Около десяти минут ушло на обычные женские приветствия, расспросы о друзьях и родственниках (хотя сейчас о некоторых персонах дипломатично умолчали), восхваление наряда подруги и критику собственного.
— У меня… — наконец проговорила мисс Болд, — есть для тебя сюрприз.
Я не мог ее видеть, но уверен, что в этот момент она наклонилась вперед, чтобы коснуться колена Оливии.
— Ты спрашивала Софи Сингер, не знает ли она Эм Лорн, жену священника из методистской общины Испытанной веры, что в Милтоне.
Тетя, должно быть, кивнула.
— Ну, Софи с ней не знакома… в отличие от меня. В субботу я побывала на июльском пикнике, который устраивает эта община.
— Элеонора, не может быть!
— Да, все так и есть. Софи упомянула о разговоре с тобой, и я сделала зарубку на память — ну, ты знаешь, как это бывает. А потом Дик Портер спросил, не хочу ли я пойти на пикник, потому что он-то обязан. Из-за матери. Я знаю, он думал, что я откажусь — я ненавижу церковные собрания и к тому же никого там не знаю, — поэтому, когда я сказала, что пойду с удовольствием, он чуть в обморок не упал, и теперь думает, что я в него влюблена.
— Элеонора, ты шалунья! Как же я скучала по тебе этим летом.
— Итак, мы отправились на пикник, и все оказалось именно так ужасно, как я ожидала, а то и хуже. Гости пили лимонад и играли в подковы, Дик подбирал мои — каждый раз, благослови его господь, — и вытирал носовым платком; так или иначе, там была Эм Лорн, и прошу заметить, я с ней была весьма очаровательна и чрезвычайно мила. К тому моменту, когда комары прогнали нас прочь — комары все до единого баптисты, — я так ее накрутила, что она наверняка всю ночь не спала, мечтая о том, как бы поскорее показать вам с мистером Макафи эту штуковину.
— Она знает, зачем мы хотим прийти?
— Да, и она готова продать китайское яйцо, если ей предложат хорошую цену. Перед тем как Дик Портер повез меня домой, мы уже обсуждали, что она сможет купить на вырученные деньги.
Последовала пауза; затем я услышал, как тетя спросила:
— И что именно?
— О, много чего; швейную машинку, помимо прочего. Она хочет новую — много шьет для миссионеров.
— Элеонора!
— Но я еще не сказала самого главного: тебе не придется платить; мистер Макафи купит китайское яйцо и подарит тебе на день рождения. Он так сказал.
— И ты сама это слышала?
— Он иногда приходит к нам с папулей в гости, знаешь ли. Поужинать, поиграть с папулей в шахматы и поболтать о Диккенсе и Энтони Троллопе. В последний раз за ужином — помню, Клара только что подала сладкий картофель — он упомянул яйцо, и мой отец сказал: «О да, знаменитое яйцо; Элеонора слышала о нем от Софи Сингер», и он — я имею в виду мистера Макафи — посмотрел прямо на меня и заявил, что собирается купить его и подарить Оливии Вир. На твой день рождения.
Еще одна пауза. Затем:
— Пожалуйста, скажи мистеру Макафи… я имею в виду… ну, понимаешь…
— Просто намекнуть, — услужливо подсказала Элеонора.
— Да, верно. Просто намекни, что я хочу яйцо на его день рождения.
— Ви! Ты же не всерьез.
— Скажи ему. Когда он заявил, что хочет добыть яйцо для меня?
— Я же сказала тебе, мы просто…
— Я не об этом; в какой день недели?
— В четверг.
— Мы поедем к Лорнам в воскресенье. На этой неделе он снова придет к вам? Ну, тогда скажи ему, если получится.
— Ви, я думала, оно тебе необходимо.
— Так и есть. Он хотел, чтобы ты передала эти слова мне — ты сама упомянула, что он смотрел прямо на тебя.
— Но…
— Мой день рождения только в ноябре, он это знает и в прошлый раз подарил мне брошь. Разве ты не видишь, что он задумал? Я позволю ему купить китайское яйцо, и не надо будет раскошеливаться, потому что я не стану торговаться. Потом, когда придет время отдать яйцо мне, он запросто подсунет что-то другое, вдвое дороже, и придется смириться; после чего он заявит, что я должна выйти за него замуж, чтобы получить эту штуковину — я буквально слышу, как он это говорит. Джимми — весьма проницательный делец.
— Я решительно не понимаю, что хорошего в том, чтобы купить китайское яйцо и отдать ему. Кстати, когда у него день рождения?
— В следующем месяце, третьего августа. Не глупи, Элеонора.
— Так ты не собираешься его покупать?
— Конечно, нет. Но если Джимми решит, что я на самом деле хотела купить яйцо ему в подарок, причем была готова заплатить не скупясь, ему придется отдать его мне — разве ты не понимаешь? Он увидит, как сильно я этого хочу, и, кроме того, будет нелегко подарить мне что-то более дорогостоящее.
Последовала еще одна пауза, во время которой я услышал, как кто-то наливает чай; нежный плеск и позвякивание фарфора были единственными звуками на фоне моего собственного дыхания и вздохов ветра в листве огромных вязов снаружи. Я рискнул выглянуть из-за угла возле самого пола и увидел тетю Оливию как раз в тот момент, когда та ставила на стол завернутый в полотенце чайник.
— Как вкусно, — сказала Элеонора Болд. — Что это?
Тут я опять спрятался.
— Улун с Формозы, — ответила тетя. — Мне нужны деньги. В пятницу сниму немного со счета. Потом зайду в магазин и скажу Джимми, что только пришла из банка.
На следующий день, в среду, мою тетю навестил Стюарт Блейн. Иногда я спрашивал себя, был ли он на самом деле богатейшим из ее воздыхателей (того периода), или его аристократический облик всего лишь создавал такое впечатление — как, например, небрежный вид профессора Пикока и его приезды поездом (в Кассионсвилле он пользовался только арендованными машинами, хотя имел собственный автомобиль, как я узнал много позже) создавали впечатление академической бедности.
Машина у мистера Блейна была британская, и он обращался с ней — по крайней мере, так казалось, — как с лошадью. Не тянул руль назад (иногда пожилые фермеры так делали, вынуждая свои «модели Т»37 сбавить скорость), когда машина ехала слишком быстро, и не держал ее в сарае, из-за чего на сиденьях вечно оказывались частицы сена; он просто разговаривал с ней — тихо, по-джентльменски, краем рта, словно уговаривая перепрыгнуть через забор. Рулевое колесо, изготовленное целиком из красивейшего дерева, без железных или латунных частей, располагалось с непривычной стороны, а приборную панель покрывала юфть.
Думая про юфть, я вспоминаю ее аромат, щекотавший ноздри, когда я сидел между мистером Блейном и тетей Оливией и протягивал руку, чтобы погладить кожу кончиками пальцев; в это же самое время рычаг переключения передач бился мне в коленки. Я это помню, но не знаю, почему решил написать о Блейне именно сейчас — впрочем, он был одним из трех мужчин, которые в то время посещали мою тетю, так что умолчать о нем означало бы рассказать только часть истории.
Он был богат — сдается мне, богаче мистера Макафи — и, как большинство состоятельных людей, не мог похвастать какими-то особенными личностными качествами; деньги в его случае взяли на себя задачу самовыражения, с которой у тех, кто победнее, справляется характер; потому мы запоминаем одного человека как остроумного, другого — как доброго, а третьего — возможно, как спортивного или, по крайней мере, энергичного или красивого. Те, кто встречался с Блейном, запоминали, что он денежный мешок. Скорее высокий, чем низкий, но не слишком высокий; с лицом довольно длинным, но не как у Линкольна. Волосы тусклого желтовато-каштанового оттенка, который еще называют песочным. Его состояние хранилось в банке Кассионсвилла и Канакесси-Вэлли — собственно, оно и было банком, унаследованным от отца вместе с дюжиной ферм.
В тот вечер мы отправились к нему домой, что было смелым поступком для моей тети, с учетом правил, существовавших в то время и в том месте, пусть даже я ее сопровождал, а экономка и кухарка Блейна должны были присутствовать. Я навсегда запомнил жилище Блейна как дом с претензиями, хотя он оказался намного меньше, чем тот особняк, который я построил для себя. Претензии выражались в том, что у дома был округлый портик с колоннами вместо крыльца, а стены выкрасили в белый цвет, который придавал им сходство с мраморными. Когда мы подъехали, то оказалось, что у входа ждет Пирогги, управляющий банком; я заметил, что Блейн ему не обрадовался, хотя вежливо представил моей тете, та же улыбнулась и ответила, что она и мистер Пирогги уже встречались.
Мистер Пирогги сообщил:
— Мисс Вир — наша верная клиентка.
— На самом деле ситуация довольно неловкая, — проговорил Блейн. — Сами видите, у меня гости.
Мистер Пирогги заверил, что с радостью вернется завтра.
— Не хочу ждать вас завтра. Помню, что велел вам прийти сегодня вечером, но я думал, вы объявитесь гораздо раньше.
— Потребовалось немало усилий, чтобы собрать все необходимое, — сказал мистер Пирогги. — Харпер и Дойл задержались, чтобы помочь мне с этим.
— Вот что значит полагаться на подчиненных, — пожаловался мистер Блейн моей тете. — Я попросил несколько цифр и думал, что разберусь со всем до того, как поеду за тобой. Когда Пирогги не пришел, я предположил, что он забыл или упал в яму, или что-то в этом духе. И вот он здесь со своим портфелем — хотя я не понимаю, почему Пирогги ходит с портфелем, он же не адвокат, — набитым арифметикой, способной вызвать у меня приступ мигрени продолжительностью в целую неделю. До чего неподходящий момент!
— Не переживай, Стюарт, — сказала тетя. — Мы с Деном можем без труда развлекаться часок-другой. Я покажу ему твою библиотеку — он без ума от книг — и твой стереоптикон38.
— Что за ерунда — вы мои гости, и я не собираюсь заставлять вас ждать. Все равно Пирогги на ужин останется. С его бумагами я разберусь потом.
Моя тетя хихикнула, услышав про «Пирогги на ужин», но сам Пирогги сказал:
— Не стоит, мистер Блейн; жена ждет меня к ужину дома.
— Не говорите ерунды. — Мистер Блейн вытащил часы — такие тоненькие, что мне они показались вовсе не настоящими часами, а пластинкой из блестящего металла; возможно, крышкой от старых часов, которую о