Поклонники змеи. Черная птица — страница 35 из 52

Старый скваттер хотел вскинуть на плечо ружье, но повалился на землю, сшибленный грудью лошади управляющего, и не успел опомниться, как его уже основательно связали по рукам и ногам и сделали совершенно беспомощным. В ту же минуту около тридцати человек выехало на поляну, увлекая за собою сыновей скваттера, его жену и дочь. Молодые люди были связаны, а трое из них даже ранены, так как вели в течение нескольких минут отчаянную борьбу, прежде чем сдаться; женщины были свободны. Все это произошло менее чем за пять минут.

Благоразумные меры, предпринятые управляющим, спасли жизнь полковнику, потому что скваттеры, без сомнения, не поколебались бы убить его, зная, что им нечего надеяться на пощаду в том случае, если ими завладеют.

— Ну? — произнес полковник, обращаясь к старому скваттеру. — Что вы скажете, если я применю к вам и ко всей вашей разбойничьей шайке закон Линча?

— Я беспомощен, как дитя! — отвечал скваттер. — Делайте со мной, что вам будет угодно. Вы держите меня в своих руках, и я не в силах защищаться.

Жена и дочь скваттера бросились на колени перед полковником и умоляли его, с криками и слезами, о пощаде. Тот подумал с минуту.

— Я, со своей стороны, — заявил он наконец, — не стану ставить вам условий. Вы свободны и можете отправляться куда угодно со всем вашим добром, за исключением ружей, которые сломают сейчас в вашем присутствии. Вы обязаны своей жизнью просьбам жены и дочери, не забывайте этого, и главное — берегитесь появляться снова в этих местах: во второй раз вам не удастся отделаться так дешево, как теперь.

Скваттер и его сыновья не произнесли ни слова; в душе у них кипела ярость. Час спустя они покинули лес.

В ту минуту, когда полковник возвращался на плантацию в сопровождении Вильямса Гранмезона, управляющий подошел и, отведя его в сторону, сказал:

— Полковник, мне необходимо переговорить с вами, время не терпит. Меня известили, что менее чем в десяти верстах отсюда заметили тех самых скваттеров, которых мы выгнали из ваших владений. Надо непременно принять какие-нибудь меры.

Оставив своего друга на попечении жены, полковник последовал за управляющим, и оба они отошли в сторону, чтобы никто не помешал им обдумать план действий, который следовало предпринять во избежание грозящей опасности.

Глава VIО ТОМ, КАК НЕОЖИДАННО ПРЕРВАНО БЫЛОСОВЕЩАНИЕ ПОЛКОВНИКА С ЕГО ДРУГОМ

Полковник присоединился к своей семье только тогда, когда позвонили к ужину. Он извинился перед Вильямсом Гранмезоном, что его задержали неотложные распоряжения, которые надо было отдать рабочим. Но Вильямс, слушавший с большим интересом рассказ госпожи Курти, едва заметил отсутствие своего друга, хотя и принял его объяснения, по обыкновению, с самой любезной улыбкой.

Полковник во время своего длинного разговора с Леоном Маркэ условился с ним, что они расскажут Вильямсу об опасности, которая нависла над плантацией, чтобы он также мог быть настороже и обеспечил себя от какого-нибудь неприятного события насколько возможно скорым возвращением в Новый Орлеан.

Ужин прошел очень весело; дети изощрялись друг перед другом в остроумных выходках, радостно возбужденные благодаря прелестным подаркам, которыми Вильямс битком набил свой чемодан и карманы широкого сюртука. Люси и Джордж, как старшие, были наиболее щедро оделены, как и следовало ожидать, но и младшие дети, которых Вильямс знал только по письмам полковника, не были им забыты. Люси получила от своего крестного отца две прекрасные книги, интересные и в то же время поучительные, с массой гравюр и, кроме того, кусок лионского шелка на платье и накидку с капюшоном и рукавами, чтобы одевать в сырые и свежие вечера, девочка была на седьмом небе от радости и не знала, как и благодарить своего крестного отца за такой приятный сюрприз. Но самым счастливым и гордым своим подарком был, без сомнения, Джордж, так как Вильямс, давно зная его мужественный и буйный характер, привез ящик, обшитый русской кожей и содержащий превосходный карабин. Подарок этот пришелся как нельзя более кстати и невозможно было бы придумать чего-нибудь более подходящего. С семилетнего возраста мальчик брал правильные уроки гимнастики, верховой езды и фехтования у Леона Маркэ — лучшего учителя, какого только можно было бы достать; и Джордж, который очень любил эти физические упражнения, делал в них быстрые успехи. А за последние два года, когда Джемс тоже стал принимать участие в этих уроках, Джордж сделался, так сказать, учителем своего брата, так что к двенадцати годам он удивительно развился физически: высокий, стройный, красиво сложенный, он казался по крайней мере на три года старше своего настоящего возраста.

Но кроме этих физических упражнений, Джордж, как и его брат и сестры, должен был серьезно заниматься иностранными языками, науками, музыкой и рисованием. Специально для этого полковник пригласил учителя и гувернантку, которые под его неусыпным руководством, должны были научить детей всему, что им следовало знать, чтобы занять впоследствии почетное место в обществе, в котором им предстояло жить.

Итак, подарок Вильямса доставил Джорджу величайшую радость. Ужин прошел очень весело, и вечер был чудесный.

Около десяти часов вечера полковник захотел сам проводить своего друга в назначенную для него и роскошно меблированную комнату. Попрощавшись уже и пожелав спокойной ночи, полковник вдруг остановился в дверях и сказал с чувством:

— Ты устал?

— Я! Ни капли! Я проехал сегодня всего несколько миль. Прошлую ночь я провел на плантации у Рукета, на берегу притока Красной реки.

— Знаю, это в трех или четырех милях отсюда!

— Вот именно. Эти Рукеты — милейшие люди. Они ухаживали за мной, как за каким-нибудь принцем, и сегодня утром не хотели меня отпускать.

— Узнаю этих гостеприимных людей! — сказал полковник. — Но, конечно, ты желаешь теперь спать?

— Честное слово, нет! Уверяю тебя, что я привык ложиться очень поздно. В Новом Орлеане, как ты помнишь, разумеется, живут скорее ночью, чем днем.

— Это верно.

— Так что, откровенно говоря, я нахожу тот час, когда вы ложитесь спать, немного ранним.

— И что же из этого следует?

— Что я не усну раньше часу или двух.

— Я понимаю тебя. Не стесняйся со мной, милый друг. Мы расходимся рано ради детей, которым надо ложиться вовремя. Ведь дети, ты знаешь, требуют продолжительного сна; но я и мой помощник, Леон Маркэ, ложимся позже.

— Прекрасный человек этот Маркэ! — заметил Вильямс.

— И испытанной верности! — прибавил полковник. — Это чистый клад для меня. В былое время он служил лейтенантом под моим началом. Я был очень счастлив, что нашел его и взял к себе.

— Да, он, по-видимому, очень предан тебе.

— Он готов для меня в огонь и в воду. Я уж и счет потерял всем случаям, когда он мне спас жизнь.

— О-о!

— Верно, мой друг. И вот, по вечерам, когда все в доме улягутся спать, мы с ним проводим чудесные часы вдвоем за стаканом грога, покуривая сигары и трубки и болтая о прошлом, что всегда имеет столько прелести для старого солдата.

— Но это просто восхитительно! — воскликнул Вильямс.

— Прибавь к этому, — заметил полковник, — что ночи в этих местах удивительно хороши, небо усыпано звездами, а воздух напоен ароматом; все время слышишь какие-то таинственные звуки, глухие и гремящие, неизвестно от чего происходящие и которые кажутся могучим дыханием заснувшей природы.

— И ты, неблагодарный друг, — вскричал Вильямс, — вместо того, чтобы предложить мне принять участие во всех этих прелестях, которыми я не могу наслаждаться в городе, невозмутимо пожелал мне спокойной ночи и оставил меня на произвол судьбы! О, это дурно, Лионель, это поистине преступление и оскорбление дружбы!

— Ты прав, — улыбнулся полковник. — Но я думал, что ты устал. Ведь вы, городские жители, не приспособлены к жизни на плантациях и не закалили себя на открытом воздухе; довольно какого-нибудь пустяка, чтобы вы раскисли и расхворались. Как же я мог решиться?..

— Та-та-та, твои слова не имеют ни малейшего смысла, и твой предлог никуда не годится. Просто ты эгоист и хочешь захватить все только себе самому. Подумай, мой друг, что, оказывая мне гостеприимство, ты тем самым налагаешь на себя обязанность заботиться о моем счастье и развлечениях во все время, что я пробуду у тебя.

— Это справедливо, и я сделаю в этом отношении все, что только будет в моих силах.

— Я буду безжалостен и не уступлю своего права ни на йоту, так и знай наперед. И, для начала, я требую, чтобы меня не оставили одного, точно старого беззубого льва, а позволили мне провести славный вечерок, или, вернее, ночь, в обществе твоем и этого милейшего Леона Маркэ, которого я уже полюбил до безумия, даром, что почти не знаю его; но последнее обстоятельство нисколько не беспокоит меня, так как мы познакомимся еще.

— Ну раз уж ты так сильно желаешь этого, иди за мной!

— В добрый час! Я буду следовать за тобой по пятам.

Они вышли из комнаты и направились прямо в помещение управляющего, которое было в конце коридора.

Леон Маркэ ожидал их прихода с нетерпением.

Полковник сиял от удовольствия: он заставил своего друга самого напроситься на то, чтобы быть членом их интимных собраний, чего он сам сильно желал. Действительно, Вильямс Гранмезон был умным человеком, и его мнение в таком серьезном деле, как обсуждение мер, которые следовало принять при настоящих обстоятельствах, могло иметь большое значение.

Полковник и его друг вошли в гостиную, очень скромно, но уютно меблированную. Три больших окна выходили на просторный балкон, где стоял стол, на котором было расставлено несколько бутылок разной формы, сахарница, стаканы, графины с замороженной водой и ящики с сигарами. Синее небо усеяно бесчисленными яркими звездами, которые сверкали, как бриллианты. Луна щедро изливала на землю бледный меланхолический свет своих молочно-голубых лучей. Мошки кружились, резвясь, в легком тумане, окутывавшем землю, который постепенно становился все светлее и прозрачнее, пока воздух не сделался так чист, что можно было окинуть взором далекий горизонт. Глубокая тишина царила в этой чудной задремавшей природе, которая, казалось, только что вышла из рук Творца.