Несколько секунд они стояли в полной боевой готовности, пока не последовала команда «отставить» и не просочился слух, переданный приглушенными голосами: генерал только что застрелил офицера.
Я был почти в голове колонны и видел, как потрясен был Джордж Вашингтон, который один из всех нашел в себе мужество, чтобы противостоять Брэддоку.
— Генерал!
Брэддок повернулся к нему, и, вероятно, был момент, когда Вашингтон подумал, не воздастся ли и ему той же мерой. Пока Брэддок не загрохотал:
— Я не потерплю недоверия у тех, кем я командую. И симпатий к врагу не потерплю. У меня нет времени на строптивых.
Джордж Вашингтон храбро возразил:
— Никто не спорит, что он допустил ошибку, сэр, только.
— Он получил за свое вероломство то, что и полагается любому предателю. Если мы хотим победить французов в этой войне. Мало того, когдамы победим в этой войне. это будет потому, что такие солдаты, как вы, подчинялись таким солдатам, как я — и делали это без колебаний. Мы должны соблюдать в наших рядах дисциплину и строгую субординацию. Командиры и подчиненные. Без этих условий победы можно и не достигнуть. Это ясно?
Вашингтон кивнул, но быстро отвел взгляд, оставив свои подлинные чувства при себе, и как только колонна снова тронулась, он отделился от Брэддока под предлогом неотложных дел в другой ее части. Это был мой шанс, и я следовал за Брэддоком так, чтобы держаться поодаль, но чуть позади, чтобы он меня не замечал. До поры до времени.
Я выжидал подходящего момента, и наконец сзади нас произошла какая-то заваруха, и второй офицер, сопровождавший Брэддока, отправился выяснить, в чем дело, и в голове колонны остались только мы. Я и генерал Брэддок.
Я достал пистолет.
— Эдвард, — позвал я и получил удовольствие от того мгновения, когда он повернулся в седле и его взгляд забегал от меня к стволу пистолета и обратно. Он разинул рот, чтобы совершить то, что я и предполагал — позвать на помощь — но я не собирался давать ему такую возможность. Теперь ему от меня не уйти.
— С другого конца ствол кажется не таким забавным, правда? — сказал я и спустил курок.
Но именно в этот миг полк нарвался на засаду — чертова ловушка сработала слишком рано — лошадь подо мной шарахнулась в сторону, и я промазал. У Брэддока глаза засветились торжеством и надеждой, но со всех сторон вдруг показались французы, а с деревьев на нас обрушился град стрел. Брэддок с воплем стегнул коня и в следующую секунду уже мчался вверх к полосе деревьев, а я сидел с пистолетом в руке, остолбеневший от такого поворота событий.
Замешательство едва не стоило мне жизни. Я оказался на пути у француза — синяя куртка, красные бриджи — который размахивал саблей и скакал прямо на меня. Возиться со спрятанным клинком было уже слишком поздно. И шпагу доставать из ножен тоже было поздно.
Но тут, тоже мгновенно, француз вылетел из седла, словно сдернутый за веревочку, и половина его головы брызнула красными брызгами. В тот же миг я услышал выстрел и увидел моего друга, Чарльза Ли, который скакал следом.
Я благодарно кивнул ему, рассчитывая поблагодарить его как следует позже, потому что Брэддок уже исчезал среди деревьев, подбадривая коня шенкелями, и обернувшись на секунду, он увидел, что я пустился в погоню.
Покрикивая на лошадь, я мчался через лес за Брэддоком — мимо индейцев и французов, которые неслись к подножию холма, к колонне. Я видел, как в сторону Брэддока дождем летели стрелы, но ни одна из них не достигала цели. Ловушки, которые мы расставили, все еще срабатывали. Повозка, начиненная порохом, выкатилась из-за деревьев и разогнала отряд стрелков, а потом взорвалась и разметала в разные стороны лошадей без всадников, а сверху в это время индейские снайперы уничтожали перепуганных и растерянных солдат.
Дистанция до Брэддока оставалась удручающе большой, пока, наконец, местность не сделалась непреодолимой для его коня, который встал на дыбы и сбросил седока наземь.
Взвыв от боли, Брэддок перекатился в грязи, зашарил было по одежде в поисках пистолета, но передумал, вскочил на ноги и кинулся бежать. Теперь мне не составляло труда настигнуть его, и я пришпорил коня.
— Вот уж не думал, что ты трус, Эдвард, — сказал я, поравнявшись с ним и наводя на него пистолет.
Он встал, как вкопанный, круто развернулся и глянул мне в глаза. В его взгляде была спесь. Презрение, так хорошо мне знакомое.
— Ну-ну, — усмехнулся он.
Не сходя с коня, я приблизился, держа наготове пистолет, как вдруг раздался выстрел, конь подо мной рухнул замертво и я свалился на землю.
— Какая самонадеянность, — услышал я голос Брэддока. — Я всегда говорил, что она тебя погубит.
Возле него, верхом, был Джордж Вашингтон и он целился в меня из мушкета. Я в тот миг испытал лишь горькое, болезненное утешение, что, по крайней мере, это Джордж Вашингтон, у которого, конечно, имеется совесть, и который не был генералом, готовым оборвать мою жизнь, и я закрыл глаза, чтобы принять смерть. Мне было жаль, что я так и не нашел убийц моего отца и не совершил правосудия, и что я так заманчиво близко подошел к тайнам Тех, Кто Пришел Раньше, но так и не проник в хранилище; и еще мне было жаль, что я не увижу, как идеалы моего Ордена распространятся по всему миру. В конце концов, я не смог изменить мир, но я хотя бы изменил себя. Я не всегда был хорошим человеком, но я старался стать лучше.
Но выстрела все не было. И когда я открыл глаза, мне явилась такая картина:
Вашингтон, сбитый с коня, и Брэддок, метнувшийся в сторону и смотревший, как его офицер мутузится на земле с какой-то фигурой, в которой я тут же признал Дзио — она не только застала Вашингтона врасплох, но и разоружила его и приставила ему к горлу нож. Брэддок, не долго думая, пустился бежать, а я, кое-как встав на ноги, рванулся было на другую сторону поляны, где Дзио крепко вцепилась в Вашингтона.
— Живее! — рявкнула она. — Или он уйдет!
Я замешкался, не желая оставлять ее одну против Вашингтона и подмоги, которая, нет сомнений, вот-вот к нему подоспеет, но она ударила его рукояткой ножа, отчего Вашингтон потерял сознание, и я понял, что она постоит за себя. Поэтому я возобновил гонку за Брэддоком, теперь уже на своих двоих, впрочем, как и он. У него оставался пистолет, и, метнувшись за огромный ствол дерева, он выставил оттуда оружие. Я скатился в укрытие в тот самый миг, когда он выстрелил, и пуля шлепнула в дерево слева от меня, а я вскочил и продолжил погоню. Он уже бежал, надеясь оторваться от меня, но я был лет на тридцать моложе его, я не толстел последние двадцать лет, распоряжаясь армией, и я даже не вспотел, когда он уже выбился из сил. Он обернулся, шляпа с него слетела, он оступился и едва не полетел через торчащие из земли корни дерева.
Я придержал бег, дав ему возможность восстановить равновесие и продолжить гонку, и преследовал его теперь чуть ли не шагом. За спиной у нас почти уже не слышались выстрелы, крики и стоны людей и животных. Лес, казалось, скрадывал шум боя, оставляя лишь звук прерывистого дыхания Брэддока и его шагов по мягкой подстилке леса. Он снова оглянулся и по-прежнему увидел меня — как я бегу за ним в полшага, и в конце концов, обессиленный, он упал на колени.
Я щелкнул пальцами, взвел клинок и приблизился к нему вплотную. У него тяжело вздымались плечи, и он еле отдышался, чтобы выговорить:
— За что, Хэйтем?
— Твоя смерть — это ключ, ничего личного, — сказал я.
Я вонзил в него клинок и видел, как пузырями пошла вокруг стали кровь, а его тело выгнулось и забилось в предсмертных судорогах.
— Ну, разве что капелька личного, — сказал я и опустил умирающее тело на землю.
— Ты у меня был как заноза в заднице, если честно.
— Но мы были братья по оружию, — сказал он. У него трепетали веки, смерть уже коснулась его.
— Были, пожалуй. Недолго. Думаешь, я забыл, что ты вытворял? Как ты резал невинных, без рассуждений. Для чего? Мира не достичь, если придерживаться такой твердости.
Взгляд его сосредоточился, он смотрел на меня.
— Чушь, — сказал он с удивительной и внезапной внутренней силой. — Если бы мы пользовались мечом более щедро и более часто, в мире было бы гораздо меньше проблем, чем сегодня.
Я поразмыслил.
— Тут я согласен, — сказал я.
Я взял его руку и снял с нее кольцо с изображением креста тамплиеров.
— Прощай, Эдвард, — сказал я и остался стоять, дожидаясь его смерти.
Но в это время я услышал, что приближается отряд солдат, и понял, что не успею убежать. Вместо того чтобы бежать, я лег на живот и вполз под поваленное дерево, неожиданно оказавшись глаза в глаза с Брэддоком. Он повернул голову, глаза его блеснули, и я понял, что он выдаст меня, если сможет. Он медленно поднял руку и попытался показать на меня, когда солдаты были уже близко.
Черт. Надо было сразу добить его.
Я смотрел на сапоги солдат, вышедших на поляну и обсуждавших, чем кончился бой, и видел, как Джордж Вашингтон пробрался через небольшую кучку солдат, бросился вперед и опустился на колени перед своим умирающим генералом.
У Брэддока еще сильнее затрепетали веки. Губы у него шевелились, он силился выговорить слова — слова, которыми можно указать на меня. Я собирался с силами и пересчитывал ноги: по меньшей мере, шесть или семь солдат. Справлюсь ли я?
Но я понял, что все попытки Брэддока привлечь ко мне внимание солдат не имели успеха. Вместо того, чтобы искать меня, Джордж Вашингтон положил голову Брэддока себе на грудь, выслушал его и воскликнул:
— Он жив!
И когда солдаты подняли Брэддока на руки и унесли прочь, я в своем укрытии закрыл глаза и выругался.
Чуть позже я разыскал Дзио.
— Сделано, — сказал я ей. — Свою часть уговора я выполнил, надеюсь, что ты выполнишь свою.
Она снова кивнула, велела следовать за ней, и мы верхом отправились в путь.
10 июля 17755 года
Мы ехали всю ночь, но наконец она остановилась и указала на земляную насыпь перед нами. Казалось, это была просто часть леса. Я подумал, что вряд ли бы я заметил ее, если бы ехал один. Мое сердце забилось, и я нервно переглотнул. Почудилось ли мне или так оно и было, но амулет у меня на шее вдруг словно ожил, потяжелел и потеплел.