– Понял? – озорно сказал Луговкин, сидевший сзади, и положил руку на плечо задумавшегося Бабагльды.
– Что?
– Не вздумай назвать его Пачочкой?
– Но я же не тот грузин!
– Все одно ты на него похож, такой же темный…На них зашикали со всех сторон. Они замолчали, опустив глаза.
– …Наполеон как-то сказал: “Путь к сердцу воина идет через его желудок», – продолжал подполковник. Мы это хорошо знаем. Вы служите так, как предписывает Устав! А уж мы позаботимся о том, чтобы вы не были голодными. – С виду подполковник Коробочка казался человеком открытым, но понять, когда он шутит, а когда говорит серьезно, оказалось делом нелегким.
Встречи с заместителем полка по ПДП – парашютно-десантной подготовке, полковником Иценом ждали с особым нетерпением. Рассчитывая, что именно он ответит на все интересующие их вопросы о службе, главное – когда начнутся прыжки? И он удовлетворил их любопытство.
Когда очередь дошла до вопросов и ответов, с места встал смуглолиций юноша, сидевший напротив лейтенанта Буйнова. Два дня назад он рассказывал всем в курилке: “Мама у меня русская, а отец кореец, по специальности я токарь-слесарь”.
– Товарищ подполковник, когда прыжки начнутся?
– Что не терпится?
– Конечно, товарищ подполковник, не без этого.
– Вы прежде прыгали?
– Три раза.
– Тогда неплохо. Если тоскуете по небу, это хорошо. А у вас когда-нибудь появлялась мысль: А вдруг парашют не раскроется? – неожиданно спросил подполковник.
Парень не сразу нашелся, что ответить. Он растерялся и смотрел на товарищей, пытаясь понять по их лицам, что нужно ответить. Чувствовалось, как он волнуется.
– Честно говоря, когда прыгаю, немного страшновато бывает. Но только почему-то потом снова хочется прыгать.
– Спасибо тебе за правду, сынок! Могу вам сказать, что со следующей недели начнем готовиться к прыжкам.
В казарме почувствовалось заметное оживление. Ребята, решив, что после наземной подготовки очень скоро начнутся и сами прыжки, довольно переглядывались.
Широкоплечий, низкорослый юноша с белым лицом, которого товарищи вот уже несколько дней называли меж собой “Колобок», встал с места.
– Рядовой Самохин.
– Слушаю вас, рядовой Самохин, – подполковник Ицен повернулся в его сторону.
– Товарищ подполковник, а если нет желания прыгать, то можно не прыгать? – Колобок произнес эти слова тихо, но они прозвучали отчетливо в наступившей вокруг тишине. Никому в голову даже не приходила такая мысль, не то чтобы кто-то осмелился произнести ее вслух. Многие подумали, что Колобок просто боится прыгать, и все напряженно молчали, ожидая ответа подполковника Ицена.
– Можно…
Все удивленно переглянулись.
– Ну, если ты один сможешь не прыгать, когда все будут, тогда можешь не прыгать. Но думаю, что этого не случится. Ты не один, с тобой рядом коллектив, друзья, которые не допустят, чтоб ты остался в стороне… Правда?!
Самохин насупился:
– Товарищ подполковник, вы не подумайте, что я трус. Я уже сорок прыжков сделал с парашютом. И если надо, буду прыгать столько, сколько прикажут.
– Я верю тебе, сынок!
* * *
Лейтенант Буйнов ждал ребят возле столовой, чтобы отправиться с ними на полковое собрание. Другие роты уже собрались не площадке.
Старший лейтенант, которого все за глаза называли “рыжим», подошел к Буйнову.
– Чего не торопитесь?
– Успеем, – ответил Буйнов спокойно. Лейтенант вместо ответа улыбнулся:
– Ты гоняй их побольше, иначе получишь выговор!
В центре, где обычно, заложив руки за спину, прохаживался в ожидании командира полка майор Брунчуков, сегодня прогуливался подполковник Сидоров.
Видимо подполковник по каким-то делам уехал, и вместо себя оставил майора Брунчукова. Выслушав доклад подполковника Сидорова, поздоровался с полком, затем, собрав возле себя командиров, перед каждым поставил задачу. Как обычно, сбор на плацу окончился парадным маршем.
Майор Брунчуков и еще несколько командиров поднялись на трибуну. Раздались звуки оркестра, подразделения полка, чеканя шаг, прошли перед трибуной.
Вся рота лейтенанта Буйнова, пройдя мимо трибуны, старалась чеканить шаг, словно от этого зависела их дальнейшая судьба.
Когда их догнал приказом остановить “роту» голубоглазый капитан из штаба полка, всем стало ясно, что-то случилось.
Петя про себя подумал, что когда он шел мимо трибуны, то наступил на ногу впереди идущему и не успел поменять ее, и это кто-то заметил.
Майор Брунчуков подошел к роте лейтенанта Буйнова. Оставшись за командира полка, он выглядел сейчас еще более надменным и властным, чем обычно. Лейтенант Буйнов спокойно ждал, когда майор объяснит, что произошло, а ребята, пытаясь понять в чем дело, молча переглядывались.
Встав перед строем, майор внимательно смотрел на солдат. Его взгляд задержался на сапоге Бабагельды, голенище которого было оттопырено. Он поднял голову и спросил:
– Ты, товарищ солдат!
– Я? – Колобок сглотнул слюну, решив, что обращаются к нему.
– Нет, что стоит слева от тебя. Ты, ты, – показал он рукой на Бабагельды.
– Я, рядовой Назаров.
– Тогда выйди на два шага вперед, гвардеец! Бабагельды вышел из строя.
– А ну, покажи, что в сапоге прячешь? -спросил он, показывая на сапог. Бабагельды нагнулся и вытащил завернутую в газету книгу.
– Что это значит?
– Книга.
– Кто разрешил тебе прятать книгу в сапоге?
– Никто, я сам…
– Чем ты занимался на гражданке?
– Я был учителем в школе.
– Значит, учитель? Вон как! – голос майора заметно потеплел.
– Да, учитель.
– Товарищ, учитель, теперь тебе придется забыть про школу. Теперь ты на службе, теперь ты ученик, а мы твои учителя.
– Так точно, товарищ майор!
– Интерсно, как ты еще находишь время читать книги! – Сказав это, он повернулся к лейтенанту, словно спрашивая его: “Им, что больше нечем заняться?»
– Товарищ лейтенант, – обратился майор к лейтенанту Буйнову, – поручите его сержанту, пусть погоняет этого книголюба, как следует.
– Я читаю книгу в свободное время или во время перекуров, товарищ майор.
– Гм.
– Другие дымят, а я в это время читаю книгу или газету, – громко сказал Бабагельды.
– Вы меня поняли, лейтенант Буйнов, – еще раз сказал майор. – Можете отправляться в казарму.
Лейтенант, получив разрешение идти, еще раз строем провел своих солдат перед майором Брунчуковым и командирами.
* * *
Как только дневальный сообщил, что через несколько минут отправление в поле, на тактические занятия, в казарме сразу же началось оживление.
Бабагельды, вешая на бок лопату, вспоминал, что должен еще прицепить к ремню гранату и запасные пули в патронташе, взять с собой противогаз и резиновый плащ.
Колобок разложил перед собой, как на рынке, все, что он получил со склада, и теперь все это нецеплял на ремень, словно рыбу нанизывал на проволоку.
Толя Андурсов растерялся и, укладывая вещмешок, видимо, взял что-то у своего брата. Андурсов-второй ругал брата тихонько.
Видимо, Толя по ошибке взял противогаз Олега. Толя смиренно слушал упреки Олега, видимо, соглашаясь с тем, что виноват.
Андурсовы двойняшки, но мало похожи друг на друга по характеру, да и внешне их не спутаешь.
Толя Андурсов – широкоплечий, борцовского вида юноша, несколько ленив, больше молчит, сощурив глаза. Олег, хоть и родился с Толей в один день, казался намного младше его. Ростом он был чуть выше брата, а карие с поволокой глаза придавали лицу независимый вид. В отличие от брата он всегда старался, чтобы на него обратили внимание. В первые же дни, в столовой, он остановил Сашу Чашина, который первым взял масло с тарелки.
“С сегодняшнего дня, если ты без моего разрешения потянешься за едой, пеняй на себя!».
– Это что еще за птица – удивился Чашин и засмеялся, – молод, чтоб мне указывать.
Олег схватил его за руку и попытался выкрутить ее, и если бы не подоспевший сержант, который остановил их, неизвестно, чем бы это могло кончиться.
С самого утра моросил дождь. Лейтенант Буйнов догнал роту, которая шла вдоль кромки леса, и завернул ее на поле между баней и казармами.
Кучерявый Авагян называл тактические учения “маленькой войной». Это определение прижилось в роте. “Маленькая война» всегда напоминала Бабагельды его детство, когда он с такими же, как и сам мальчишками, играл в войну. Занятия на турнике, бег и прыжки – все это возвращало его к детским играм.
Рота, разделившись на взводы и соблюдая дистанцию, перешла в наступление. Все сразу же забыли про дождь. Макет самолета, который был для них “объектом захвата», находился недалеко, но рота очень долго добиралась до него.
Лейтенант без конца заставлял своих солдат ложиться на мокрую землю и ползти, стараясь не попасть под прицельный огонь “противника». Чувствуя, что ребята дальше ползти не смогут, лейтенант приказал окопаться и готовиться к новой атаке. Копать для себя окопчик никому из ребят раньше не приходилось, поэтому получалось это у всех по-разному, но одинаково медленно. Андурсову-второму, казалось, что мучаются они зря, все равно ни у кого ничего толком не получится. Увидев, что Чашин встал на колени и так копает землю сапёрной лопаткой, закричал:
– Ты еще во весь рост встань. Приказа не слышал, как надо окапываться. Ведь еще раз заставят окоп рыть. Ну, студент, ты только в казарму приди, – угрожающе заорал он.
– А что ты на меня кричишь? Разве я виноват, что лежа не получается? – стал оправдываться Чашин, которого призвали с третьего курса техникума лесного хозяйства.
Перепалка была прекращена громким голосом лейтенанта.
– Внимание! Получен приказ! Наша рота должна пересечь вот это зараженное “поле». Приготовить противогазы! – голос звучал громко и властно. Ребята, получив приказ, стали лежа одевать противогазы и резиновые плащи. Первое боевое учение в их жизни далось не просто. У Луговкина стекло противогаза запотело, и пока он пытался как-то протереть его, зацепился за чью-то ногу и упал. В ту же минуту раздалась команда “Ложись!». Дышать в противогазе было тяжело, одной рукой он держался за ушибленное плечо, а другой все время тер стекло и дергал резиновый хобот, проклиная про себя такое длинное “зараженное поле».