В спальне наверху Стюарт Блейн восседал в инвалидном кресле. Он больше не брился — чтобы скрыть, как он объяснил мне позже, оставшийся после операции шрам на горле, — и, возможно, именно его борода, а также гордые, холодные глаза заставили меня подумать о безумном короле, о Лире, повелевающем стаей грачей на продуваемой ветрами пустоши.
— Значит, ты племянник Ви, — проговорил он. — Я помню тебя, если ты тот самый. Подожди минутку… как же тебя звали… — (Разумеется, имя было на моей визитной карточке.) — Джимми? Я подкупал тебя, чтобы ты отправлялся спать, а я мог посидеть с твоей тетей в кресле-качалке. Помнишь?
Я не помнил — и не сомневаюсь, что этого никогда не было.
— Чем могу быть полезен?
Я сказал ему, что, насколько мне известно, у него есть экземпляр «Любвеобильного легиста» и что я сам коллекционер и хотел бы увидеть книгу.
— Конечно. Нет проблем. А я-то думал, я единственный серьезный коллекционер в городе. Вы даете объявление в «Букинисте и антикваре», мистер Вир? Кажется, я не замечал там вашей фамилии.
— Боюсь, у меня нет средств, чтобы действовать в таких масштабах, мистер Блейн.
— Что ж, очень жаль. Семейное состояние пропало, верно? Вы бы подумали, мистер Вир, увидев маленький дом, старика в халате и единственную служанку, что я теперь богаче, чем когда-либо?
— Про вас всегда говорили, что вы чрезвычайно проницательный бизнесмен.
— На самом деле это неправда. Я дилетант — и был дилетантом всю жизнь.
Он поднял голову и посмотрел в окно, словно призывая солнце в свидетели своих слов. Я никогда так отчетливо не осознавал, что под человеческим лицом скрывается череп, как в тот момент с Блейном. Во времена моего детства он был на свой лад красивым, но теперь его длинная челюсть представала не более чем костяной дугой, торчащей из основания чаши краниума. Эта дуга была подвижна, но шевелиться ей осталось недолго.
— Депрессия обогатила нас, как и почти каждый банк, который не обанкротился. Мы не обанкротились, хотя пришлось дважды запирать двери. Мы скупали фермы за бесценок, собирали их, где только могли. Плодородная земля. Конечно, тогда для нее не было рынка сбыта. Другие банки сходили с ума, пытаясь продать то, что у них было. Продавали по любой цене. Мы держались за свои участки, говорили бывшим владельцам, что нам их жаль, что мы позволим им не уезжать, продолжить трудиться на прежнем месте; мы возьмем только половину, и еще намекали, что, возможно, в конце концов они смогут накопить достаточно, чтобы выкупить эти земли обратно. Некоторые переехали, и мы отдали их землю другим — чтобы было с чем работать, понимаете. А продажей их продукции занялись сами. Банк, представляющий пятьдесят ферм, на многое способен в плане цен. Потом на рынке появился этот производитель сока, и вырос спрос на картофель. У нас тут славный край для выращивания картофеля, Джимми. Не такой, как округ Арустук, штат Мэн,65 но все равно славный, и расходы на перевозку были нулевые — мы заставили фермеров тащить урожай на завод в своих собственных грузовиках и фургонах. Большинству приходилось ездить меньше двадцати миль. Когда я ухаживал за твоей тетей, у меня был большой дом — помнишь?
Я кивнул.
— Ви была единственной женщиной, которую я когда-либо просил выйти за меня замуж, единственной женщиной, на которой я хотел жениться. Хорошенькая, как картинка, и проницательная — хотя, насколько помню, большая часть ваших семейных денег досталась твоему отцу. Но однажды Роско Макафи взял над ней верх. Помнишь? Это было связано со страусиным яйцом из Индии, сплошь расписанным картинками, как иллюстрированная брошюра на библейскую тематику. Они оба хотели его заполучить, но Роско заставил Ви подарить яйцо ему на Рождество. Я был там — это случилось на одной из рождественских вечеринок, которые судья Болд устраивал до Сухого закона. Ви отдала яйцо, как будто это было последнее ручное зеркальце во всем доме; вероятно, Роско предполагал, что она выйдет за него замуж, лишь бы вернуть эту штуковину, но Ви перевела стрелки на Джулиуса Смарта, когда тот начал здесь работать следующей весной, и Роско ее больше не видел. В те дни я думал, что обязан производить впечатление на людей. Наверное, так думал и мой отец, когда строил особняк. Кроме того, человеку, который содержит карету, как я в молодости, необходим простор — карета занимает больше места и стоит дороже, чем три автомобиля. Когда наступила Великая депрессия, внезапно оказалось, что банкиру лучше не выглядеть так, будто у него есть деньги. Я сбыл особняк компании по продаже недвижимости, которую контролировал банк. — Он рассмеялся. — Отпустил всех, кроме домработницы, миссис Перкинс, и выяснил, что таким образом можно немало сэкономить.
Руками, похожими на клешни, Стюарт Блейн развернул инвалидное кресло к окну.
— Не спрашивай, для чего я копил; ты не поймешь, раз уж все деньги Виров пропали. У капиталов и искусства есть нечто общее. — Он поднял худую руку, словно управляя невидимой марионеткой. — Как будто я руковожу приливом: волна приходит и уходит, никогда не останавливается. Термин «ликвидные активы» очень точный66, но еще надо учитывать, что деньги покоряются гравитации, которую создают люди — люди и компании. Все — и ты, полагаю, тоже — думают, будто я эгоистичен, сижу на деньгах, и все равно время от времени бьюсь за выгодные сделки. Они не понимают, что таков художник во мне; я не могу ударить лицом в грязь. Я для этого слишком стар… Мое состояние отойдет книгам — я уже об этом сказал?
— Нет.
— Я собираюсь пожертвовать библиотеку университету. — Он кашлянул и вытащил из кармана халата большой и грязный носовой платок. — Мои собственные книги не будут выдавать на руки. Только выставлять в читальном зале, чтобы с ними могли консультироваться ученые. Книги — благодарные получатели наследства, Джимми. Я говорю это на случай, если у тебя когда-нибудь появятся средства, которые можно завещать. Дети есть?
Я сказал ему, что никогда не был женат.
— Как и я. Сыновей нет. Когда меня не станет, весь этот город вернется к ирокезам — ты знал об этом? Детерминейшн Блейн купил землю, и она должна была принадлежать ему и его сыновьям до тех пор, пока восходит луна. Тот факт, что сыновей включили в формулировку, показывает, что на самом деле это была аренда на неопределенный срок — и условия сделки должны были оставаться в силе до тех пор, пока не прервется наш род. Но есть вещи и похуже, чем отсутствие сына, Джимми. Ты помнишь историю, которую рассказывал Джулиус? Как он ворвался в лабораторию…
— Это была спальня, — возразил я. — Третья спальня на втором этаже. Лаборатория находилась в главной спальне.
— Я думаю, что знаю лучше, чем ты. Тебе было не больше четырнадцати или пятнадцати, когда Джулиус рассказывал эту историю. — На мгновение на щеках Блейна появились пятна румянца. Я извинился за то, что прервал его. — Он сказал, что вломился туда и нашел искалеченное тело в баке со спиртом. Жена аптекаря, над которой он проводил свои эксперименты… Ты это помнишь? Ты ему поверил?
— Да.
Я не упомянул, что в течение многих лет меня преследовало яркое воспоминание (хотя я никогда этого не видел) о трупе, каким он, должно быть, выглядел в цинковом гробу с открытым верхом, наполненном метанолом, — о мягких тканях и уродливой голове со слепыми глазами, открытым ртом и парящими в жидкости волосами.
— Я часто задавался вопросом, как у него хватило сил, чтобы взломать дверь. Джулиус вел активный образ жизни, но он был совсем не крупным мужчиной.
— Он купил лом, — сказал я. — После смерти мистера Тилли. Помню это совершенно отчетливо — он не смог найти ключ и отправился в хозяйственный магазин.
— Так или иначе, я никогда не верил в существование призрака. Я думаю, эта женщина была жива — она жила одна в той комнате, пока муж не стал ее бояться до такой степени, что упросил Джулиуса остаться с ним. Возможно, ты забыл об этом, но однажды, когда Джулиус шел по дорожке к дому, он увидел, как занавеска в передней спальне дернулась, однако в окне не появилось никакого лица. Такое наводит на мысли о «привидении», верно?
— Полагаю, что да.
Блейн рассмеялся.
— Я сам так делал — до того, как пришлось обзавестись этим креслом, — когда моей экономки не было дома и являлся нежеланный гость. Сейчас уже слишком поздно что-то доказывать, но держу пари, на стене напротив окна было зеркало. Сядь на пол под подоконником и отодвинь занавеску; человек, на которого ты смотришь, не увидит тебя в зеркале, потому что в комнате слишком темно. Держу пари, именно так она и поступила. После смерти мужа она тоже умерла — вероятно, пристрастилась к спирту и утонула в нем.
Я спросил, что случилось с мистером Пирогги.
— А, этот. Сбежал, прихватив двадцать пять тысяч или около того. По-моему, мы слышали, что он уехал в Гватемалу. Он мог бы взять гораздо больше, если бы захотел, но придумал для себя какое-то сложное оправдание. Оставил мне письмо, прямо в ящике для входящей корреспонденции, под какими-то другими бумагами, но я не прочитал — просто взглянул на конверт, понял, что это такое, и вызвал полицию. Наверное, оно все еще где-то хранится. Впрочем, ты же хотел полистать «Любвеобильного легиста»? Полагаю, тебе интересно, где я храню свои книги.
Мне и впрямь было интересно, поскольку в комнате книг было, насколько я мог видеть, всего две: справочник под телефоном на прикроватной тумбочке и записная книжка на смятом покрывале.
— Видишь вон ту дверь? Похоже на дерево, не так ли?
— Да, но не слишком.
— Ее установили, когда я был президентом банка — сейчас я председатель правления. Пожаробезопасное хранилище. Смотри сюда.
Блейн коснулся выключателя под подлокотником своего кресла и покатился вперед, чтобы открыть мне дверь. Комната, в которую он меня завел, была без окон и картин, вдоль стен стояли серые стальные шкафы.