Вскоре Белорусский вокзал, а потом и Москва остались позади. В вагоне давно погас свет, а ребята все не могли заснуть. Впечатления от столицы, от необычных проводов на вокзале разбередили души ребят. Лежавший на верхней полке Ильмурад тяжело вздохнул:
– Какие проводы…
– Хороши ребята, а девушки… – Хриплый голос Язмухаммеда дополнил то, что не успел сказать Ильмурад.
– Туркмены в грязь лицом не ударят!
– Ты хочешь сказать, что мы тоже не хуже? – спросил кто-то.
– Да дело не в нас! – сказал Бабагельды.
– Почему? – Не всякий может стать десантником! – громко сказал Нургельды.
– Давайте сначала станем десантниками, а потом и хвалиться будем! – ответил ему Бабагельды.
– Мы уже и так десантники, три раза прыгали с “Анов», – сказал невысокий крепыш, подошедший к ним, – Вот если еще удастся привыкнуть к дождям и сырости, со всем остальным как-нибудь можно будет справиться…
– Ребята, давайте спать, стрелка часов где-то возле двух гуляет. А вы все еще трепетесь. Спите, пока есть такая возможность, потом мечтать о сне будем! – раздался громкий голос из соседнего купе.
На следующий день перед полуднем вагон отцепили от состава. Старенький паровоз, пыхтя, отогнал его на запасной путь. Когда выгрузились, капитан Абрамов построил их и еще раз проверил по списку. В этот раз зачитали три списка. Ребят разделили на три группы, которые с этого момента начинали жить своей самостоятельной жизнью. Поручив сопровождающим солдатам каждую группу, капитан Абрамов отдал им в руки список.
Машины с эмблемами десантных войск на кабинах, повезли их дальше. Ребята, с которыми Бабагельды подружился по дороге, и с которыми мечтал служить в одной части, попали в разные группы.
Вместе с Бабагельды в машину сел и капитан Абрамов. Поздно вечером они остановились возле дома, стоящего у самого леса, а невдалеке суетились солдаты, которые пилили дрова. Они обернулись на звук подъехавшей машины и дружно закричали; “Ура!».
В этот день в часть прибыли призывники из Туркмении и Белоруссии. После размещения в казармах, ребят отправили в баню. Рядом с Бабагельды мылся высокий, лопоухий парень. Он обернулся и, улыбаясь, протянул Бабагельды мочалку.
– Друг, потри мне спину, а то самому несподручно, – попросил он.
– Ты из Туркмении?
– Да, – ответил Бабагельды.
– Ну, давай знакомиться, я Луговкин.
– А я Бабагельды.
– Ба – ба – гель – ды?
Луговкину, видимо, трудно было выговорить вторую часть имени. Он произнес его имя по слогам. – Это у тебя и имя, и фамилия сразу? – поинтересовался он.
– Нет, только одно имя…
– Тогда ты, пожалуй, пока не говори своей фамилии, я забыть могу, память у меня дырявая. Я вначале имя твое выучу, ладно?
– Смотри сам! – согласился Бабагельды и стал старательно натирать спину Луговкину.
– Молодец, – похвалил он, когда спина стала гореть, – с этого дня тебе придется тереть мне спину каждый банный день!
– Что?.. Что ты сказал? – вспыхнув, Бабагельды схватил Луговкина за плечо и повернул к себе. – Что ты сказал, длинный? Бабагельды видел, что Луговкин шутливо улыбается, разозлился и швырнул мочалку и мыло в угол бани.
Ребята стали оглядываться на них. Луговкин, видя, что его не поняли, пожал плечами и виновато улыбнулся.
– Ну, ты и в самом деле из горячих краев приехал, – и пошел поднимать мыло и мочалку. Вернувшись, он снова устроился рядом с Бабагельды.
– Я слыхал, что десантники любят пошутить, да, видно, это неправда.
– Мы пока не десантники. Вот станем ими, тогда… – ответил Бабагельды.
– А до этого я молчать должен, да? – удивленно спросил Луговкин.
– Теперь можешь и не молчать, – ответил спокойно Бабагельды и пошел одеваться.
Из бани ребята вышли в новенькой военной форме. Трудно было поверить, что это одни и те же парни – так они изменились за час.
На улице курила группа ребят, в центре которой стаял Луговкин. Он рассказывал, размахивая руками, о чем-то интересном. Судя по тому, что он все время показывал на стоящие невдалеке самолеты, Бабагельды понял, что он делится впечатлениями о свои первых прыжках с самолета.
Когда перед баней собралось много ребят, к ним подошел сержант, стоявший до этого неподалеку, и громко сказал:
– Товарищи, прибывшие на военную службу, слушайте мою команду! Построиться в шеренгу по росту!
Суета с построением длилась минут пять. Сержанту, видимо, надоело ждать. Он скомандовал: “Кругом!» и повел ребят по пыльной дороге. Было темно. В светящихся окнах казарм виднелись солдаты, занятые перед отбоем своими делами. Возле казармы сидели и курили человек десять десантников. Увидев новеньких, они повскакивали с мест и обступили ребят. Со всех сторон посыпались вопросы:
– Эй, журавли, откуда прилетели?
– Из Белоруссии…
– Земляки! Сябры…
– Смена прибыла, ребята!
– Давайте, обживайтесь скорее, а то меня дома девушка заждалась… – не скрывая радости, громко говорил белобрысый парень. Так вместе дошли до столовой. Вновь прибывших усадили за один стол, на котором уже стояли тарелки и кастрюля с супом. Подошел сержант, в руках у него была связка ложек, нанизанных на веревочку, словно сушеная рыба. Он роздал ложки, и ребята с жадностью набросились на еду. Повар выглянул из окошка раздачи и, улыбаясь, смотрел, как ребята орудовали ложками. Присел рядом с сержантом.
– Откуда новенькие? – спросил он у сержанта.
– Из Белоруссии и Туркмении.
– Земляки нашего Курбанова?
– Курбанов из Душанбе, а эти, вроде бы, из Ашхабада.
– Сколько им еще каши придется съесть! – сказал повар и вздохнул.
– Ты и нам так говорил, помнишь? – улыбаясь, ответил сержант.
– Помню. Все помню. Вроде бы вчера прибыли, а все мысли уже о доме.
– Теперь и уезжать вроде жалко. Но как бы то ни было, а по гражданке все же соскучились, – вздохнув, сказал сержант.
Когда ребята вышли на улицу, до отбоя оставалось минут сорок.
Издалека были слышны четкие шаги солдат и песня:
Лучше нету войск на свете,
Чем десантные войска…
Это была песня о десантниках, которую пел взвод, возвращаясь с занятий.
* * *
Лейтенант Буйнов появился в казарме дня через три после прибытия пополнения. Лицо его показалось суровым. И Бабагельды решил про себя, что им с командиром не повезло.
Первое знакомство с личным составом началось с замечаний. Лейтенанту не понравилось, как сержант Суглубов построил роту. Решительным голосом, больше похожим на приказ, он сказал:
– Привести свою форму в порядок, сапоги должны блестеть. Каждый должен знать свое место в строю. Даю на это три минуты, – и ушел.
Бабагельды, оглядев себя, решил почистить сапоги щеткой и побежал в каптерку. Высокий, плечистый парень встал рядом с ним, ожидая, когда Бабагельды отдаст ему щетку.
– Началось, – сказал он, сняв пилотку.
Бабагельды не был знаком с ним. Знал только, что он с Камчатки. Эта группа прибыла на два дня позже.
– Что началось? – удивленно спросил Бабагельды.
– Воспитательная работа, – зло ответил парень. – Теперь нас будут гонять днем и ночью.
– А иначе настоящими солдатами не станем, – возразил ему Бабагельды и отдал щетку.
– Служить-то мы будем, вот только бы поскорее привыкнуть к этим бесконечным командам и к казарме, – сказал ему парень вдогонку.
– Привыкнем… – ответил уже на ходу Бабагельды и пошел строиться, но его остановил окрик нового знакомого:
– Постой, друг, махни щеткой пару раз по голенищу, у тебя что-то прилипло там, а то лейтенант заметит. Ругнувшись про себя, Бабагельды заново почистил сапоги и выскочил из казармы.
Когда лейтенант снова попросил своих подопечных построиться, каждый почувствовал на себе его оценивающий взгляд. Ребята выпрямились, стараясь казаться выше, чем есть на самом деле, расправили плечи, подтянули животы.
Окинув еще раз внимательным взглядом строй, лейтенант Буйнов представился официально:
– Я командир вашей карантинной роты.
Это было только началом знакомства с командным составом полка. Бабагельды даже не подозревал, сколько служб имеет полк, в котором ему предстояло служить целых два года, и какое это огромное и хлопотное хозяйство.
Заместителя командира полка по политической части подполковника Сидорова, ветерана войны, “старики» называли попросту комиссаром.
Когда он пришел в карантинную роту, то никто не ожидал, что он начнет разговор о “гражданке». Комиссар начал с того, что расспросил ребят, кто и кем работал до призыва в армию, и так расположил к себе всех, что после часового разговора казалось: этого человека они знают давным-давно. Это знакомство заставило Бабагельды вспомнить своего дядю, старших братьев Арнагельды и Хакы Джума. И на сей раз рядом с ними мелькнуло лицо лейтенанта Сидорова – молодого, сильного, добродушного парня, каким он был на фронте, а не седеющего полковника с медалью ветерана Великой Отечественной войны на груди. “С таким командиром можно любую крепости взять», – подумал он.
Майора Брунчукова ребята уже знали. Когда полк построился на плацу, он, поджидая командира полка, расхаживал перед строем, заложив руки за спину и строго поглядывая на солдат. Заметив идущего по дороге к плацу командира, он строевым шагом, который так не вязался с его щуплой фигурой, подошел к командиру и доложил, что полк построен. При встрече с новым пополнением он никакой “лирики» себе не позволял. Сказал только, что полк за прошлые учения получил оценку “отлично» и надеется, что молодые воины не подведут и будут равняться на лучших гвардейцев полка.
Заместитель командира полка по снабжению подполковник Коробочка представился им так:
– Я подполковник Коробочка. Однако я никому не позволю называть Пачочка, – сказал он строго и тут же шутливо добавил, как один солдат-грузин однажды по ошибке обратился к нему: “Товарищ подполковник Пачочка!».
Слушая подполковника, Бабагельды переводил взгляд с него на Буйнова, который сидел среди солдат и размышлял: “До чего же разными бывают люди. Когда смотришь на подполковника, так словно солнце смеется, а посмотришь на лейтенанта Буйнова, – хмуро вокруг, словно снег идет».