История – мой любимый предмет, и я в большую перемену зашел в читальню, чтобы подобрать интересующий меня материал для внеклассных занятий. Так вот, Сурай, видимо, за мной проследив, зашла сюда следом за мной. Здесь, кроме нас с ней, заведующей-девушки, с которой они очень дружили, больше никого не было. Подружки, видимо, сразу поняли друг друга или же как-то иначе объяснились. Но, в общем, хозяйка читальни вдруг вышла, заперев нас снаружи, будто забыв о нашем здесь присутствии, да и ушла проводить урок, так как это вела по совместительству. Сурай же, видно, решила поговорить со мной обстоятельно начистоту. Разговор она начала с усиленного подчеркивания своего старшинства надо мной на все три или четыре года. И очень дружески посоветовала: чем заглядываться на девушек, лучше побольше времени уделить учебе.
Не решаясь взглянуть ей в лицо, я сидел и машинально перелистывал книгу, делая вид, что старательно разглядываю картинку. “Молчание – золото», – подумалось мне в этот момент как о единственном выходе из положения. Но окончательно убило и уничтожило меня стихотворение, которое она написала специально по этому случаю и прочла мне:
Прослышав, что взрослые влюбляются,
Я тоже в свои десять лет решил приударить
за взрослой девушкой,
Подражая взрослым, принялся листать книги
И сочинять стишки, воспевающие девушек.
Я их буквально засыпал
такими любовными письмами,
Они читали и одобряли.
Поскольку с малых лет играл возле них,
“Милой крошкой» меня называли.
Ну и, конечно, Сурай завершила воспитательное собеседование со мной назидательной параллелью, что я похож на смешного героя ее стиха.
Так вот кого напоминала мне моя спутница, вдруг осенило меня. Я взял да и заговорил напрямик:
– В селе у нас мое имя самое распространенное – это Эсен-покгучи. Когда я зачем-нибудь нужен старшим и они хотят меня улестить, тогда я называюсь сынок Эсен джан. А бывают и такие, что обзывают меня: “Эсен, Эсен!». Так что на любом из этих имен можно остановиться и меня называть таким именем. А как вас зовут?
– Гульнара.
– Ах, Гульнара! Или как поется в знаменитой нашей песенке: “Я маленькая девочка Гульнара», значит.
Вместо ответа Гульнара посмотрела на меня как-то настороженно, будто вопрошая: “И с кем это я связалась?». Но разглядев, что я говорю с усмешкой, тоже чуть улыбнулась. Оказывается, улыбка совершенно меняла облик девушки: глаза засветились темным бархатным блеском, щеки порозовели, лицо округлилось. Я опять взглянул в окно.
Сейчас оно казалось экраном включенного телевизора.
Плавно бежали мимо нас холмы и телеграфные столбы.
Из соседнего купе опять, в который уже раз, послышался взрыв смеха. Там ехали один парень и три девушки, по виду студентки. Две из них, похоже, вот-вот выскочат из своих сильно зауженных и приталенных платьев. Третья, высокая, с тонким продолговатым лицом, была одета в спортивную форму. Находившийся в их обществе парень держался и вел себя так, будто находился сугубо в обществе своих приятелей, ребят. Девушки смеялись от его шуток и острот.
Признаться, я почувствовал зависть при виде такого успеха этого парня у девушек. Мне, наверное, никогда не удастся так держаться в обществе девушек. Спустя некоторое время, из коридора было видно, что бойкий парень уже сидит в купе с той девушкой, что была в спортивной форме, они о чем-то разговаривают. Две другие куда-то исчезли. Взяв у проводника чайник заваренного чая, я вернулся обратно в купе. Весьма кстати вспомнилось: “Вершина благополучия – поесть, затем завалиться поспать, а потом уже глядеть, что там дальше».
– Гульнара, а что если нам чаю попить?
– Давайте поедим!
– Конечно.
Гульнара принялась раскладывать на столике взятую в дорогу провизию. Я пошел сполоснуть запылившиеся стаканы. Сначала пили чай с каурмой. Затем, спустя некоторое время, разрезали дыню и дополнили свою трапезу.
Когда к нам присоединились соседи по купе – старенькая русская женщина с внучкой лет четырех-пяти, мы с Гульнарой сидели, оживленно беседуя. Девчушка же, пока не устала и не прикорнула на коленях у бабушки, не давала никому никакой возможности сосредоточиться на своих мыслях. Она звонко считала свои считалочки, пела песенки. Когда бабушка у нее спросила: “А где у тебя ум?», то на этот вопрос, чрезвычайно мне понравившийся, девочка наивно, с полной серьезностью подняла вверх платьице и, показав на свой животик, ответила: “Вот здесь».
Мы были захвачены ее детским лепетом.
… Оказывается, не зря говорится, что все ремесла на свете или родные братья, или двоюродные. На первый взгляд, казалось бы, какая связь может быть между историей родного отечества и электросваркой. А оказалось же, что есть и самая что ни есть прямая. Страстное влечение построить мост через реку Атрек, разделявшую эту землю на два разных мира, у меня возникло после прослушивания захватывающих рассказов учителя истории.
Преподававший нам историю учитель Елмек Шакиров был коренастым невысоким человеком со светлыми волосами с проседью. И что самое странное, в обычное кроме уроков время он говорил очень мало, медленно и с расстановкой, с какой-то ответственностью за каждое произнесенное слово.
Рассказывали, что когда-то его отец прибыл в наше село, чтобы организовать школу и учительствовать здесь. Еще дед мой ходил в открытый им ликбез и учился грамоте. Вот и все, что мне было известно о Елмек-мугаллыме, как прозывался в селе наш любимый учитель истории. Мы никогда не уставали и не шалили на его уроках. Никто не зевал в ожидании, когда прозвенит звонок на перемену, как это бывало на уроках некоторых других учителей. Когда Елмек – мугаллым входил в класс и приступал к уроку, то спустя минут десять – двенадцать мы успевали позабыть, где находимся, и воображали себя в самом центре исторических событий, являющихся предметом данного урока.
Когда он рассказывал о разгроме армии Наполеона под Москвой, то нашим глазам он виделся не учителем истории, а самим фельдмаршалом Кутузовым. А в другой раз уподоблялся самоотверженным декабристам на Сенатской площади.
Теперь я порою возводимый в своих мечтах мост называю и мостом Дружбы. Я ни капельки не сомневаюсь, что этот мост рано или поздно, но будет построен, а сам там буду при этом работать сварщиком. Очень даже возможно, что мои соотечественники, построившие уже тысячи мостов дружбы, в самом скором времени приступят к строительству и этого моста.
Поезд прибыл в Ашхабад рано утром, когда толком еще и не рассвело. Посадив на такси и проводив в путь нашу спутницу – пожилую женщину с внучкой, мы сами не стали спешить добираться до места. Побродили по улицам, дожидаясь, пока хорошенько рассветет и город проснется. Нам, сельским жителям, было в диковинку наблюдать, как суматошно просыпается город.
Немного покружив по улицам, мы вошли в широко распахнутые ворота парка культуры и отдыха. Теперь уличный шум машин просачивался и застревал в густой листве и слышался здесь приглушенно. Белевшие повсюду среди опавших на землю листьев брошенные где попало бумажные стаканчики из-под мороженого сообщали о том, что прошлым вечером здесь был большой наплыв публики.
Некоторое время мы посидели на скамейке, наблюдая затем как то и дело срывались с веток и, покружившись замысловато в воздухе, наконец, приземлялись пожелтевшие осенью листья. Это тоже было своего рода чудом. Они были похожи на голубей, которые взлетели в воздух и парят там в свое удовольствие.
Когда рассвело окончательно и наступило утро, в воротах, через которые вошли и мы, появился человек с длинной метлой и принялся с одного края подметать запыленные опавшие листья, лежащие на дорожках парка.
Восхода солнца после этого уже не пришлось долго ожидать. Солнечные лучи прежде всего упали на окна высоких домов и, отливая красным цветом, ослепительно сверкали. Наконец, все обрело свои обычные очертания.
Мы с Гульнарой опять пустились в путь. Возможно, из-за того, что наезды из села были часты, город не был мне в диковинку. Повсюду высокие многоэтажные дома. Среди них чувствуешь себя будто идущим по горному ущелью.
До обоняния доносится запах размягшего асфальта и жарящегося там шашлыка.
Училище, в которое мы приехали сдавать документы для поступления, мы разыскали в тот день после обеда. В комнате, где принимали документы, сидел облысевший человек и, обливаясь потом, пил чай. Увидев нас, он водрузил на нос лежавшие перед ним очки с толстыми стеклами и потом уже заново уставился на нас.
– Вам кто нужен, молодежь?
– Мы приехали, чтобы поступить учиться в ваше училище, – ответил я, поглядывая на Гульнару.
– Ну-ка, сначала сдайте документы, а как там будет с учебой, будет видно, – ответствовал очкастый человек, поправляя меня. Я вынул свои документы и придвинул их к очкастому:
– Прошу внести меня в список учета монтажников!
– Вот как? Значит, сварщиком будешь?
– Да.
– Ну что ж, если так, то придется принять.
Человек в очках, перебирая и тщательно рассматривая взятые у меня документы, несколько раз повторил: “Вот как, вот как!».
Но когда Гульнара открыла свою сумку, то документов в ней не оказалось. Выяснилось, что документы остались в чемодане, сданном в камеру хранения на вокзале.
Мне расхотелось сдавать свои документы без Гульнары. Я протянул руку и, не говоря ни слова, сгреб свои бумаги обратно.
– Что? – удивленно посмотрел на меня очкарик.
– Я тоже принесу свои документы завтра вместе с Гульнарой.
Человек в очках с недоумением пожал плечами. А потом закричал мне вслед:
– Эй, сварщик! У тебя там, кстати, нет фотографии. Когда придешь завтра, то помни, что фотокарточку должен принести, слышишь?!..
Мы отправились по адресу, данному нам Таганом ага. Когда при виде нас хозяин дома, куда мы явились, воскликнул: “Опять обычные ласточки!» – то смысл восклицания я понял только через пару дней.