Ах, до чего аппетитно хрустит обжаренная с масле слоеная лепешка, посыпанная сверху сахаром! Вот только Гырату почему-то она не по вкусу. Как ни принесу катламу, каждый раз съедаю ее сам. Ну да не беда, говорят, “то сладко, от чего обиженный отказался».
А на поле между тем кипит работа. Поначалу я стою в сторонке, наблюдаю, как вороны садятся на отцовский трактор, потом слетают на землю, подпрыгивая, передрыгивая, переваливаясь на лапках, движутся вслед за плугом, стараясь не отставать от него. Меня окликают – здесь не любят, когда стоишь без дела. Надо взять по кумгану в руки и пойти за водой к дальнему арыку. А то дадут тебе телегу и будь добр, ссыпай на закраину поля сухую траву, собранную колхозниками. Зато, поспев к полуденному чаю, услышишь интересные истории о лошадях.
Недавно, например, рассказывали о Джинсате, породистом сакуне. Его поймал председатель нашего сельсовета Баллы-большевик, спустя два дня после стычки с басмачами у Карабиля. Было это давно, вскоре после революции. Никак не подпускал к себе Джинсат нашего председателя. Он все без устали носился по полю боя, волоча за собой уже не нужные поводья; время от времени останавливался и, призывая хозяина, быть может, убитого в схватке, – жалобно и пронзительно ржал – земля вокруг дрожала! Конь считал недостойным служить другому человеку. Его поймали арканом.
Басмачи потом не раз устраивали засады, подкарауливали Баллы. Но Джинсат загодя чувствовал опасность и ни разу не подвел своего нового хозяина под пули врагов. Те ненавидели не только самого Баллы, но и его коня, называли его тоже “Большевиком»…
В этом месте рассказ прерывается, к нам подходит Шеммет ага. Имя его часто слышно у нас в доме: бабушка ставит бывшего бригадира отцу в пример: вот, мол, как надо руководить людьми. Шеммет ага в белой папахе, галифе и сапогах с высокими голенищами. Его движения резки и порывисты, он всегда торопится, лицо потное, волосы встрепаны, – будто только с молотьбы вернулся. В пору своего бригадирства он днями не слезал с коня, мотался как угорелый по полям бригады. Если ему не нравилось что-то, он не отставал, заставлял всю работу переделывать заново. Про него говорили: “Ох, и настырный! Слава богу, колодцы под его началом не роем. А то бы уж, наверняка, сквозную дырку в земле пробурили».
Стоило Шеммету ага заметить, как кто-нибудь из молоденьких женщин или девушек сидит без дела, он, ни слова не говоря, подзывал ребят, работающих по соседству, и весь пыл своего красноречия обрушивал на них:
– Что сидите, штаны протираете? Устали,
бедненькие, переутомились? А может, хотите, чтоб я вам трудодни урезал? Небось, дома говорите – работать пошли, а сами здесь с утра до вечера на грядках посиживаете, анекдотами балуетесь?
С ним не препирались, понимали, что этот спектакль – в назидание нерадивым женщинам. По пословице – “Кошку бьют – невестке урок дают». Бригадный доводился дальней родней многим жителям аула – со стороны их мужей, – и по старому туркменскому обычаю, общались с ними не иначе как с помощью посредников.
Лишь чайханщице Огульболды эдже, сверстнице Шеммета ага, позволялось переругиваться с ним на равных.
Бывало, он нарочно, чтоб подразнить чайханщицу, придирался к ней:
– Почему чай вовремя не вскипятила?
Хотя на самом деле свои обязанности Огульболды выполняла исправно. Или принимался ворчать на кого-нибудь громко, что та услыхала:
– Ты что шумишь вечно, как Огульболды?
Однако и женщина в долгу не оставалась:
– Слушай, бригадир, надоело мне ишачить на вас, ищите себе другую чайханщицу. Знаешь, сколько воды я перетаскала из дальнего арыка? У меня плечи не каменные. Итак война отняла всё, а тут еще ты… Язык поточить захотелось? Так приведи сюда жену, и пусть она вам чай кипятит. Здоровая же, по аулу, как жеребец, мотается. А я поеду в другую бригаду, на вашей свет клином не сошелся!
Но было ясно, никуда Огульболды не уйдет, да и Шеммет ага выговаривает, народ посмешить – и, как ни в чем не бывало, снова принимаются за работу. Вот уж правда, милые бранятся – только тешатся!
Мой отец совсем не похож на Шеммет ага. И бригадирствует он по-иному. Поглядишь со стороны – не скажешь, что должность человек занимает. Засучив рукава, весь в масле, копается в неисправном моторе трактора. А когда починит, потрет руки от удовольствия и тут же лезет в кабину: его дело – пахать и бороновать землю, в этом он незаменим. Работу же членам бригады может распределить звеньевой Джуматы.
Говорят, отца так же редко увидишь возле колхозников, как в свое время Шеммета ага возле тракторов. Еще бы! Прежний бригадир мало что смыслил, а однажды даже с ним приключился форменный конфуз.
В тот день у тракториста Пайзы сильно разболелся зуб. Тут как тут Шеммет ага: что за непорядок, почему машина стоит? Не обратил внимания даже, что парень за вспухшую щеку держится, чуть не стонет от боли. Другой бы посочувствовал, а то и к врачу бы отпустил, но Шеммет ага все безразлично, кроме работы и плана. Черствость всегда людей ранит, вот и Пайзы обидно стало и, зная, что в тракторак бригадир не силен, решил он подшутить над ним:
– Нигрол в моторе сломался, – объяснил он причину остановки.
– И что, никак починить нельзя?
– Пополам согнулся, вот так. – Пайзы показал руками.
– Да-а… А штука эта очень дефицитная?
– Может на складе есть, только дадут ли.
– Если есть – достанем.
– Вы не знаете нашего завскладом. Захочет – даст, а не захочет…
– Здесь ему не частная лавка и не папин дом! – вспыхнул Шеммет ага. – Значит, так, – этим вопросом я займусь сам, немедленно. А ты пока перекур сделай, поешь-попей, а после уж будешь работать без перерыва.
Пайзы уныло кивнул, боль опять заставила его поморщиться… Шеммет ага помчался на склад. Когда услышал от заведующего, что нигрола нет, устроил такой скандал – на весь аул гремел:
– Думаешь, ты идешь против моей бригады только? Нет, милый, ты против государства, против политики партии. Это знаешь как называется? Вредительство! И за такие вещи в Сибирь надо ссылать. Попилишь там дрова на морозе – одумаешься. А мать твоя будет ходить по клочку шерсти тебе на теплые рукавицы собирать. Понял?
Напрасно заведующий пытался объяснить, что нигрол не железка, а специальное масло, и на складе у Меред ага его полно – разъяренный Шеммет ага не дал ему и рта раскрыть.
В конце-концов, история эта дошла до самого председателя колхоза, а Шеммет ага, чтоб снова не попасть впросак, с тех пор при встрече с трактористами ни в какие деловые беседы не вступал, здоровался и проходил мимо.
То, что Шеммета переизбрали, кое-кому не по душе. Огульболды, к примеру. Я слышал, как она жаловалась:
– Хоть и новый бригадир мне почти деверем приходится, но до Шеммета ему, ох, как далеко! Раньше-то было с кем словом перемолвиться, а теперь? Как будто глухонемые все, одними тракторами занимаются.
Я, по глупости, передал этот разговор дома. Отец лишь улыбнулся, мать, может, и сказала бы что-нибудь, да в этот момент заплакал мой братишка, и она кинулась в другую комнату успокаивать его. Зато бабушка, внимательно выслушав меня – речь-то шла о ее сыне! – здорово рассердилась.
– Огульболды привыкла языком молоть, вот ей и не хватает Шеммета. Оба они хороши! Да какое тебе дело до бригадира, до председателя? Седая уже, ведьма, ну и сиди себе дома, нянчи внуков. Нет, кусок ей в горло не лезет, пока руганью его не протолкнет!
Для меня это был хороший урок. Никогда больше я не рассказывал дома то, что слышал на поле. К чему людей ссорить, к чему вызывать лишние обиды?
IV
Осень приносит в аул новые хлопоты. Их достает на всех, даже на стариков и детей.
Темпы уборки растут с каждым днем. Люди работают засветло и затемно; колхозный кассир, не так давно еле кивавший колхозникам, когда те приходили к нему в правление просить аванс, теперь сам приезжает в поле, почтительно вручает каждому причитающуюся ему, чаще всего, немалую сумму.
А заведующий колхозной библиотекой Таир ага решил порадовать людей книжками. Привез их на телеге и разложил на старых мешках для сбора хлопка. Впрочем, известно, на всех не угодишь, иные недовольно бурчали, глядя на пестрые, внешне привлекательные обложки:
– И вправду, кому что. Ну, до чтения ли нам, подумай? Да хоть принеси ты сюда книгу про самого Гёроглы!.. Читать мы зимой будем, с ребятишками вместе. Они эти твои книжки за один вечер, как семечки щелкают. А хочешь сейчас помочь, пошел бы и собрал пару фартуков хлопка.
Тогда через неделю-другую Таир ага вместе с книгами привез свой дутар в бархатном чехле. Тут уж никто не стал ему ничего говорить, на инструмент смотрели с уважением, авторитет библиотекаря рос буквально на глазах.
В обеденный перерыв, когда пили чай, зазвучала мелодия дутара. Баир ага пел с большим чувством. Сборщики хлопка слушали его очень внимательно, и если мы, мальчишки, не больно-то разбиравшиеся в музыке, начинали переговариваться чересчур громко, они жестами, как глухонемые, отгоняли нас под дальнюю тень.
Между тем, дела в отцовской бригаде шли неважно. После того, как за короткий промежуток времени выполнили более половины плана и вышли в передовые, прирост хлопка резко упал. Стали собирать второй урожай и вовсе скатились в середняки. А отсюда было уже рукой подать до отстающих…
– Наш бригадир слишком мягкий человек, – считал поливальщик Акы ага. – Хлопка полно, но нужны руки. Будь на его месте Шеммет ага, он бы до председателя, а то и до самого секретаря райкома дошел. Никого бы в покое не оставил! И правильно, так и надо. Бригадирство, это ж ведь тяжелый труд. На каждом шагу драться за все приходится. Сейчас горожан бы к нам на ёвар, на один, второй, третий, и я вам обещаю, показатели о-го-го как полезут вверх! Представте, если на каждый куст хлопчатника будет по человеку. Да никто и никогда обойти нас не сможет!
– Точно, – соглашались с Акы ага колхозники. – Туркмены недаром говорят: “Пока умный подумает, дурак своего сына дважды поженит». Вон соседняя бригада, где кривой Султан. У самого глаза еле открываются, на вид старец древний, а вся помощь шефов мимо нас к нему идет. Потому что умеет человек с начальством ладить, подход к нему знает. И опять же, хитер, как шайтан.