На земле, собирая парашют, Луговкин видел, как наполненный воздухом парашют тащит по земле запутавшегося в стропах десантника: “Вот балда, не подтянул нижнюю стропу!» и, бросив свой парашют, побежал на помощь товарищу.
– Ты что, первый раз прыгаешь, хочешь шею себе сломать! -закричал он, не узнав парня с парашютом. Но когда вытащил его из-под купола, увидел улыбающегося Бахтиярова, который давно ходил ниже травы и тише воды.
– Это ты?! – радостно закричал Луговкин.
– Да, я.
– Ну, молодец! Видишь, как здорово у тебя получилось.
– Я прыгнул, правда?! – словно самому себе повторял Бахтияров.
– Поздравляю, десантник! – Луговкин протянул ему руку. Но возбужденный от радости Бахтияров подпрыгнул и, крепко обняв Луговкина, поцеловал.
– Слушай, так это ты “Ура!» кричал, – спросил Луговкин.
– Я, и еще кто-то рядом.
Все от души радовались, что Бахтияров, наконец, смог прыгнуть вместе со всеми. Как именниник, получивший неожиданный подарок, он целый день ходил в отличном настроении. Теперь и он был равным среди “воздушных» братьев.
* * *
Глухой ночью капитан Трегубов остановил роту в лесу и разрешил сделать привал. Солдаты вот уже два дня шли на лыжах и сильно устали. Ноги гудели, у многих руки были в мозолях от лыжных палок, особенно у тех, кто впервые так долго шел на лыжах. Возможность отдохнуть прибавила сил, и ребята стали готовить валежник для ночлега.
Бабагельды завернулся в плащ-палатку и лег между Андурсовым и Чашиным. Он уснул очень быстро и как будто провалился в черную и тягучую темноту, снов не было, да они и не успели бы присниться ему, потому что буквально через час его отыскал среди спящих дневальный и разбудил. Открыв глаза, он увидел склонившегося над ним Зенова, который смотрел виноватыми глазами. Вспомнил, что должен заступать на дежурство.
Зенов, укладывая свой автомат рядом с другими, предупредил:
– Через час ты должен разбудить Голубцова. Потом, не зная, где ему прилечь спросил: “Может, мне на твое место лечь?
– Ложись, – хриплым со сна голосом ответил Бабагельды.
– Да нет, я не буду спать на твоем месте, а то вернешься, и мне придется вставать, – отказался Зенов, вспомнив, что через час его могут разбудить.
– Да спи ты спокойно, Зен, я найду себе место.
– А, ну тогда другое дело. Кто рядом с тобой?
– Андурсов-первый и Чашин.
– Хорошо. Тогда я погас, – и Зенов с удовольствием завернулся в плащ-палатку, предвкушая сон.
Повесив автомат через плечо, Бабагельды походил и даже попрыгал, чтобы прогнать сон. На небе грудились облака, не выпуская из плена луну, а деревья в лесу были похожи на древних рыцарей, ждущих приказа отправиться в дорогу.
Бабагельды подошел к костру, опустился на корточки, погрел руки и подбросил в огонь пару поленьев. Ноги у него начали замерзать, а от костра распространялось тепло и тянуло посидеть рядом с огнем.
Боясь заснуть, он опять пошел на свой пост. Ребята спали. Сейчас они казались Бабагельды братьями, которые спят в родном доме у огня после трудного дня. И теплое чувство к товарищам согревало его.
Рота капитана Трегубова часто проходила мимо сел. И видя дымок, вьющийся над крышами, ребята вспоминали свои дома, где ждали матери и любимые девушки. Бабагельды вспомнил девушку, которая вчера в селе, где они остановились, спросила его:
– Солдат, выпьешь молока? – и, ласково улыбаясь, протянула ему кувшин.
Между деревьями мелькнули три фигуры, которые направлялись в его сторону. Бабагельды встряхнулся, спрятался за большим деревом.
– Стой, кто идет? – крикнул он.
– Мы.
– Кто мы?
– Янтарь, – ответили условным паролем.
– Проходите.
Когда трое подошли поближе, Бабагельды разглядел, что один из них майор Брунчуков, а второй – капитан, который руководит полковым клубом. Третьего офицера он никогда не видел в полку и решил, что это офицер из дивизии.
– Охраняешь? – спросил Брунчуков, поравнявшись с Бабагельды.
– Так точно, товарищ майор!
– Ты до службы чем занимался? – вдруг спросил майор.
– Я учитель, товарищ майор.
– Ах, да, – вспомнил он. – Это ты написал стихи?
– Да, – удивленно ответил Бабагельды, он не ожидал, что майор может об этом знать.
– Я видел, в штаб приносили журнал, посланный тебе. Там помещена твоя фотография и стихи. Я просил передать тебе, передали?
– Да, товарищ майор, спасибо! – поблагадорил Бабагельды и повел гостей к капитану Трегубову.
* * *
Утром сержант Филев, выскочив из палатки, где расположились командиры, громко крикнул: “Строится!». И буквально за три минуты собрал, построил роту и отрапортовал лейтенанту Буйнову:
– Товарищ лейтенант, рота по вашему заданию построена!
Лейтенант Буйнов подошел к строю и поздоровался с десантниками. Он внимательно разглядывал стоящих перед ним парней. Губы их потрескались от мороза, лица обветрены, и все же они стояли перед ним, готовые немедленно исполнить любой приказ.
– Гвардии рядовой Луговкин, два шага вперед.
– Есть! – кромко ответил Луговкин и, стуча сапогами, вышел вперед.
Бабагельды видел, как он только что кинул в кого-то снежок. И поэтому подумал, что лейтенант сейчас начнет распекать его. Но тот скомандовал “Смирно!» и поздравил Луговкина с девятнадцатилетием.
Ребята радостно заулыбались, а Луговкин покраснел, опустил голову и не знал, что ему делать: блгодарить лейтенанта или молча принимать поздравления.
* * *
Получив приказ удержать врага на намеченном рубеже, батальон более двух часов рыл окопы. Рота капитана Трегубова окапывалась на небольшой пустоши. С окопами справились довольно быстро, а с наблюдательным пунктом немного задержались: земля смерзлась в этом месте, да и камней было много, и ребята не успевали к намеченному капитаном сроку.
Сержант Филев осматривал окресность в бинокль, оставленный ему лейтенантом Буйновым. Глядел он долго и внимательно, словно ждал, что сейчас откуда-нибудь появится враг. Рядом с ним, дымя сигаретой, стоял сержант Фролов.
– Фрол, а что ты будешь делать, если сейчас покажутся танки? – спросил Филев.
– Будь спокоен, не появятся. Если ты ждешь немецкие, то их еще в 1945 году сдали на металлолом, – засмеялся Фролов.
– Ну, а если все же появятся?– приставал Филев.
– Да брось, ты, откуда им взяться?
– Да, с тобой все ясно, Фрол. Стесняешься признаться, что боишься?
– Слушай, ты ко мне не цепляйся, сам не струсь. А если на то пошло, покажутся танки, сам первый удерешь, – громко сказал ему Фролов.
– А ты что будешь в это время делать? – ехидно спросил Филев.
– А я, когда ты будешь удирать, стану сержантом Фроловым и останусь на этом месте, потому что за моей спиной Родина!
– Ну, прямо Панфилов! – засмеялся Филев, хлопнув его по плечу.
Не успели они закончить свою перепалку, как с той стороны, откуда они ждали танки, показалась машина. Это была почтовая машина. В тот день Бабагельды получил в одном конверте сразу два письма.
Одно из них написала Марина Максимовна.
“Мой дорогой воин! Если помнишь, я писала тебе, что ничего не смогла узнать о твоем дяде. Я очень рада, что ты так упорно ищешь хоть какой-нибудь след о нем. К сожалению, я мало чем могу помочь тебе, ведь я не воевала здесь, а лишь была в составе санитарного батальона. Но в конце концов, появилась небольшая надежда. Лет пять или шесть тому назад сюда приезжал полковник запаса, воевавший в этих краях. Я взяла да и написала ему письмо, объяснив, что нам нужно узнать, и про тебя рассказала ему, попросила помочь. И вот недавно получила от него ответ. Посылаю его тебе, почитай.»
“Уважаемая Марина Максимовна!
Если бы я не ездил в Москву на встречу со своими однополчанами, я вряд ли смог написать ответ на ваше письмо. Потому что именно ваше письмо заставило меня выступить на этой встрече. И один капитан из нашего полка рассказал мне вот что: он помнит, что в разведгруппе у него был один туркмен. Возвращаясь из разведки с “языком», их обнаружили немцы. Им пришлось оставить группу прикрытия, разведчики успели уйти к своим, а там, где остались ребята, прикрывающие их, началась сильная перестрелка. А через три дня, когда наши перешли через Неман, они увидели трех повешенных на дереве солдат, среди них был тот солдат-туркмен. Его фамилия, кажется, Алтмышев, ефрейтор. А имени капитан не помнит. Он только помнит, что парень этот был, кажется, из Кушки, но это очень не точно. Много ведь времени прошло с тех пор, мог и забыть. Да, еще одно – все трое похоронены рядом с полком, где служит ваш десантник. Возможно, они были первыми, кого здесь похоронили. Вот все, что я могу вам сообщить. Полковник М.А. Кусочкин.»
На следующий день после возвращения с учений Бабагельды написал в газету “Яш коммунист» письмо о том, что на литовской земле погиб и похоронен туркменский солдат по фамилии Алтмышев.
* * *
В один из весенних дней рота старшего лейтенанта Буйнова возвращалась в полк со стрельбища. Не доходя до памятника, послышалась его команда: “Рота…а! Смирно! Равнение на памятник!». Строй замер, сомкнул ряды, солдаты повернули головы на памятник. Бабагельды краем глаза увидел, что возле памятника стоят люди, одетые по-туркменски. Два парня-подростка держали в руках цветы, а женщина, их мать, опустилась на колени и положила голову на могильный камень. “Родственники Алтмышева, – догадался Бабагельды. – Вот и еще один погибший солдат нашел своих родных, а они его», – подумал он и горячая волна обожгла его сердце.
Рота старшего лейтенанта Буйнова, отдав честь и четко отбивая шаг, проходила мимо братской могилы.
Перевод Л.Васильевой. 1988 г.
НОВЕЛЛЫСТАРИК
Когда Курбан-мерген выехал из селения, еще не рассвело. Лишь на востоке, вдали, светлело неторопливо, алело. Ишак трусил понемногу, и Курбан сам не знал, то ли дремлет пока, то ли уже проснулся.
Лишь выехав в знакомую долину, он почувствовал, что все, наконец, – проснулся. Утро было довольно свежим, и Курбан с удовольствием запахнул полы верблюжьего халата, покрепче подпоясался… Звуки аула уже почти исчезли. Лишь редко ему слышался крик ишака, то будто собачий лай, то утреннее пение петуха. А может это только казалось?.. Когда же старый Мерген отъехал еще немного, исчезли и эти, словно бы кажу