— Ну, что мы теперь станем делать? — спросил Джордж, важно потирая лоб.
— Я думаю, — сказала Люси, — что было бы важно наблюдать за тем, что делается вокруг дома, чтобы вовремя узнать о приближении неприятелей, которые, наверное, явятся сюда.
— Хочешь, я обойду вокруг дома? — храбро предложил Джордж.
— Боже тебя сохрани от этого, — живо вскричала Люси, — это значило бы открыть наше присутствие здесь разбойникам, у которых, наверное, есть шпионы на плантации!
— Что же тогда делать?
— Мне кажется, — тихо проговорил Джемс, — что, спрятавшись на крыше, которая образует род террасы, можно было бы, не подвергаясь опасности и не рискуя быть увиденным, наблюдать за всем, что будет происходить вокруг нас, даже на большом расстоянии от дома.
— А! — вскричал Джордж. — Вот это славная мысль! Как она пришла тебе в голову, братишка?
— Не знаю, да это и не важно; довольно того, чтобы она была хороша.
— Да, это самое главное, — заметила Люси, нежно целуя брата. — Спасибо, Джемс, твоя мысль превосходна, и мы воспользуемся ею. Действительно, это лучшее средство, которое мы можем употребить, чтобы узнавать о ходе событий, не возбуждая подозрений шпионов, которые, без сомнения, бродят вокруг нас.
Двое мальчиков взяли свои ружья и взобрались на крышу с помощью лестницы, а затем ползком пробрались в разные стороны крыши.
Люси, убедившись в том, что братья хорошо разместились на крыше, вернулась в комнаты и на цыпочках прошла в спальню матери, успокоившись в том, что та спала мирным и ровным сном, и, загородив свечку, села в кресло около изголовья дорогой больной.
Глава IX,В КОТОРОЙ ВИЛЬЯМС ГРАНМЕЗОН УЗНАЕТ,ЧТО ЕГО КРЕСТНИЦА ХИТРЕЕ,ЧЕМ ОН ПРЕДПОЛАГАЛ
Прошло не более четверти часа с тех пор, как Люси, побуждаемая любовью к матери, закончила все приготовления — не к защите, — об этом девочка не думала ни минуты, — но к бегству, чтобы избавить свою мать от последствий нападения разбойников на домик, — последствий, которые могли стать непоправимыми, ввиду болезненного состояния здоровья госпожи Курти. Мертвая тишина воцарилась в окрестностях; ночь, освещенная фантастическим светом луны и бледным блеском звезд, была восхитительна. В воздухе, необыкновенно чистом и прозрачном, не слышно было дуновения ветерка.
Пробило полночь на часах, стоявших на подставке из палисандрового дерева в спальне больной. Люси машинально считала удары.
Вдруг раздался глухой шум, похожий на отдаленный удар грома. Девочка вздрогнула и почувствовала, что бледнеет.
— Скваттеры нападают на наших, — прошептала она дрожащим голосом. — Схватка началась. Боже мой! Как-то она кончится?
Но, произнося эти слова, Люси не трусила: она недаром была дочерью солдата и отличалась мужеством и преданностью. Если она дрожала, то не за себя, а за свою мать; достаточно было проследить за направлением ее взгляда, чтобы убедиться в этом.
Удостоверившись, что мирный сон матери не был потревожен глухими раскатами, она поднялась с кресла, осторожно оставила спальню, пробежала остальные комнаты и подошла к лестнице, которая вела на платформу; затем быстро, не переводя дух, стала подниматься по ступенькам. Когда голова ее очутилась на уровне террасы, Люси остановилась и шепотом позвала Джорджа. Мальчик сейчас же подполз к сестре.
— Это ты, Люси? — спросил он тихонько.
— Мне послышался глухой шум; что это значит?
— Это значит, что там бьются. Папа и наши друзья схватились со скваттерами! — отвечал Джордж.
— Боже мой! Бедный папа! — прошептала Люси, складывая руки. — Уверен ли ты, Джордж, что нападение уже началось?
— Конечно. Можно видеть издали, как горят хижины, точно зажженные спички. Сомнения не может быть.
— Увы! Что мы будем делать, Джордж? — вскричала Люси. — И бедная наша мама! Какое печальное пробуждение ждет ее!
— Надо сейчас же разбудить ее! — сказал Джордж.
— Не будем торопиться, — живо проговорил Джемс, который подошел к ним, услышав голос сестры. — Пока еще нам не угрожает никакая опасность. Сражение далеко от нас. Мы же со своей стороны совершенно приготовились, так что достаточно будет нескольких минут, чтобы убежать от разбойников.
— Да, — заметила решительно Люси, — не будем поддаваться страху, пока опасность далеко от нас. Джемс прав, мы здесь хорошо спрятаны от врагов. Кто знает, быть может, наше присутствие здесь и не будет вовсе открыто?!
— Во всяком случае, — прибавил Джемс, — для чего же будить маму раньше, чем мы не будем уверены, что на нас нападают?
— Ну подождем, я и не желаю ничего другого, — сказал Джордж, — но будем осторожны и не выдадим себя.
— Если мы будем внимательно следить, нам нетрудно будем судить о положении дел и узнать, когда наступит момент для бегства! — заметил Джемс.
— Само собой разумеется, — ответил Джордж, — иди, Люси, вернись к маме, а мы возвратимся опять на наши наблюдательные посты.
— Хорошо, — сказала Люси, — до свидания!
Она скрылась и, ступая легко, как птичка, стала пробираться в спальню матери. Но, не доходя до этой комнаты, она, к своему крайнему удивлению, неожиданно очутилась в гостиной лицом к лицу с Вильямсом. Люси не могла удержать крика удивления.
Вильямс, одетый в свое дорожное платье, спокойно заряжал пистолет; ружье, уже заряженное, лежало на столе.
— А, деточка, куда ты это бежишь? Я думал, что уж ты давно лежишь в постели и спишь!
Люси покачала своей хорошенькой белокурой головкой, улыбнулась милой улыбкой и проговорила с гордостью:
— Я совсем не ложилась и не спала, крестный папа!
— Так, дитя, но бессонные ночи совсем не для таких маленьких девочек, как ты. Поверь мне и лучше отправляйся спать.
— Крестный папа, — сказала Люси, не отвечая на слова Вильямса, — позвольте мне потушить эту лампу, которую вы зажгли: свет так легко увидеть с дороги. Хотя ставни и закрыты, но достаточно одного лучика, чтобы наше убежище было открыто шпионами скваттеров!
— Честное слово, это верно! — вскричал Вильямс, ударяя себя но лбу. — Но если я потушу лампу, то как же мы будем видеть в темноте?
— Не беспокойся об этом, крестный папа, — сказала девочка, решительно потушив лампу, — с нас будет довольно и моего фонаря.
— Как хочешь, Люси; знаешь, я и не знал, что ты такая осторожная, и искренно выражаю тебе свое приятное удивление по этому поводу.
— О, крестный папа! — сказала грустно Люси. — При тех условиях, в которых мы живем, дети сами учатся рассуждать и поневоле становятся благоразумными, так как этому учат их постоянные опасности.
— Это верно, совершенно верно, — пробормотал Вильямс, качая головой. — Какое печальное существование для бедных детей! Постоянно бояться чего-нибудь, жить под вечным страхом! Это даже не значит жить!
Спохватившись, он проговорил громко:
— Ты, конечно, знаешь, что на плантацию напали разбойники?
— Да, крестный папа.
— И ты не трусишь?
— О, да, очень. Я боюсь за маму, которая так больна!
— И то правда. Лучше ли ей?
— Да, ей нужен только отдых и спокойствие. К несчастью, я боюсь, как бы скваттеры не открыли, где мы скрываемся.
— Этого, конечно, можно опасаться. Что нам тогда делать? Вот вопрос, на который, я думаю, довольно трудно ответить.
— Почему же трудно, крестный папа? — спросила с любопытством Люси.
— По многим причинам, деточка!
— Ну, разберем эти причины, мой добрый крестный папочка! Скажите мне хоть некоторые из них, пожалуйста, я так хочу их знать!
— Ну, ничего не поделаешь, приходится тебе уступить.
— Как и всегда, папочка. Я слушаю!
— Во-первых, я боюсь напугать тебя своими словами.
— Будьте спокойны, меня не легко напугать.
— Представь только, что разбойники открыли этот уединенный домик и начинают его атаковать.
— Одно неизбежно вытекает из другого.
— Что нам остается тогда делать? Каковы наши средства защиты против разбойников? Мои два негра да я — вот и весь отряд, и я подозреваю к тому же, что мои негры отчаянные трусы.
— Я уверена даже в этом, крестный!
— Надо будет постараться как можно скорее спастись бегством, но я не знаю еще, удастся ли это.
— Почему же нет?
— Очень просто, дорогая, потому что твоя мать больна и не может стоять на ногах, а тем более идти в течение нескольких часов. И это еще не все: три или четыре негритянки твоей матери совсем обезумели от страха и не способны помогать нам во время бегства. Наконец, твоя сестра и братья только затруднят наше бегство, потому что не могут перенести утомительной дороги.
— Так вы думаете, крестный…
— Я думаю, что в том положении, в котором мы находимся, самое лучше, что мы можем сделать, — это довериться разбойникам; ведь все-таки это белые как никак, быть может, они еще и не убьют нас.
— Может быть, крестный папа!
— Я знаю, что нельзя быть уверенным в этом! — живо вскричал Вильямс. — Вот почему и дрожу — не за себя, дорогая моя девочка, но за вас, за твою мать, твою сестру, братьев и тебя. Пусть меня убивают — я уже стар, и смерть может явиться ко мне, когда ей угодно, — она не испугает меня.
— А что, мой крестный папа, — произнесла Люся с загадочной улыбкой, — что, если бы у нас была возможность бежать?..
— Я бы не колеблясь воспользовался этой возможностью.
— Правда?
— Черт возьми! Надо быть дураком, чтобы не испытать средства спастись! Но ты понимаешь, что эти средства должны быть верными.
— Я и говорю о таких.
— Но я безумец! Я брежу и ты тоже, деточка! Ведь мы сидим в капкане, из которого нам не удастся выкарабкаться. Надо смириться с этим положением. Это несчастье, я и сам это отлично знаю, но что же делать, если иначе поступить невозможно; лучше уж сейчас же сдаться, это будет самое благоразумное!
— Я не согласна с вами, крестный.
— Да, в самом деле?
— Совсем не согласна.
— А все-таки тебе придется уступить, бедное дитя; я знаю, что ты мужественная девочка и с силой воли, но…