“Это она,” – догадался Ахмед ага и его бросило в жар, потом в холод: голос женщины подействовал на него как щекотка; он стал молить небо, чтоб его будущая жена оказалась такой, какой нарисовало воображение.
Но Огулсапар оказалась даже лучше, красивей, чем представлялась. Среднего роста, пухленькая, ладненькая она вошла непринужденно, не смущаясь, но и не развязно. Улыбнулась приветливо, отчего на смуглых, зарумянившихся щеках появились ямочки, стрельнула любопытствующим взглядом на Ахмед ага и отвела глаза.
– Благополучно ли добрались? – спросила у Халыка.
Тот приосанился, ткнул друга в бок локтем. Ахмед ага не заметил этого – он, одеревенев, хотел и не мог оторвать взгляда от Огулсапар.
– Спасибо, доехали хорошо, – степенно ответил Халык. – А как у вас дела?
– И у нас все хорошо, – женщина потупилась.
Старушка, которая все это время копошилась в кухонном углу, бренчала посудой, вышла, даже не повернув в сторону гостей голову.
– Ну, Огулсапар, – откашлявшись, начал Халык и положил руку на плечо друга. – Это и есть тот самый мужчина, о котором я говорил.
– А-а, вот оно что… – женщина смутилась, покраснела, как девчонка, и опустила голову, исподтишка взглянув на Ахмед ага.
Тот с широкой застывшей улыбкой – лицо затвердело от напряжения – потирал, не замечая этого, вспотевшие ладони, а душа ликовала: “Повезло мне с женщиной!.. Лишь бы согласилась, лишь бы не отказала. Хорошая будет жена, хорошая будет хозяйка и мачеха». И уже видел себя восседающим перед расстеленным дастарханом, вокруг которого собралась вся семья – сыновья справа от отца, Огулсапар с дочкой по другую сторону, у очага.
– Что ж, Халык, так уж на роду у нас, женщин, написано, должны мы, одна раньше, другая позже, идти за мужчиной, который нас выбирает, – тихо начала Огулсапар, не поднимая лица. – Хотя и трудно решиться войти в дом, которого не знаешь и не видела. Но я верю тебе: если ты говоришь, что твой друг хороший человек, значит, так и есть, – и она опять на миг вскинула на Ахмед ага глаза.
– Конечно, хороший! – горячо заверил Халык. – Когда бы я хоть капельку сомневался в этом, разве привел бы его?! Клянусь, – он прижал ладони к груди, подался всем телом к женщине, – если ты собираешься, как говорила мне, обзавестись семьей, не найдешь лучшего мужа, чем мой друг, – и опять положил руку на плечо Ахмеда ага. -Почему сомневаешься? Я ведь тебе все рассказал о нем. А ему – о тебе. Вы подходите друг другу, вы нужны друг другу. Он – тебе; ты – ему.
– Да, да, наверное, – Огулсапар кивнула. Раз специально приехал, да еще из такой дали, из Пенди, значит, я нужна ему.
– Еще как нужна! Очень нужна! – выкрикнул убежденно Халык.
Женщина помолчала, поразмышляла. Подняла голову и впервые открыто посмотрела в глаза Ахмед ага. Но обратилась по-прежнему не к нему:
– Прежде, чем я дам согласие, хочу спросить тебя, Халык: сказал ли ты своему другу, что Аллах не дал мне счастья рожать детей? Хотя я очень люблю их. Если твой друг все-таки рассчитывает, что я подарю ему ребенка, пусть скажет сейчас. Если скажет, когда снимусь с места, мне будет тяжело это слышать. И жизнь у нас не получится.
– Мне достаточно, чтобы вы, Огулсапар, хорошо относились к моим детям, – осевшим от волнения голосом выдавил Ахмед ага. – Будьте им матерью, а мне хорошей женой, и больше мне ничего не надо.
– Я постараюсь – Огулсапар снова покраснела и снова опустила глаза. – Хорошо, я согласна… – И когда Халык с Ахмед ага, радостно переглянувшись, начали было предлагать, что, может, прямо сейчас и поедем к Халыку, где и сыграют свадьбу, но женщина перебила их, несмело улыбаясь: – Нет, нет, не сейчас. Приезжайте дней через пять – десять. Мне надо устроить поминки по родителям, раздать сестрам все это, – повела рукой, показывая на имущество. – Оставлю себе только то, что можно увести на одном верблюде. И буду вас ждать. А пока… если мы обо всем договорились, пора и обедать.
– Спасибо за угощение, Огулсапар, – допив последнюю пиалу чая, Халык встал. – Нам пора. Мой друг должен выполнить приказ своего командира… Поехали! – посмотрел требовательно на Ахмеда ага и пошел к двери.
Ахмед ага тоже встал, поблагодарил, но уходить не спешил – не хотелось ему уезжать отсюда, не хотелось расставаться с Огулсапар.
– Теперь-то, когда сватовство кончилось, может скажете, как вас зовут? – Женщина лукаво улыбнулась, отчего на щеках появились ямочки.
– Ахмед, – ответил он хрипло, потому что голос перехватило, прочистил горло и засмеялся сам, удивляясь своей нескованности. -Можете называть и Ахмед-майылом, меня все так зовут.
– Нет, я вас буду звать отцом, или… – Огулсапар медленно, как во сне, потянулась к нему: он в один шаг оказался рядом, сжал ладонями плечи Женщины. – Ох, парень, если б вы знали, как надоело мне мое одиночество, – выдохнула она, глядя ему прямо в глаза. Взгляд был веселый и бесшабашный. – Заберите меня поскорей отсюда.
У Ахмеда ага кровь ударила в голову, горло сдавило; он быстро взглянул на дверь, зашептал, захлебываясь:
– Ты мне очень нравишься, Огулсапар… Сразу понравилась, как только услышал твой голос, увидел тебя… Заберу, конечно, заберу. Надо только немного подождать, – и наклонился к самому лицу женщины. -Но зачем ждать?.. А что если мы сейчас запремся и проведем нашу первую брачную ночь? Ведь мы почти муж и жена…
– Нет, нет, о чем вы говорите! – Огулсапар вырвалась из его рук, отскочила. И рассмеялась от души. – Ой, боже мой, какие страсти!
– Ладно, подождем, – согласился Ахмед. – У меня, видать рассудок помутился от радости… Очень уж ты мне по сердцу. – И тяжело затопал к выходу.
– Возвращайтесь как можно скорей, – с теплом в голосе попросила за его спиной женщина.
– Я скоро вернусь. Как закончу дела – сразу к вам! – обернувшись, еще раз заверил серьезно Ахмед ага.
– Я буду смотреть на дорогу, – Огулсапар глядела ласково, обещающе. – Везде, где бы и с кем бы вам не довелось быть, не забывайте свою слабую и одинокую, что оставили здесь.
Ахмед ага усмехнулся, покрутил головой: как, мол, можно даже подумать, что я забуду. Пошел, все время оглядываясь, через двор к Халыку, который уже красовался, подбоченясь, на скакуне.
– Счастливого вам пути и возвращайтесь благополучно! – крикнула с порога Огулсапар, козырьком приложив ладонь над глазами.
– Да услышит тебя Аллах, – серьезно ответил Халык.
Ахмед ага вскочил в седло, с силой стукнул пятками застоявшегося жеребца, пустил его вскачь. Халык догнал друга, когда тот, успокоившись, придержал коня.
– Эхе-хе, вижу ты совсем извелся без женщины, – посмеиваясь,заметил Халык и покосился на Ахмед ага. – Так и ел ее глазами, так и ел эту аппетитную вдовушку. Боюсь, если б не я, набросился бы на нее, как коршун на мышь. А может, и набросился, когда я ушел, а? Скажи, не скрывай.
Ахмед ага не ответил, сдержанно улыбался, думая о своей будущей жене, вспоминая ее быстрые, ловкие руки, ямочки на щеках, глаза.
– Ну, что я тебе говорил: увидишь – спасибо скажешь, – оживленно болтал Халык, довольный и собой, и тем, что другу угодил.
– Говорил и опять говорю: “спасибо”, – отозвался, наконец, Ахмед ага.
– Тогда говорил “спасибо” за то, что захотел помочь мне; сейчас – за Огулсапар…
Они были уже далеко от аула и сейчас медленно ехали плоским берегом почти пересохшей речушки. Тропинка вползала в камыши, сначала низкорослые, хилые, а потом – настоящие заросли с толстыми стебельками, с пересохшими желто-бурыми листьями, похожими на длинные лезвия. Пришлось ехать гуськом. Но довольные друзья, забыв обо всем, продолжали беседовать: обсуждали достоинства семейной жизни, размышляли о будущем Ахмед ага и его детей, но чаще нет-нет и возвращались к рассуждениям об Огулсапар: какая-де она симпатичная, да хозяйственная, да веселая, да приветливая…
Вдруг камыши слева и справа затрещали, из зарослей выскочили двое вооруженных: первый с размаху прикладом ударил Халыка в бок, схватил за узду коня; второй, вскинув винтовку, прицелился в грудь Ахмеда ага. Тот, тараща глаза на друга, который, выбитый из седла, корчился на земле, взметнул испуганно руки.
– Чего возишься?! – прикрикнул на напарника первый: изможденный, почерневший, заросший до самых глаз угольной бородой. – Кончай с ним!
– Не убивайте, не убивайте, почтеннейшие! – похолодев от ужаса, попросил Ахмед ага.
– Постой, не стреляй! – резко приказал бородатый второму, уже прищурившему глаз перед тем, как нажать курок.
Бородатый приставил дуло винтовки к виску Халыка и, не глядя на него, выстрелил. Халык дернулся, вытянулся. Бородатый перешагнул через труп, подошел к Ахмеду ага.
– Судя по выговору, ты из Пенди?
– Да, да, – подтверждая, сильно замотал головой Ахмед ага. – Из Тахта – Базара.
– Слезай, – лениво потребовал бородатый и, потарапливая, ткнул дулом винтовки под ребро. Когда Ахмед ага спрыгнул с коня, бородатый спросил:
– Знаешь дорогу через границу? – Посмотрел зубы Тулпара, оглядел коня, отойдя на шаг.
– Знаю, знаю, – срывающимся голосом заверил, не задумываясь, Ахмед ага. – Был в тех краях пастухом, все знаю.
– Переведешь через границу, оставлю живым. Задумаешь какую-нибудь хитрость, пристрелю, как собаку.
Ахмед ага, глядя, как второй басмач – молоденький, юркий – тащит за ноги Халыка в камыши, опустил голову, зыркнул по сторонам: нет, не удрать. А перед глазами всплыло лицо Огульсапар, зазвучал в ушах ее голос: “Возвращайтесь благополучно!» – И заныло, заболело сердце. – “Прощай, славная женщина, знать не суждено нам пожить вместе».
Молоденький вернулся на тропу, молодцевато взлетел на коня Ахмеда ага.
Ахмед ага, без понуканий встал между всадниками. Камышами пробирались недолго – тропинка выбежала на открытое место. Всадники, проехав недолго, свернули через невысокий холм, но оказались во впадине. Там паслись два верблюда и рыжий конь, который принадлежал, очевидно, третьему басмачу, пожилому, толстому, с обветренным красным лицом и властными манерами…