— Пошла за зонтиком — он нам не нужен, и она промокнет. Джимми, не хочешь пробежаться?
Мистер Макафи распахнул дверь и выскочил наружу. Я последовал за ним и за три прыжка, которые мне потребовались, чтобы добраться до двери, промок так, словно упал в реку.
— Не мешай Ви, — сказал мистер Макафи и отвел меня в сторону. Моя тетя, конечно, тоже промокла, и мы все трое стояли в дверях и смеялись над этим, когда женщина в ситцевом платье и маленькая девочка вернулись с зонтиком, похожим на черную птицу, и огромным старым дождевиком, из тех, что предпочитают фермеры.
— Я Эм Лорн, — представилась женщина. — Полагаю, вы подруга Элеоноры, Оливия Вир?
Тетя сказала, что да, и представила нас с мистером Макафи.
— Что ж, я рада, что вы привели мальчика, — сказала женщина в ситцевом платье. — Дороги вновь станут пригодны для автомобиля никак не раньше завтрашнего полудня; вам придется остаться у нас на ночь, и вы бы тревожились, будь он дома один. А где же его мать и отец?
— В Европе, — ответила тетя. — Видимо, сейчас они в Италии, если придерживаются маршрута — я не получала от них открыток после Парижа.
— Я там никогда не была. Знаете, наша семья очень много путешествовала, и я столько слышала про все эти места, что иной раз кажется — повидала их воочию; но стоит призадуматься, вспоминаю, что нет. Я хотела бы когда-нибудь туда поехать, и Карл тоже. Он пытался уговорить кого-нибудь вложить немного денег в дело Божье, чтобы поехать миссионером в чужие края, но до сих пор мы не нашли никого, кто бы согласился.
— Я-то думала, вам не захочется покидать эту прекрасную ферму, — заметила тетя.
— Ну, полагаю, никому не нравится покидать родной дом, но лет через пятьдесят он будет выглядеть примерно так же, как сейчас, а мы его уже весь повидали. — Эм Лорн указала на заднюю часть дома (куда вел темный и узкий коридор). — Невежливо тащить вашу компанию на кухню, однако там стоит плита, и вы сможете немного просохнуть. Марджи, ты поставила чайник, как я просила?
Девочка не ответила — она уже вприпрыжку бежала по коридору впереди нас, — и я вдруг понял, с тем потрясением, который испытывают дети, когда получают некоторое представление о чувствах, отличных от собственных, что наш приезд (автомобиль, незнакомцы, моя тетя в красивой одежде — и даже я, новый товарищ по играм) были для этой маленькой девочки пугающим и в то же время волнующим опытом.
— Есть пончики, — сказала миссис Лорн. — Сегодня после церкви я испекла пончики.
Я чувствовал их запах, свежий, пряный запах, борющийся с затхлым воздухом коридора. Я промок и уже очень хорошо понимал, что фермерскому дому Лорнов (как и дому моего деда по материнской линии, о котором я уже почти забыл к тому моменту) недоставало обитающей в подвале угольной печи, раскинувшей повсюду осьминожьи щупальца труб, ее мой отец установил в доме бабушки, когда я был слишком мал, чтобы это помнить.
— И мы можем выпить чаю, — продолжила миссис Лорн позади меня. — Мы, Мерчисоны, переняли привычку пить чай в Китае и никогда ей не изменяли — так говорила моя мать. Я Мерчисон и по материнской линии, и по отцовской; они были троюродными братом и сестрой и могли жениться в соответствии с установленными правилами. Посмотрите на эту фотографию. — (Я почувствовал, что она остановила мою тетю и мистера Макафи, и тоже остановился, оглянулся, чтобы понять, в чем дело.) — Это самая старая церковь Кардиффского братства, которая когда-либо была в Китае, а на другой стороне улицы — магазин с карточкой с надписью на китайском в витрине. В магазине раньше продавали опиум, так рассказывала моя бабушка. Мой дед Эли Мерчисон был основателем и первым пастором этой церкви. Его нет на фотографии, потому что он снимал. Я сама родилась и выросла в Кардиффском братстве, но теперь хожу в общину Испытанной веры, потому что Карл там служит; но они не проявляют щедрости, посылая миссионеров во славу Божию к язычникам, как это заведено у Кардиффского братства.
— Прекрасная китайская уличная сцена — посмотри на торговца с тележкой, Джимми, — сказала тетя. — Держу пари, это корень женьшеня. А старуха-то какая!
Девочка манила меня из кухни; я оставил взрослых и присоединился к ней перед огромной чугунной плитой.
— Есть пахта, — сообщила она, — если вдруг ты не хочешь чаю.
Я впервые услышал ее голос и с удивлением обнаружил, что она не была застенчивой. Ее волосы были почти такими же темными, как у тети Оливии, но лицо выглядело очень бледным. Дома мне никогда не разрешали пить чай, но я пил его регулярно с тех пор, как приехал погостить к тете.
— Чай годится, — сказал я с видом знатока и прибавил: — Люблю побольше сахара.
— Для гостей есть белый сахар, — сообщила девочка. — А мы используем древесный.
Я сказал, что мне тоже больше нравится сахар из дерева гикори.
— Тогда поставлю-ка я чайник завариваться. Они там еще долго будут разговаривать.
Я кивнул, и девочка — довольно грациозно и буднично, словно матрона, берущая пепельницу с каминной полки — взобралась на кухонный стол своей матери, чтобы снять приземистый китайский чайник с высокой полки.
— Мы не используем заварочное ситечко, — объяснила она. — Папа как-то привез одно из города, а мама сказала, что оно испортило вкус, так я выбросила его. А оно было из настоящей меди. — Она насыпала ложку черного чая в заварочный чайник и добавила кипятка из обычного на плите. — Теперь все будет готово, когда они придут. Подожди минутку, я принесу чашки.
Я заметил, что чайник разрисован сотнями крошечных лиц в оранжевом и черном цвете; не сомневаясь, что он привлечет внимание тети, я с интересом его изучил, готовый указать на эту диковинку, как только Оливия войдет в комнату, чтобы предъявить полноправные претензии на славу, которая справедливо полагается первооткрывателю.
— Он не подходит к чашкам, — сказала девочка, — он очень старый. Меня зовут Марджи.
Я пробормотал, что меня зовут Ден, и указал на одно из лиц.
— Оно улыбается.
— Чайник был весь белый, когда его сделали, — начала рассказывать Марджи, — и всякий раз, когда тот, кому он принадлежит, умирает, на нем появляется его лицо. Моя тетя Сара владела им до мамы — хочешь ее увидеть?
Конечно, я сказал, что хочу — и она указала на крошечное, довольно мрачное (и, как мне показалось, довольно восточное) лицо на конце носика.
— Сначала все было белым, и первые лица появились возле ножки — видишь? Это самые старые. Потом они начали возникать вот здесь, на основной части, и теперь места почти не осталось; когда оно совсем закончится, чайник разобьется.
С порога тетя Оливия сказала:
— А это ваша кухня, миссис Лорн! Как восхитительно — я всегда обожала деревенские кухни. Держу пари, у вас где-то припрятаны бесчисленные полки с консервами и домашними соленьями.
— Мы, методисты из общины Испытанной веры, воздерживаемся от азартных игр, — сказала миссис Лорн с улыбкой. — Да и Кардиффское братство тоже, что для меня очень выгодно, поскольку вы совершенно правы. Я вас угощу домашним кукурузным релишем из своих заготовок. Любите кукурузный релиш?
— Обожаю! — воскликнул мистер Макафи. Возможно, он почувствовал, что тетя слишком успешно льстит миссис Лорн, и хотел наверстать упущенное.
Миссис Лорн с улыбкой повернулась к нему.
— Знаете, — проговорила она, — очень странно видеть вас в моем доме вот так, мистер Макафи. Я отовариваюсь в вашем магазине — мы делаем это уже много лет, и мы с Карлом ездим в город примерно раз в месяц, не считая времени сразу же после Рождества, когда погода обычно по-настоящему портится, — и я вижу, как вы там расхаживаете, и у вас всегда цветок в петлице, прямо как сейчас.
— Я тоже вас помню, миссис Лорн, — сказал мистер Макафи. — Мне потребовалось некоторое время, чтобы сопоставить упомянутое мисс Вир имя с вами и вашим супругом, но мы следим за нашими хорошими клиентами. Мы продали вам стиральную машину «Мэйтег» два года назад — надеюсь, все в порядке?
— Приходится просить Карла завести двигатель, — призналась миссис Лорн, — но в остальном хлопот нет, и с нею намного проще, чем использовать доску, уж поверьте мне. Маргарет, чай еще не заварился?
— Они прекрасно подходят для фермерских семей, — сказал мистер Макафи моей тете Оливии. — Я хотел бы, чтобы кто-нибудь сделал бензиновый двигатель для автомобиля, который работал бы так же хорошо, как те, которые ставят в эти стиральные машины.
— Если бы ты продавал машины, Джимми, — заметила тетя, — так бы и получилось.
— Вот, мисс Вир, позвольте угостить вас чаем. Марджи, достань хороший сахар. Мне придется извиниться перед вами, если вы ожидаете большого ужина; обед — наша главная трапеза, и я накрываю на стол — по воскресеньям — как только мы возвращаемся из церкви. Естественно, на службу у нас уходит больше времени, чем у некоторых, потому что Карлу приходится пожимать всем руки и беседовать, а затем запирать двери, когда прихожане уйдут. Когда мы возвращаемся домой, он выходит на минутку, чтобы присмотреть за скотом, а потом уж мы садимся поесть.
— Я предпочитаю легкий ужин, миссис Лорн, а Джимми пусть помучается. Но я надеюсь, ваш супруг не попал под этот дождь.
— О, Карл выберется из любой передряги — он отправился на южное пастбище; неподалеку есть сарай для хранения табака, и я полагаю, именно там он и укрылся от грозы. Мы оба не курим — церковь возражает, — но выращивать табак не запрещено, пусть это и истощает почву.
Я попросил пончик, и у него оказалась восхитительная корочка, твердая и масляная. Под столом Марджи протянула мне шершавый и липкий комочек сахара, который я незаметно бросил в чай, и тот на вкус стал как амброзия.
— Если не возражаете, дорогие гости, — тем временем говорила миссис Лорн, — я бы хотела немного повременить с едой — Карл может вернуться домой, пусть даже наперекор дождю. Тебе нравятся пончики, дитя мое?
Я энергично кивнул, и она добавила:
— Я положила в них пчелиный мед.