Машка так явно представила, как она одна отмечает Новый год в машине, что устало разрыдалась. Со всхлипами позвонила Кириллу:
– Машина не завелась, что делать?
– Я сейчас придумаю, как быть. В крайнем случае вызовем такси, а машину на эвакуаторе доставим к дому.
Через полчаса, за которые Машка чуть не околела, приехал Кирилл с сестрой Софьей на ее красной «бэхе», оставшейся в качестве трофея от бывшего мужа. Он «прикурил» от ее машины «Ярис».
– Теперь попробуй заведи!
– Завелась! – радостно крикнула Машка.
Новый год отметили отлично – спокойно, без разборок и взаимных упреков. А через два дня, когда Софье надо было съездить по делам, ее «бэха» не завелась.
В ярости, чуть дыша, она вбежала в квартиру и начала истошно орать матом.
Машка встрепенулась:
– Что произошло?
– Ты меня спрашиваешь, что произошло?! А то, что из-за тебя, дуры деревенской, моя машина теперь не заводится. С дерьмом свяжешься, на дерьмо и напорешься!
В Маше все закипело от обиды. Она, еле сдерживая слезы, ушла в комнату, демонстративно громко хлопнув дверью.
– Ах ты еще дверью будешь хлопать! Сучка! Мандавошка колхозная! – С этими словами Софья сняла с ноги тапок, добежала в одном до комнаты и швырнула его в лицо невестки.
Машка запустила тапком в ответ. Софья в два прыжка оказалась рядом с Машкой и вцепилась в волосы своей противницы, порываясь расцарапать ей лицо. Но Маша просто прижала скандалистку лицом к полу. Та тщетно размахивала руками, но вырваться ей не удавалось – Машка накачала крепкие бицепсы, пока убаюкивала сыночка бессонными ночами.
Тут прибежал Кирилл и разнял их. Долго успокаивал Машу в комнате.
Софья никогда еще не чувствовала себя такой униженной. Да кто ж она такая, эта дура деревенская? Она должна помалкивать в тряпочку и не высовываться. Софья в бешенстве ворвалась на кухню. Схватила кухонный нож. Практически долетела до объекта своей ненависти и стала один за другим раздавать удары. Сильно, с каким-то дичайшим остервенением, не отдавая отчета в своих действиях. Она вспарывала ножом мягкие нежные ткани и думала о своей несчастной жизни, о бывшем муже, о карьере в столице, которая так и не состоялась. Вдруг в панике осознала, что натворила, что Машка тут совсем ни при чем. Затряслась и выронила нож из руки. Долго молча, закрыв искаженный от ужаса рот ладонью, смотрела на свое преступление. Затем накинула дубленку на плечи и пулей вылетела из квартиры, громко хлопнув дверью.
Кирилл с Машкой одновременно вздрогнули. Выбежали из комнаты в прихожую, а там – белым-бело. По всему полу раскидан белый пух, а то, что осталось от Машкиной куртки, лежало темно-оливковой кучкой там же.
Дашка
…Сплю. Вдруг слышу странный скрежет. Он никак не прекращается и становится настойчивее и настойчивее с каждой минутой. Открываю глаза, смотрю на часы – около семи утра. И скрежет… его все еще слышно.
Доносится он от двери. Старой массивной металлической двери малосемейки. Я подхожу к ней, прилипаю к глазку, вижу только, что-то там шевелится. Зрение у меня тогда было -7, а это, знаете ли, не шутка!
Дрожащим голосом спрашиваю:
– Кто там?
– Я Даша, – слышу детский голосок.
Я тут же открываю дверь, а на пороге маленькая девчушка. Худющая, немного неопрятная, с умными печальными глазенками…
Тогда мне было лет 17 или 18. Помню, что была зима, а месяц почему-то не отложился в памяти. Мы с подругой Сашкой снимали квартиру в малосемейке. По соседству с нами жила необычная чета.
Мужчина сильно выпивал. Женщина на тот момент нет, она была в положении и вот-вот должна была родить. И вот она уехала в роддом. А Даша (та самая девчушка, что скреблась ко мне в дверь) осталась одна наедине с сильно пьющим мужчиной.
В то утро я очень удивилась, когда увидела ее на пороге нашей квартиры.
– Что случилось? – спросила я.
– Отведите меня, пожалуйста, в садик…
– А где твои родители?
– Мама с сестренкой в больнице, а папа спит.
Я догадалась, почему мужчина спал. Мы практически никогда не видели его трезвым.
– Но я даже не знаю, где же твой садик, – засомневалась я.
– Я вам покажу.
Мы оделись. Я повела Дашу в садик, вернее, она меня – на тот момент она, шестилетняя девчонка, казалась гораздо разумнее и взрослее меня. Она ловко скакала по узкой тропке, я сонно тащилась за ней. Мы пришли в сад, затем я вернулась домой.
Всю неделю мы вместе с ней ходили в садик. А потом вернулась ее мама из роддома. Она была безумно благодарна мне. И мне было даже немного неловко и стыдно, что ли, когда она завалилась к нам с огромной тарелкой домашней выпечки. Ничего особенного в своей помощи я не видела.
Наше общение с девочкой было нечастым. Когда она пошла в первый класс, я пару раз заплетала ей косички в школу. Она мне казалась замкнутой, немного даже суровой.
Я встретила маму Даши с ее младшей сестрой лет, наверное, двенадцать спустя. Девочка, которую когда-то крохотулей принесли из роддома, была почти с маму ростом. От женщины сильно пахло перегаром. Она сразу меня узнала, загорелась и начала рассказывать про Дашу, про то, что муж ее уже умер, про то, что она снова вышла замуж, снова родила, продала старую квартиру и переехала в другое жилье, купленное при помощи материнского капитала.
Дашу я больше не видела…
Волонтеры
Моя подруга Наташа в подростковом возрасте потеряла волосы. Красивая голубоглазая блондинка вдруг стала лысой, с диагнозом «алопеция». Возможно, причиной стала тяжелая психологическая обстановка в семье, нагнетаемая проблемами родителей с алкоголем.
Она была маленьким затравленным зверьком. Совершала поступки «за гранью» и употребляла легкие наркотики.
Но однажды шла мимо церкви, и что-то заставило зайти ее туда.
– Дайте мне работу, – твердо попросила она батюшку.
– А что ты умеешь?
– Убираться умею, полы мыть, ухаживать за людьми могу.
Наташа – одна из тех, кто стоял у истоков основания сестринского движения в Чайковском, а теперь и в Ижевске. Ей приходилось ухаживать за лежачими, за тяжелобольными, за озлобленными и разочаровавшимися в жизни людьми, за теми, кто не умеет любить,
Сейчас она председатель в общественной организации и сама занимается волонтерством, помогая лежачим больным и их близким пережить утрату, оказывает психологическую помощь.
– Наташ, зачем? – спрашиваю я ее.
– Хотела заполнить пустоту внутри. Кто-то заполняет ее алкоголем и наркотиками, а я – помощью тем, кто в этом нуждается.
Или вот Никита. Он совсем еще молодой. Студент Ижевской медицинской академии. А еще он волонтер регионального движения помощи паллиативным пациентам. Он постоянно выходит к тяжелобольным людям, утки выносит, помогает перенести с кровати в ванну, моет, подгузники надевает, кормит. Много чего делает.
Молодой, красивый, крепкий, здоровый парень. Зачем ему это? Говорит, что ему важно помогать людям, он чувствует в этом свою глубину и ценность.
Катя долго боролась с болезнью дочки. Той поставили онкологию. Больницы, лекарства, химиотерапия… это стало частью ее жизни. Она молилась Богу, чтобы он спас. Но он не спас. Так бывает.
Катя стала волонтером. Внутренняя боль была такой сильной, что не хотелось жить, она не видела смысла жизни. Нашла его только в волонтерстве. Катя помогает тяжелобольным, чтобы жить самой.
Однажды известного антрополога Маргарет Мид спросили, что было первым признаком цивилизации. Наверное, ожидали, что она начнет рассказывать про глиняные горшки или рыболовные крючки. А она ответила:
– Сросшаяся бедренная кость.
Если живое существо в царстве животных ломает ногу, то оно умирает, потому что не может убежать от опасности, найти воду и питание. А бедренная кость, которая срослась, – доказательство того, что кто-то позаботился о покалеченном: перенес в безопасное место, перевязал рану, кормил и поил в период восстановления. Помощь другому человеку – вот с чего начинается цивилизация.
Так кто идет в волонтеры? В волонтеры идут люди.
Лариса
Лариса лежала на кровати и глотала слезы. Последний раз она видела его полгода назад. Скучала. Ей захотелось увидеться, и она купила подарок для него на Новый год – большую грузовую машинку.
Лариса дрожащими от волнения пальцами набрала в телефоне заветные цифры. Длинные долгие гудки раздражали ее, эхом отзываясь в голове. Но вот наконец на том конце провода раздается «алло». Она быстро и немного спутанно от волнения начинает объяснять, как хочет увидеть Сережку, как купила подарок для него на Новый год и как сильно скучает… но голос в телефоне резко и холодно прерывает ее:
– А у вас что, кто-то умер?
Последние слова Ларисы застыли в горле, комок обиды застрял где-то в груди. Сережка – это ее внук. Маша, бывшая жена сына, запрещала ей с ним видеться. А ведь он рос на ее глазах и стал таким родным и любимым.
Сына Сашку Лариса поднимала одна. Ему не было и десяти, когда ее муж умер. Несчастный случай на производстве. Ей настолько хотелось оградить своего сыночка от опасностей этого мира, что ее безграничная любовь переросла в гиперопеку. Сашка рос избалованным, эгоистичным, безответственным.
После школы его забрали в армию. Как Лариса рыдала в подушку от одиночества! Но вскоре познакомилась с мужчиной, добрым и уютным. Они стали жить вместе у нее. И, казалось бы, душевное одиночество закончилось.
После армии Сашка поступил в университет на заочное отделение и параллельно устроился на работу. На удивление хорошо принял Николая. Прошло совсем немного времени, и он сказал, что женится. Мама была очень рада за него.
Вот и появилась еще одна семья. А вскоре родился Сережка. Лариса души в нем не чаяла…
Маша открыла свой магазин, и вся ее энергия уходила туда. Саша перебивался от одной работы до другой. С грудным Сереженькой сидела Лариса. Она чувствовала себя так, словно это была ее вторая молодость. Она целовала его пальчики, кормила смесями из бутылочки, баюкала и пела песенки, когда у малыша резались зубки.