Покинутые. Правдивые истории о трагических судьбах и поиске счастья — страница 20 из 23

Как ему помочь? На мой взгляд, очень важно, чтобы он в тот момент почувствовал себя в чем-либо успешным. Как в моем случае. Тогда внутри него появится уверенность в себе и сильная внутренняя энергия, способная противостоять нападкам. Да и нападки эти покажутся ему ерундовыми, он перестанет сам обращать на них внимание и циклиться. И обидчики обязательно почувствуют это и отстанут. А в некоторых случаях даже начнут уважать бывшего «изгоя».

Тогда я была достаточно взрослой, да и действовала интуитивно. Но если ребенок младше, то только взрослый может помочь вырваться ему из этого плена, просто дать почувствовать его уникальность, раскрыть в нем его способности и таланты, повернуть его в сторону его успеха.

Бывший

Руки слегка дрожали, выдавали сильное волнение. Мужчина потянулся к своей сумке в багажном отделении самолета и достал из бокового кармана телефон. Провел пальцем по экрану, чтобы разблокировать, и открыл заметки.

«Здравствуй, милая.

Я рад, если читаешь это послание. Возможно, мы с тобой больше никогда не увидимся. И я хочу, чтобы ты просто знала. Знала, что я всегда любил тебя. Тот самый я, который настоящий.

Мне всегда казалось, что во мне живет два человека. Один добрый, смелый, искренний, любящий свою семью. А другой – темный, угрюмый неудачник, который презирает себя, этот мир и людей, которые его окружают.

Когда темный во мне брал верх, я был страшен. И глушил добряка внутри себя алкоголем. Я становился агрессивным, жестоким, вспыльчивым. Мог тебя ударить, бил посуду, однажды пробил стену стулом оттого, что ты ушла спать от меня на диван в другую комнату.

Прости.

Знаю, прощала много раз. Я обещал, что этого не повторится. Манипулировал надеждой. И ты верила. Но тот человек с зависимостью снова появлялся. И снова разочаровывал тебя. Устраивал погромы, кричал на тебя и наших детей. Ты снова уходила. А я снова тебя возвращал.

Тот я, который настоящий. Тот я, который любил. Тот я, который верил в этот мир.

Но ты все-таки ушла. Знаю, жить со мной было невыносимо. А еще невыносимее – жить без тебя.

Сначала я умолял вернуться. Затем угрожал. Потом мстил.

И месть моя была страшна. Даже страшнее, чем жизнь со мной. Я пытался отбирать детей. Натравил на тебя службу опеки. Когда это не удалось, лишил тебя нашей общей квартиры и всего нажитого вместе имущества.

Но тебе ничего этого было не нужно. Ты слишком спокойно это приняла.

А я не принял. Угрожал расправой над собой. Отправил тебе сообщение среди ночи. Ты примчалась ко мне с другого конца города. Но слишком поздно.


Кетчуп (я хотел, чтобы ты решила, что это кровь), который я разлил по всему коридору и кухне, уже засох. А я уснул на кровати. Перебрался из коридора, пока ждал тебя – лежать в луже кетчупа оказалось не очень удобно. Когда проснулся, ты оттирала засохший кетчуп с ламината. Молча посмотрела на меня глазами, полными боли.

Прости.

Во мне всегда боролись два моих "я". Темное и светлое. Я сделал не тот выбор…»

Вдруг самолет сильно качнуло. Мужчина от неожиданности выронил телефон. Он как будто очнулся ото сна. Посмотрел, что происходило в салоне самолета. Люди вели себя абсолютно по-разному. Кто-то паниковал, кто-то плакал, кто-то истерически хохотал, а кто-то молча смотрел в окно иллюминатора. Стюардессы пытались успокоить пассажиров. Но исход к тому моменту был понятен.

Мужчина нащупал под соседним креслом свой телефон. Цепкими пальцами схватился за него, поднял и снова разблокировал экран.

«Возможно, мы больше никогда не увидимся. Знай, что я всегда любил тебя. Прости за всю боль, которую я причинил тебе.

Твой непутевый бывший муж».

Неласковая ласка

В детстве, когда мне было восемь, у меня была собака по прозвищу Ласка. Но сестра звала ее Найда. Не сошлись во мнении, как ее назвать.


Однажды на детской площадке мальчишки решили с ней поиграть. Бросают палку. Она за ней бежит. Ребятам весело. Они повторяют снова и снова. Затем забирают палку из ее зубов и бросают опять. И вот в один момент Ласка, которая по жизни была так-то ласковой, палку не отдает. Рычит. Зубы скалит. Ощетинилась.


А мальчишкам еще веселее. Они палку отобрали и водят ей около носа Ласки. Дразнят. Она грозно рычит, злобно лает почти до хрипоты. Лапами переминается и делает передними угрожающие выпады. Ребята хохочут. Я в это время увидела, что мирная игра переросла в травлю. Побежала через всю площадку к ним. Я вижу, что собака уже доведена до исступления, морда искажена, слюна изо рта течет от злобы, безумный оскал и совершенно дикие глаза. Я впервые увидела Ласку такой… неласковой. Как будто и не моя собака…


Мне стало ее безумно жалко. Я с криком «не трогайте ее» бросаюсь мальчишкам наперерез и оказываюсь между ними и собакой. Ласка в этот момент в порыве ярости бросается… на меня. Моя синяя трикотажная плиссированная юбка оказывается у нее в зубах (в этот момент мальчишки хохочут еще больше оттого, что из-под задранной вытянутой юбки видны мои трусы). Она дергает ее и остервенело мотает головой из стороны в сторону.


– Ласка, Ласка! Это же я, твоя хозяйка, – в панике кричу я.


Она не останавливается и делает новые выпады. На этот раз вместо юбки она зубами вгрызается мне в руку, чуть ниже локтя, на тыльной стороне. Вот и первая кровь…


Ребята перепугались, видимо, не ожидали, что их баловство перерастет в такое. Убежали. А Ласка почувствовала запах крови и резко остановилась. Посмотрела виновато на меня, заскулила и, виновато поджав хвост, убежала.


Я с ревом упала на зеленую траву. Сижу и растираю грязными руками слезы по лицу, осматриваю свою рану. Не столько больно, сколько обидно. Ну своя же собака! И меня покусала…


Я когда-то очень хотела щенка. Поэтому, когда увидела, что соседская собака-дворняжка родила, стала выпрашивать одного пушистика у родителей. Мы жили в селе в частном доме, поэтому особых проблем не возникло. Мы забрали щенка, который вырос в большую ласковую Ласку (совершенно бесполезную по меркам сельчан – дом-то не защищала).


Я скрыла от родителей тот факт, что она меня покусала. Побоялась, что ее отдадут. Успокоилась, слезы вытерла и пошла домой. Там залезла в аптечку, нашла зеленку и обработала ей рану. Затем перебинтовала и дальше пошла играть на площадку.


Шрам остался небольшой и неприметный. Сейчас это небольшая белая полосочка возле родинки на руке.


Я знаю много историй, в которых на месте Ласки – люди. Озлобленные и затравленные. Израненное детство, жестокость окружения, накопленные обиды – все это заставило их оскалить зубы, ощетиниться и идти вперед с грозным рыком. Они злятся на всех, кто попадается на их пути. И совершенно неважно, кто это: близкий человек или просто мимо проходящий. Они выплескивают на них всю свою агрессию. Ответная негативная реакция питает их, страх – тоже. Равнодушие – нет.


Как-то раз я выложила в сеть пост, который взлетел в топ «умной ленты». Тут же появились жесткие грубые комментарии. Это хейтеры. Не так страшно, если они действуют поодиночке. Ну полают, ну покусают немного, останется небольшой шрамик. А если их много и они вместе? Представьте, это когда такие вот Ласки собираются в стаю и бросаются на людей, желательно успешных и известных.


Первое время я болезненно переносила всю эту интернет-травлю. Могла переживать после такого всплеска негатива неделю или даже больше. Но вскоре я поняла, что счастливый человек никогда не будет так себя вести. Не будет оставлять оскорбительные едкие комментарии.


История про Ласку прежде всего про них, про то, что происходит у них внутри. Они в этот самый момент находятся «за скобками». Им плохо, они затравлены болью – и им хочется, чтобы больно было всем.


Я долго думала, как в этом случае поступать (то есть в тот самый момент, когда на тебя рычит стая неласковых Ласок в сети) и решила просто не реагировать. В конце концов, это их собственный выбор: остаться «за скобками» или попробовать разомкнуть их.

Аппендицит

– Привет! – На меня смотрела пара круглых карих глазенок. – Пойдем играть. Чего ты еще лежишь?

– Не знаю… я почему-то разучилась вставать. Ножки не ходят, – печально ответила мальчику я.

Тут дверь палаты открылась и вошла мама.

– Здравствуйте! – строго поздоровалась она с мальчишкой. – Наде нужно отдыхать. Ей ночью сделали операцию.

Я удивленно взглянула на маму.

– Ты ничего не помнишь? – спросила она.

Я замотала головой.

– Ну и хорошо. Ты спала крепко.

…Тот день начинался хорошо. Весь день я провела в садике. Вечером мы с мамой возвращались домой и зашли по пути в магазин. Очередь длиннющая. Кто-то, стоявший с краю, передал маме, чтобы она закрылась изнутри. Наверху на деревянной широкой двустворчатой двери сельского магазина приколотили крючок и петельку. Мне даже кажется, что я помню, какого цвета была дверь – грязно-оранжевая, с облупившейся в местах частых прикосновений краской. Когда с посетителями случался затор, продавщица просила закрыться, дабы избежать давки.

На дворе 90-91-й год. В те времена продавщица – важный и уважаемый человек на селе. Именно она решала, кому достанется хлеб, а кому нет, кому сгущенку отложить под прилавком, а кому семечек. Так вот: нас ждали семечки.

Впервые на экранах советского телевидения вышел зарубежный сериал – «Рабыня Изаура». В нашем доме стоял черно-белый ламповый телевизор, который каждый вечер объединял нашу семью за просмотром этой иностранной слезливой мелодрамы. Мы смотрели сериал и лузгали семечки. Скорлупа складывалась в неровные кучки на исписанных листках бумаги на журнальном столике.

Я не умела чистить семечки. Мне всего четыре. Их за меня чистила мама. Я не понимала, почему их нужно чистить. И тихонечко разжевала одну прямо со скорлупой. Вкусно. Тогда я решила, что я могу маму не просить, а кушать прямо так, в скорлупке. Спокойно набирала горсть и с аппетитом разжевывала.