Гошкой очарование?
Впрочем, глупости все это. Всем известно, что я Витьку недолюбливаю, и не нужен он мне совершенно ни сейчас, ни тем более через тридцать лет. Я нахмурилась, строго кашлянула и полистала блокнот:
– Тебе данные по Арефьеву записать?
– А как же. – Напарник подождал, пока я спишу адрес и телефон на бумажку, и спрятал ее в карман. – Одна проблема – как машину делить будем? Сан Сергеич, я давно говорю, вторая машина нужна.
– Нужна, – согласился шеф.
– Ох. – Гошка поднялся со стула и комично пожаловался: – Дальнейшее понятно без слов – машины даром не раздают, посему отправляйся, Георгий Александрович, и зарабатывай денежку.
– Правильно. – Баринов позволил себе легкую улыбку. – Отправляйся, Георгий Александрович, и зарабатывай денежку.
– Уже ушел. Ритка, так и быть, наш единственный «москвич» оставляю тебе, помни мою доброту!
Не дожидаясь благодарности, он испарился. А я обернулась к Нине и протянула ей раскрытый блокнот:
– По Васнецову у нас, кроме фамилии и имени-отчества, почти ничего нет. Немолодой и квартира где-то на Гоголя. Найдешь адрес?
– Нет проблем. Подожди минут десять.
Как ни странно, через десять минут ни адреса, ни телефона я не получила.
– Еще пять минут, – попросила Нина, нервно дергая мышкой.
Я только кивнула – у нашего секретаря-референта явно что-то не ладилось. В таких случаях под руку специалисту лучше не лезть и голос не подавать, поэтому я смирно сидела в сторонке и ждала. Ниночка, на щеках которой появились красные пятна, открывала и закрывала какие-то файлы, вызывала на экран сложные таблицы, что-то сортировала, просматривала какие-то списки… Наконец, почти через полчаса, она откинулась на мягкую спинку стула и громко объявила:
– Сдаюсь!
– В каком смысле? – Баринов вышел в приемную и уставился на Нину.
– С Васнецовым сегодня ничего не получится, – виновато призналась она. – У меня его адреса нет.
– В базе данных нет? В твоей?
– В моей, – подтвердила Нина. – Нет его. Или Васнецов выехал за пределы области, или живет без регистрации. Но завтра я его найду, не сомневайтесь. Пошевелю кое-какие связи. Сегодня просто поздно уже обращаться, рабочий день закончился.
– Завтра так завтра. – Наш шеф человек разумный и справедливый, он понимает, что есть пределы даже могуществу Ниночки. – Тогда, Рита, чтобы время не терять, займись Ставровским. Я хотел бы на этого друга дома взглянуть.
Ну вот! А я только обрадовалась, что сегодня вернусь домой пораньше!
– Почему? – Конечно, это не самое большое разочарование в моей жизни, и спорить с начальством я не приучена, но боюсь, что голос у меня прозвучал недовольно. – За что ему такая честь?
– Мужчина, много лет беззаветно и, судя по всему, безответно влюбленный в женщину, способен на самые неожиданные поступки. – Александр Сергеевич нахмурился и добавил неопределенно: – Разные случаи бывали…
– Елизавета Петровна уверена, что он не имеет к этой истории никакого отношения, – напомнила я.
– Это ее личное мнение. А я хочу составить свое собственное. Перевозчикова сказала, что его как раз вечером ловить нужно, так? Вот и не тяни, обеспечь мне встречу с этим Ромео.
Шеф удалился в кабинет, а я повернулась к Ниночке и пожаловалась:
– Я-то думала, сегодня пораньше домой вернусь.
– У тебя дела или, наоборот, праздник семейный? – сочувственно спросила она.
– Нет, ничего особенного. Просто… не знаю, маме приятно будет.
– Мама – это важно, – согласилась Нина.
– Вот! А я с этим Ставровским – пока созвонюсь, пока договорюсь, пока съезжу за ним – когда домой вернусь, уже не сегодня, а завтра будет!
То, что я ошибалась в оценке своего ближайшего будущего, выяснилось через минуту. Я только нашла номер, записанный Елизаветой Петровной, и потянулась к телефону, когда раздался стук в дверь. Это был Стук с большой буквы. Громкий, четкий, идеально совпадающий по темпу со знаменитым бетховеновским «Судьба стучится в дверь»!
– Да-да, заходите, пожалуйста! – громко откликнулась Нина.
Дверь распахнулась, и через порог неторопливо шагнул пожилой человек. Невысокий и тщедушный, он внес себя в приемную так величественно, что мы с Ниной невольно встали.
– Семен Евгеньевич Ставровский, – с достоинством представился посетитель. Снял шапку, стряхнул с нее снег и слегка поклонился: – Народный артист.
– Семен Евгеньевич! – искренне обрадовалась я. – Как хорошо, что вы к нам зашли!
– А вы, я полагаю, та самая молодая сотрудница, – милостиво осведомился он. – Рита.
– Именно так. А это, – я указала на Нину, – наш секретарь-референт.
– Счастлив познакомиться. – Ставровский отвесил еще один поклон. – А теперь, милые дамы, я хотел бы побеседовать с вашим руководством.
– Одну минуточку!
Поскольку я находилась ближе к двери в кабинет шефа и все равно стояла, то возложила на себя обязанность доложить Баринову о приходе так заинтересовавшего его человека.
– Сан Сергеич! Вы заказывали друга семьи Перевозчиковых? Он в приемной.
– Ты ему звонила или сам пришел?
– Сам пришел. О моем существовании знает, но разговаривать желает с вами.
– Разумный подход, – кивнул Баринов. Я предпочла посчитать его слова шуткой и ответила широкой улыбкой. – Пусть заходит.
В дверь шефа Семену Евгеньевичу стучать не пришлось – я предупредительно распахнула ее, – в остальном же действия Ставровского не отличались от того, что мы с Ниной уже имели счастье наблюдать. Тот же неторопливый шаг, тот же исполненный собственного достоинства наклон головы, те же и с той же интонацией произнесенные слова:
– Семен Евгеньевич Ставровский. Народный артист.
– Александр Сергеевич Баринов, руководитель агентства «Шиповник». – Вы можете сказать, что я пристрастна, но, честное слово, «наше все» держался ничуть не хуже! А если учесть более внушительную комплекцию (ростом шеф, конечно, тоже не вышел, но худощавым его никто бы не назвал), то и лучше. – Прошу садиться.
Аккуратно поддернув брюки с идеально заглаженными стрелками, Ставровский опустился в кресло и, посчитав прелюдию законченной, перешел к делу:
– Я хочу, чтобы вы разъяснили мне, что собираетесь предпринять в связи с неприятностями Лизы.
– Простите, я вас не понимаю…
Не так часто мне приходится видеть шефа по-настоящему удивленным. Впрочем, и сама я смотрела на посетителя круглыми глазами. Он действительно считает, что мы вот так, ни с того ни с сего, начнем делиться с ним информацией о делах клиента?
Ставровскому наша реакция не понравилась. Он раздраженно стукнул каблуком об пол и наклонился вперед:
– А что тут непонятного? Я имею в виду эту абсурдную историю про якобы имевшее место отравление!
– Отравление действительно было, – перебил его шеф. – И женщина умерла.
– А при чем здесь Лиза? Это же абсолютная нелепость! Лиза – чистейшая и честнейшая женщина, и обвинять ее в каких-то диких преступлениях, чуть ли не в массовых убийствах, на основании бреда умирающей… – Семен Евгеньевич выразительно развел руками, дескать, любые объяснения тут излишни. – Но вы же знаете, как работает наша милиция! К счастью, Лиза прислушалась к голосу разума и обратилась к профессионалам.
– Голос разума – это, очевидно, ваш? – уточнил Александр Сергеевич.
Ставровский, не вставая со стула, отвесил легкий, но исполненный достоинства поклон:
– Не буду скрывать, я советовал Лизе предпринять нечто подобное. И разумеется, теперь я хотел бы знать подробности.
– Простите. – Шеф сменил тон на строго официальный. – Одно из основных условий нашей работы – это полная и абсолютная конфиденциальность. Я понимаю, что как друг семьи Перевозчиковых…
– Увы, – перебил его Семен Евгеньевич, – почетное звание друга семьи ныне утратило силу – семьи Перевозчиковых больше не существует. Но я всегда был другом Лизы и остаюсь им. И поверьте, – он прижал руки к груди (картинно и неестественно, на мой взгляд), – ее проблемы для меня важнее, чем любые собственные. Я хочу знать, что я могу для нее сделать.
– Прежде всего вы можете ответить на несколько вопросов.
– Готов! – почти выкрикнул Ставровский и энергично тряхнул головой, напомнив мне пуделя Артемона из фильма, который я очень любила в годы далекого детства.
– Вы были знакомы с Натальей Денисовной Перевозчиковой?
– С этой женщиной? За кого вы меня принимаете? – напыжился Ставровский. – Я очень разборчив в знакомствах, и всякие… – он замялся на мгновение, – в общем, девицы, позволяющие себе крутить амуры с немолодыми женатыми мужчинами, меня не интересуют.
– Но вы ее видели?
– Разумеется. Я уже сказал вам, что все неприятности Лизы воспринимаю как свои. И когда я узнал о существовании этой роковой красотки, то посчитал своим долгом… В общем, ничего особенного. О покойниках, конечно, дурно говорить не принято, но будем объективны. Личико стандартное, фигура тоже не вызывает интереса. Глаза красивые, но они же нарисованные! А сотри макияж, так ничего нет, абсолютно пустые! Ни души, ни искры Божьей… ничтожество. Право, я никогда не был высокого мнения об Олеге, но определенным интеллектуальным уровнем он все-таки обладает. Не понимаю, как он мог польститься на эту куклу.
– Вы с Олегом Борисовичем своим мнением поделились?
– Уважаемый Александр Сергеевич! – Ставровский легко поднялся с кресла и встал в третью балетную позицию, прижав руки к сердцу. – Мы с вами люди одного поколения, и вы должны меня понимать. В наше время среди мужчин не было принято обсуждать женщин, и, хотя меня могут посчитать старомодным, я продолжаю придерживаться этого правила. Если я сейчас позволил себе высказаться, то только потому, что ситуация экстраординарная. Разумеется, я с Олегом его пассию не обсуждал. Я с ним вообще не разговариваю с тех пор, как он ушел от Лизы. Точнее, один раз мы встретились – я хотел объяснить Олегу, какую ошибку он совершает. Но Олег повел себя безобразно, наговорил мне гадостей… Нет, не желаю больше видеть этого человека.