно, смягчит удар или нет? – молнией пронеслось в голове. – Не хочу быть калекой, не хочу потом быть обузой для родных. А нужна ли я потом буду такая мужу? Дочке? Лучше, если уж упасть, то сразу насмерть».
Так, стоп. Никакой попытки суицида, о которой вы, возможно, подумали, не было. Сейчас расскажу все в деталях.
Январь 2008 года. Мы с мужем и маленькой двухлетней дочкой живем за городом в довольно сложных бытовых условиях. Хотя к тому моменту муж пробурил скважину. Вручную. Ручным коловоротом. Бурение шло целый месяц. Так что у нас появилась вода. Я, наверное, никогда раньше так не ценила ее – воду: ну, есть она и есть. Ведь ценность появляется тогда, когда что-то достается сложно. Я до сих пор боюсь сильно лить воду из-под крана. Вдруг закончится. И что потом?
Так вот: именно вода меня загнала на ту самую вышку в нескольких метрах от земли.
Это уже была вторая зима в сельском доме. Мужу пришла в голову гениальная идея – провести воду в дом. Я поддержала. В первый год, когда он пробурил скважину, он сделал краник на улице, откуда мы брали воду. По крайней мере, это было уже легче, чем бегать в частный сектор на колонку.
Муж обдумывал, как за небольшие деньги сделать систему автоматики. В магазине на тот момент она стоила для нас слишком дорого. В итоге он сколотил из досок высокие леса под самую крышу дома и сделал платформу, на которую поставил большую пластиковую бочку. От нее шел шланг, благодаря которому в дом попадала вода. Почему так высоко? Это чтобы в кранах был хоть какой-то напор. Мы даже умудрились поставить в доме стиральную машину-автомат. Это было для меня просто фантастикой. Я была счастлива!
Но был один минус. В морозы, если своевременно не слить воду, она замерзала в шланге.
И вот настали первые числа января. У мужа сильно разболелось горло и поднялась высокая температура. В итоге его с жесточайшей ангиной забрали в больницу, в инфекционное отделение. Я почти на две недели осталась с ребенком одна в доме.
И вот произошло самое страшное. Вода в шланге замерла. Температура на улице – минус двадцать пять. Естественно, из кранов вода не бежит. Я звоню мужу, он проводит инструктаж:
– Срочно сливай воду из бочки. Когда вода там полностью замерзнет, бочку прорвет, и она может грохнуться вниз и пробить доски потолка.
Я сначала пыталась разогреть горячей водой из чайника шланг. Ничего у меня не получалось, а остатки воды закончились. Тогда я решила залезть наверх, оставив дочку в доме совсем одну. Я в детстве лазила по деревьям – и, надо же, совсем не чувствовала страха. А тогда, когда я лезла наверх к бочке с водой, я жутко перетряслась. Я, жуткая фантазерка, представляла, как лечу вниз, как лежу на земле в неестественной позе в луже крови. Брр!
Я залезла под самую крышу с ведром и поняла, что все равно не достаю до бочки. Мне нужно вскарабкаться чуть выше нее, чтобы можно было зачерпнуть ведром воду. Я слезла, пытаясь сообразить, как быть дальше. Я вспомнила, что есть лесенка, есть стремянка. Но места на платформе слишком мало, чтобы придать им устойчивое положение.
Я забежала в дом проверить дочку. Она мирно играла. Меня забавляло, что лучшими игрушками для нее были бутылочки и баночки от кремов, молотки, плоскогубцы… такое вот «железное» детство. Я поцеловала Стасю и снова вышла. И тут я услышала звонок от мамы мужа.
– Как у вас там дела?
Я не выдержала и разрыдалась. Взахлеб рассказала, что произошло и что у меня не получается слить воду.
– Мы сейчас придем.
Они жили в пяти минутах от нас в частном секторе.
«По крайней мере, если упаду, то кто-то будет рядом, хоть скорую вызовет», – мелькнула у меня мысль.
В итоге я с помощью родителей мужа затащила на платформу лестницу, оперла ее о бочку. А сама полезла черпать воду. Я черпала ее, передавала маме вниз, а она – отцу. Тот ее выносил. И так много-много раз. Мы в тот день все облились ледяной водой. Я была насквозь промокшая, замерзшая. Каким-то чудом не заболела. Я, видимо, была от страха в состоянии аффекта.
Вспоминаю тот день, и до сих пор градом льются слезы из глаз.
Когда мне говорят: «Чего вам за городом-то не жилось?», «А… дом-то ваш в черте города был…», «Вот мы бы смогли там жить, у меня муж рукастый» или «Как по-разному люди воспринимают те же самые обстоятельства», эти слова действуют на меня как красная тряпка на быка. Фантазировать можно сколько угодно, воображая: «а вот мы бы, а вот я бы»… а вы пробовали?
Я тогда мечтала о каком-нибудь маленьком закуточке – квартирке-студии, но уютной, теплой, со всеми удобствами, обязательно с горячей водой из-под крана. И никаких больше бочек под крышей…
Но, знаете, странная мысль. Если бы меня спросили: «А ты бы хотела что-то поменять в своем прошлом?», настоящая сегодняшняя я ответила бы: «нет». Потому что ценность ощущается только через сложности. И, поверьте, их было немало в моей жизни. И они меня сделали борцом.
Спасибо тебе, Вселенная, за ту жизнь, которую ты мне дала.
Ромка
– Куда намылилась? При живом муже… – Он орал, остервенело вращая красными от лопнувших капилляров глазами. Орал до хрипоты, до звериного рычания. И технично наносил удары сжатыми до белых костяшек кулаками.
Ромка вздрогнул от первых криков. Он спал внизу, на первом этаже. Тихонько встал и на цыпочках поднялся по деревянным ступенькам наверх. В комнате увидел маму, глухо рыдающую, вцепившуюся в руку отца и умоляюще смотревшую на него. Тот орал, таскал ее за волосы, наотмашь бил по лицу. Когда она падала, запинывал ногами…
Первым порывом Ромки было броситься в ноги отцу, умолять, чтобы тот не трогал маму. Но ему всего лишь шесть лет. Он просто испугался. Отпрянул, сжался, забился в угол и плакал, молча наблюдая сцену.
Это были 90-е. Всей семьей они переехали из деревни в город, в большой двухэтажный дом. Папа – молодец, он заработал билет в успешную жизнь. Казалось бы, сбылась мечта, и теперь счастливая семья станет еще счастливее. Но успех отца вдруг пошел на спад. В Министерстве культуры, где он работал, платили копейки, а иногда и вовсе не платили. Он решил, как многие тогда, подрабатывать на рынке. Стал сильно выпивать. А когда выпивал – зверел, пугая своих домочадцев скандалами, которые мог спровоцировать любой пустяк, даже случайный взгляд. Обратно пропорционально падению успешности отца росла успешность мамы Ромки. И вот ее пригласили в командировку в Москву.