– Эсен, а примерно в каком месте от Сапар-егенов вы живете? – Только сейчас я понял, что и Гульнара все это время думала обо мне.
Сегодня к нам неожиданно нагрянула в гости тетенька вахтерша. Мы с Гульнарой отложили книги, по которым занимались, и оба очень обрадовались новому обществу. Что ни говори, а приятно, когда тобой интересуются и специально являются, запросто, по-свойски. Признаться по-честному, первое впечатление от этой женщины у меня было не очень приятным. Оказалось, что я заблуждался, она оказалась общительным, приветливым человеком, общение с которым было приятным.
Быстренько взял зеленый эмалированный чайник, протянутый мне Гульнарой, и побежал ставить чай. Гульнара привела в порядок стол, убрав наваленные на нем книги и конспекты. Втроем мы сели пить чай.
Вахтерша рассказала нам, что директор училища, куда мы собираемся поступать, очень хороший человек, фронтовик, и что в тот день он и в самом деле лично звонил, чтобы нас разместили здесь.
– А скоро съедутся и остальные ребятки. Вот тогда жизнь начнется, не заметишь, как день пролетает. – Из этих слов старой вахтерши я понял, что она помнит о находящихся на каникулах учениках и скучает по ним. За разговором время летело быстро. Лишь к вечеру, перед сном, мы расстались. Вернувшись в свою комнату, я остался наедине с тишиной. Возможно, оттого, что вчера я слишком много думал о будущем мосте, который собирался строить, но отчего-то ночью мне этот мост приснился. Похожий на сказочную птицу Сумруг он точно своими широко разведенными огромными крыльями соединял два мира.
А то вдруг он начинал принимать обличье моста через Волгу, что возле города Саратова. Этот мост я видел тогда, когда ездил с отцом в Москву. Мост же, который снился мне сейчас, отличался тем, что он недостроен. На каркасе моста щетинящимися лесами сверкали звездочки электросварки. Эти звездочки белыми искрами сыпались на поверхность многоводной реки.
Когда же проснулся, то понял, что нахожусь не на мосту, а в комнате, на третьем этаже общежития.
Начало светать. Беспокойные воробьи суетились, а это верный признак скорого приближения утра. Один из воробьев был перепачкан более остальных, видно, побывал в какой-нибудь трубе. Издалека он был похож на оживший темный камешек, скачущий вприпрыжку и чирикающий.
Я умылся, привел себя в порядок и принялся за продолжение чтения купленной книги.
Книга была о воинах сегодняшних. Один из ее героев был туркменский парень. События же происходили вдалеке от Туркменистана на берегах реки Неман. Хотя герой книги находился в далеких краях, однако его сердце оставалось на нашей родине, которую мы считаем такой знойной и суровой. Он тосковал по родному селу, расположенному между отлогих холмов, и скучал по чумазым младшим братьям и сестренкам. Девушки, с песнями проходившие мимо него, когда он стоял на посту, напоминали ему девушек родного села в цветастых шелковых платьях, возвращающихся вечером с поля. Когда солнце поднялось довольно высоко, я вслед за героем книги из далеких краев приехал в Каракумы свидеться с родиной. Читая момент, когда парень, пролетая на самолете, чувствует глубокое волнение, завидев из иллюминатора переливающиеся желто-коричнвые пески пустыни, я уверился в переживания героя. Однако, захотелось поспорить с автором.
Весь народ из-за этой несусветной жары старается летом убежать отсюда куда-нибудь на Кавказ или в Россию, а солдат влюблен без памяти даже в наш зной и радуется этой встрече, будто завидев родную мать.
Автор завершил рассказ о своем герое в то время, когда он находился в самолете. А если бы он вздумал еще немного проследить за своим героем, то, возможно, что тот, едва лишь самолет приземлится в Красноводске, подобно русскому путешественнику Афанасию Никитину, воскликнул бы: “О, моя родная земля!». И кинулся бы на белый песок, и поцеловал бы его.
Вернувшись из магазина, я увидел сидевшего возле Гульнары человека и не поверил своим глазам – ее отец, Таган ага. Увидев меня, он со словами: – “Вот он и пришел!» – протянул мне обе руки для рукопожатия.
– Все ли благополучно в селе, Таган ага?
– Все хорошо. Перед отъездом и отца твоего в конторе колхоза видел, зашел, оказывается, по какому-то делу. Поздоровались, поговорили. Он сказал, что и у брата твоего все в порядке.
– Что в такой путь далекий выбрались? Или дело какое в Ашхабаде возникло? – спросил я о причине внезапного приезда Таган ага сюда.
– Да ничего. В общем, все в порядке.
С этими словами Таган ага придвинул ко мне лежавшее перед Гульнарой прочитанное письмо и пояснил причину:
– Когда мы получили вот такое письмо, мать ее едва не свихнулась от беспокойства. Сколько ни пытался увещевать ее, объясняя, что с дочкой рядом находится парень из нашего села. Но встревожились мы все не на шутку. Вот я и решил приехать. Все, думаю, повидаю и, пользуясь поводом, заодно в Ашхабаде прогуляюсь.
Я взял придвинутое ко мне письмо и пробежал его глазами.
“Привет вам всем! Тагану и всей его семье желаем всякого благополучия. Все ли живы и здоровы, как там ваши детишки?
Таган джан, брат мой, уж ты меня прости, опозорились мы перед тобой, уж не знаю как. На днях приехала к нам дочь твоя Гульнара с каким-то парнем. Сначала все было хорошо, даже и пожили у нас хорошо дня два-три. Но вот однажды мой муж, ваш зать, явился домой пьяный и испортил все дело. Явившись глубокой ночью, принялся на меня рыкать. Проснулись и дети, и все, кто был вокруг. Ну, что ты на это скажешь? Это же не ребенок, чтобы влепить ему пару оплеух да и погнать спать. Как только отведает зелья поганого, так сразу уподобляется взбесившемуся верблюду и бушует, став неуправляемым.
В тот раз его угораздило начать: “Когда уберутся восвояси эти твои гости?!». Видно, это задело и Гульнару, и ее спутника, парня, с которым она приехала. Несмотря на то, что я настаивала: “Не уходите среди ночи!», этот парень был решителен и ушел, уведя за собой и вашу Гульнару. Назавтра, сколько бы мы их не ожидали, они с тех пор больше не появлялись. Они, наверное, уже вернулись к вам и обо всем подробно рассказали. Уж вы меня простите. Я даже уже не знаю, как вам буду в глаза смотреть. До свидания. Гозель»
После прочтения этого письма мне стало ясно, почему приехал Таган ага.
– Как вы нас разыскали? – спросил я у Таган ага, таким образом выяснив второй интересующий меня вопрос.
– Только что, стоило мне прийти туда, где принимаются документы, мне сказали, что ваши документы сданы. Там еще такой человек в очках сидит. Но почему-то пока тоже не прочёл это письмо, все никак не хотел говорить, что вы находитесь здесь. Со странностями, видать, он.
В тот же день к вечеру Таган ага, успокоившись, что повидал нас, засобирался в обратный путь. И, несмотря на его отнекивания и слова, что он и сам уедет, мы с Гульнарой все же пришли на вокзал проводить его и пробыли там до отправления поезда. На прощанье Таган ага сказал нам:
– Помогайте друг другу, будьте во всем единодушны. Поезд уехал, мы вернулись в общежитие.
В этом году приход осени стал для меня необычным. И для Гульнары, и для меня началась новая, незнакомая жизнь вдали от родного села. Мы влились в ряды мальчишек и девчонок, приехавших постигать тайны профессии.
Перевод Т.Курдицкой. 1985 г.
ЖЕНСКОЕ СЧАСТЬЕ
Каждый раз, когда мужа подолгу не было дома, Айбелек старалась занять себя домашней работой. Вот и сегодня, уложив детей спать, она пошла в соседнюю комнату и принялась гладить белье, приводить в порядок одежду школьников, платье малышей. Каждая вещь рассказывала ей о характере и привычках её маленького хозяина.
Перегладив вещи детей, она вспомнила о выстиранных брюках мужа, лежащих в шкафу. “По приезду понадобятся на работу», – подумала она и вновь включила утюг.
Айбелек получала удовольствие от того, что служила мужу и детям. Домашние дела были для нее не в тягость. Даже когда муж бывал дома и предлагал: “Давай поможем!?», – она все равно все делала сама, кроме тех случаев, когда работы было сверх головы.
Закончив глажку, Айбелек прилегла возле четырехлетнего сынишки. Глядя на хорошенького спящего ребянка, вдыхая сладкий запах его тельца, она не удержалась и поцеловала его в щеку. Ребенок зашевелился, недовольно потер место поцелуя.
Айбелек никак не могла уснуть. Каждый раз накануне приезда Акмурада она несколько дней не могла толком выспаться. Муж должен был вернуться сегодня ночью или завтра. Чем больше сгущалась ночь, тем неуютнее становилось на душе. Она еще некоторое время лежала в задумчивости, вспоминала о счастливых днях, проведенных с Акмурадом, представила его перед собой. Мысленно она увидела его выходящим из самолета с перекинутым через руку плащом и с дипломатом, проследила весь его путь из аэропорта до дверей дома…
– Ох, не тороплюсь ли я? – застеснялась она своих мыслей, – будто молодая… Хорошо, что сердце запрятано так глубоко и никто его не видит, иначе такие, как я, просто опозорились бы…
Когда она была еще девченкой, то часто замечала, как соседские гелнедже, приготовив ужин и заварив чай, брали на руки своих малышей и выходили на дорогу, приговаривая: “А вон папа наш идет! Где там наш папа?», всматривались в появляющиеся вдалеке силуэты. Тогда она удивлялась этому нетерпению, а теперь сама еле сдерживала тревогу сердца.
Ей послышался легкий стук в дверь и чьи-то шаги. Айбелек, затаив дыхание, прислушалась. Но ничего кроме учащенного стука своего сердца не услышала. И по окну никто не побарабанил, легкими ударами пальцев выбивая знакомый сигнал. Просто на улице начался ветер. Приподнявшись на локте, Айбелек увидела, как от ветра шевелятся ветки растущего под окном абрикоса и поняла, что никого, кроме ветра, во дворе нет.
Ждать и встречать для Айбелек не было новостью. Года не прошло как они поженились, а Акмурада забрали в армию. Долгих три года она жила со свекровью, свекром, деверями и золовками в ожидании мужа. В одном из своих писем, преодолевая стыдливость, она робко спросила: “Некоторые ребята приезжают в отпуск, а ты когда приедешь?». На это Акмурад ответил: “Я, Айбелек, не могу, как другие, нести службу наполовину и поэтому разъезжать не буду. Как начал службу, так уж до конца и отбуду. Некогда прохлаждаться».