– Рота-а-а, смирно!
Все решили, что впереди показался кто-нибудь из командиров, а старшина опять скомандовал:
– Рота, направо, смирно!
Стук сапог слился в один звук. Повернув головы направо, ребята увидели стоявшую на остановке автобуса девушку с сумкой через плечо. Разом забыв об усталости, солдаты с гордо поднятыми головами промаршировала мимо девушки.
* * *
До обеда оставалось еще часа два. Поставив в центре казармы столы, солдаты расселись вокруг них и занялись чисткой оружия.
Младший сержант Морозов, увидев, как ушел из казармы с папкой под мышкой капитан Трегубов, встал с места, взял свой автомат и перенес его к Бабагельды, который раздевшись, как и все до пояса, чистил оружие.
– Вот тебя коробочка со смазкой, – сказал ему сержант, – а вот ветошь. После своего почистишь и мой автомат.
– Я не могу, – отказался Бабагельды.
– Рядовой Назаров! Я не люблю, кто много разговаривает.
– А я не люблю чистить чужое оружие, – ответил Бабагельды, подняв голову.
– Здесь армия, мальчик, а не пионерский лагерь, расположенный у реки. Если мы прикажем, ты обязан подчиняться, а иначе заставим, – пригрозил Морозов.
– Времени мало, он ведь не успеет почистить два автомата, пытаясь заступиться за Бабагельды, сказал Луговкин.
– А я тебя спрашивал? – повернулся к нему сержант.
Бабагельды, решив, что дальше продолжать этот разговор не стоит, замолчал, продолжая чистить свой автомат, не замечая придвинутого к нему атомата Морозова. Неожиданно в казарме появился лейтенант Буйнов, который со стрельбища не пошел в часть, и все решили, что он ушел домой и больше в казарму не вернется. До обеда оставалось не больше четверти часа, когда лейтенант построил роту и стал осматривать личное оружие. Морозов, до этого болтавший в сторонке с Филевым, едва успел встать в строй, когда очередь дошла до его автомата. С нескрываемой злобой он поглядывал на Бабагельды. Буйнов осмотрел автомат Морозова, взглянул на часы и сказал:
– Даю вам десять минут. Когда почистите свое оружие, доложите мне, понятно?
– Понятно, товарищ лейтенант, – мрачно ответил Морозов.
– Поторопитесь, времени у вас мало, – предупредил лейтенант.
– Ух, и устрою же я тебе! – пригрозил Морозов, обернувшись к Бабагельды. Лейтенант Буйнов услышал слова Морозова и вернулся назад.
– Младший сержант Морозов, шаг вперед! – Морозов нехотя подчинился.
– Отставить! – не меняя выражения лица, приказал лейтенант.
Морозов понял, что если он не сделает как положено, его все равно не оставят в покое. В третий раз он вышел из строя, как положено.
– Рота, смирно! За халатное отношение к доверенному оружию, а также за недоброжелательное отношение к вновь прибывшим объявляю младшему сержанту Морозову двое суток гауптвахты! – громко объявил лейтенант.
После обеда младший сержант Филев, отобрав у Морозова ремень, повел его на “губу». Эта стычка между Морозовым и Бабагельды была второй по счету между “салагами» и “стариками». Луговкин сказал, что как только Морозов вернется с “отдыха», будет и третья.
Через два дня, перед ужином, в казарму вернулся заросший щетиной Морозов.
Капитан Трегубов дал ему пятнадцать минут, чтобы он привел себя в порядок. После ужина рота собралась у телевизора, а дневальный Луговкин ходил между кроватями, проверяя порядок. Он-то и услышал разговор между Филевым и младшим сержантом Морозовым. Сидя в конце казармы у открытого окна, Филев говорил:
– С лейтенантом Буйновым лучше не связываться. Это тебе не прежний старлей Плоткин, от которого можно было отделаться анекдотом. Ты же сам видишь, как он появился у нас, уже ни одному “старику» нет почета. Для него все – одинаковые солдаты, – внушал Филев. – При Плоткине, помнишь, какая жизнь была райская. Сколько раз он говорил: “Надо снова сделать три года службы, тогда солдат два года будет служить, а год отдыхать, а как сделали двухгодичную службу, они целый год отдыхают, и только год служат…».
– Я это знаю…
– А если знаешь, то что же на рожон лезешь?
– Я знаю, что Буйнов не Плоткин, но ты вспомни, как нам было, “салагам», и как им теперь. Где же равенство?
– Помнишь, в первые дни, когда мы прибыли в роту, “старики» заставляли нас кричать по ночам: “До отъезда наших отважных стариков осталось столько-то дней. Урра!».
– Однажды Ачмызов, помнишь, кавказец…
– Помню.
– Так вот, однажды он ошибся и вместо того, чтобы сказать, что осталось шестьдесят дней, сказал шестьдесят один. Так Зеленков накинулся на него и чуть было не сожрал от злости. И ведь никто и никогда слова против не проронил, а этот…
– Ну, конечно, раз с нами так обращались, так теперь тебе хочется отыграться на ком-то, – усмехнулся Филев.
– Во-первых, когда с нами так обращались, ротным был не Трегубов. А во-вторых, среди нас не было человека, который, как Бабагельды, смог дать отпор.
– Я-то думал, он помнит, что ещё “салага» и молча почистит мое оружие, – говорил Морозов.
– Ты на него не обижайся. И потом, если подумать, это даже неприлично заставлять такого же парня, как ты, работать на себя. Да, вспомнил… Ты читал статью в нашей дивизионной газете о Герое Советского Союза?
– Статья о Тахирове, которого замучили немцы, чтобы получить сведения?
– Так вот, если ты читал, учти, что Бабагельды земляк Тахирова. Вряд ли его тоже можно будет заставить делать то, чего он не захочет.
– Хорошо, что все это не дошло до Буйнова. С ним лучше не связываться. – В этот момент Филев заметил Луговкина и замолчал.
Сегодня был особенный день. Вся рота, кроме дежурных, выезжала в колхоз на уборку урожая. Машина, в кабине которой сидел лейтенант Буйнов, приехала к колхозному току, где девушки просеивали зерно. В первый момент ребята даже растерялись: так много девушек и женщин толпилось около ссыпанного в кучу зерна. Они так приветливо встретили ребят, что те вначале оробели, а потом принялись за работу так, что гору зерна, которой, по словам бригадира, хватить должно было до вечера, перетаскали под навес за два часа.
Простор полей, приветливые женские лица, работа, которой занимались их отцы и деды, – все это было приятным разнообразием военной службы.
Перекидываясь шутками с девушками, Луговкин наполнял мешки с зерном возле машины, и когда появился председатель колхоза, он спросил у него:
– Товарищ председатель, вам не нужны механизаторы?
– Вообще-то нужны, – ответил тот.
– А вы ревнивы?
Председатель, видя, как стоящий перед ним высокий солдат посмотрел в сторону девушек, понял, куда тот клонит.
– Даже если ревнив, куда же денешься, ведь зерно растить кому-то надо.
– Тогда, товарищ председатель, если познакомите меня с одной из этих девушек, я согласен остаться у вас трактористом.
– Если ты и вправду будешь хорошо работать, придется тебе невесту подыскать. – Луговкин победно – улыбнулся и посмотрел по сторонам.
– Эй, ребята, председатель расщедрился, вы тоже просите для себя невесту!
Он сказал это в шутку, но с таким вдохновенным задором, что не только девушки и председатель, но даже редко улыбающийся лейтенант Буйнов, опустив голову, улыбался.
– Если наши девушки понравились вам, то сами выбирайте себе невест, а мы таким женихам рады будем всегда, – сказал председатель и посмотрел на засмущавшихся девчат.
– Эй, ребята, а мне подберите в мужья какого-нибудь военного, иначе ни одной девушки из своей бригады не отдам, – крикнула бригадир, поправляя выбившиеся из-под косынки седые волосы.
– Давайте познакомим эту тетеньку со старшиной Марчилюнусом, – предложил вдруг Бабагельды.
Ребята представили их вместе: “Два сапога-пара», – решили они, громко засмеявшись.
Солдаты смеялись, дурачились, но работали по -настоящему. Бригадир, которая все время наблюдала, как идут дела, подошли к лейтенанту Буйнову.
– Эх, сынок, как нам твои солдатики помогли. Я со своими девчатами и за неделю не справилась бы с такой работой.
– Мы бы с удовольствием всю жизнь только сеяли и убирали, но вот некоторые государства на Западе не дают нам покоя, поэтому мы должны охранять свою землю, – ответил ей Буйнов.
– Служите сынок, служите, а уж мы тут сами с остальным справимся, – убежденно сказал женщина.
Возвращаясь вечером в часть, ребята всю дорогу пели песни, совсем не чувствуя усталости, потому что в каждом человеке живет подчас скрытая тоска по земле и радость от работы на ней.
* * *
Бабагельды глухой ночью разбудил Авагян, который дежурил по казарме.
– Пора сменяться! – Бабагельды, который и без того спал неспокойно, помня о том, что надо вставать, ответил спросонья: “Сейчас» и опять заснул. Когда он пришел на смену, Авагян передал ему, что надо разбудить старшину без пятнадцати шесть и ушел спать.
Бабагельды заступил на дежурство вместе с младшим сержантом Филевым. А до этого он успел подежурить на кухне, где ребята, измучившись, вручную чистили коку картофель. Картофелечистка сломалась, и ребятам пришлось бы туго, если бы не помог им Ермошкин. Невысокий, с приплюснутым носом, он, напевая себе под нос, ходил вокруг чистильной машины. Походил-походил и исправил. агрегат и ребята за полчаса перечистили всю картошку.
Заступив на пост, Бабагельды через некоторое время так захотелось спать, что стоять уже не мог. Привалившись спиной к стене, он подумал, вот если бы сейчас выйти на улицу, где так прохладно, и немного походить, то сон окончательно пройдет.
В открытую дверь казармы он увидел, что к ним в роту идет офицер. Это был дежурный по полку Абрамов. Каждый раз, когда встречался с ребятами, которых привез из Ашхабада, он расспрашивал их о делах. И хотя Абрамов был в другом батальоне, ашхабадские парни считали его своим, близким человеком.
– Как дела? Привыкаешь к службе?
– Я уже почти ветеран.
– Я тут на днях видел Кульбердыева, его избрали ротным комсоргом.
– А Ильмурада направили на курсы сержантов.