– А шо? Сказал, шо нашел, – хозяин скупки смотрел на полицейского не мигая. – Иногда он шастал по канализации. Ну, и находил кой-шо. – Мужчина с остервенением почесал ухо.
– По канализации? – недоверчиво переспросил полицейский.
– А шо? – кивнул его собеседник. – Рыжье там, камушки, всякая ерунда…
– Это я знаю, – сказал Телман. – И именно поэтому забраться в канализацию стоит громадных денег. И любой золотарь оторвет тебе голову, если ты только зайдешь на его участок.
Торгаш почувствовал себя не в своей тарелке. Видимо, он не был готов к тому, что этот его посетитель обладает такими обширными познаниями в области ассенизационных работ.
– Да ведь он сам мне так трындел, начальник! – резко ответил он.
– А ты так ему и поверил, – взгляд инспектора не предвещал ничего хорошего.
– А шо? Шо нет-то? Мне-с откуда знать, что он пургу гонит?
– А нос тебе зачем?
– Нос? – Скупщик изобразил на лице удивление, хотя на самом деле очень хорошо понимал, что имеет в виду полицейский. Запах золотарей невозможно было ни с чем спутать, так же, как и запах чистильщиков сточных канав, которые рылись там в грязи в поисках сокровищ.
– Типичный ворюга, – заключил Телман язвительно. – А ты и не догадывался, птенчик… И как часто он приносил тебе товар?
– Шесть, можа, семь раз. И я не знал, шо он ворюга. Он всегда гнал какую-то пургу. Я думал, шо он…
– Ну конечно. Студент-первокурсник, – закончил полицейкий за скупщика. – Ты сказал, что он все время приносил драгоценности? А книги, картины или что-то в этом роде?
– Ты шо, начальник? В канализации?! – Голос хозяина скупки стал выше на целую октаву. – Я, мож, и не знаю, как ты, о студентах-первокурсниках, но даже я знаю, шо картины в сортир не проваливаются.
– А я знаю, что ни один скупщик не будет покупать золото у кого попало, – улыбнулся Телман, показав зубы. – И не станет выслушивать какие-то темные истории, если сделка честная.
– А шо? Я ваще без понятия, где он нарывал свой хабар, начальник, – скупщик внимательно смотрел на инспектора. – Ежели он ворюга, то я-то не при делах. Так шо, ежели больше сказать нечего, освободите, пжалста, магазин. Покупателей распугаешь, начальник.
Телман ушел от него злой и озадаченный.
Новый Альберт Коул сильно отличался от предыдущего.
Инспектор перекусил в трактире «Бык и Ворота» в Хай-Холборне, который находился всего в нескольких ярдах от того угла, на котором Коул промышлял своими шнурками. Может быть, в холода он иногда заглядывал сюда, чтобы выпить кружку эля с куском хлеба…
Себе Сэмюэль тоже заказал пинту эля и хороший, толстый сэндвич с ветчиной и соусом из хрена. Затем выбрал место, где, по его разумению, можно было легко разговориться с завсегдатаями. Потом инспектор наконец приступил к еде и только тут понял, как сильно проголодался. Все утро он провел на ногах и сейчас с удовольствием вытянул их под столом. До последнего времени Телман не очень обращал внимание на то, как был одет, но за последние пару месяцев он прикупил несколько приличных вещей: новое пальто глубокого синего цвета и две новые рубашки. Мужчина должен себя уважать. Однако дороже всего стоили подходящие ботинки, и полицейский уже долго копил на них, начиная с самой первой зарплаты.
Телман откусил кусок бутерброда и вспомнил торт, которым угощала его Грейси. Что-то было в еде домашнего приготовления, съеденной на теплой кухне, что делало ее гораздо более привлекательной для желудка, чем самая дорогая еда, оплаченная в совершенно неизвестном месте. Грейси была смешной девушкой. Иногда она вела себя очень независимо, как настоящая хозяйка. И в то же время она работала на Питта и жила у них в доме, не имея своего собственного угла. Она всегда была к услугам семьи Питтов, даже по ночам.
Полицейский мысленно представил ее себе, не переставая жевать сэндвич. Грейси была совсем крохотной – одна кожа да кости. Такие женщины не очень-то привлекают мужчин, там ведь и обнять-то нечего! Инспектор вспомнил других женщин, с которыми у него были отношения. Вот Этель – светлые волосы, и мягкая кожа, и приятные округлости именно там, где надо. И характер у нее был подходящий – никогда не спорила. Она потом вышла замуж за Билли Томкинсона, и тогда Телману было очень больно. А сейчас, к своему удивлению, он спокойно вспоминал ее и даже улыбался. Интересно, что бы Грейси сказала об Этель? Полицейский широко улыбнулся и мысленно услышал голос мисс Фиппс: «Никому не нужный кусок мяса». Он легко мог себе представить выражение с трудом скрываемого презрения на лице молодой служанки, ее широко раскрытые глаза и резкие черты лица. Она сильная девушка. Мужественная и решительная. Грейси никогда не предаст, не убежит, не спасует ни перед кем. Она как маленький терьер – бросится на любого. И, уж конечно, может отличить плохое от хорошего! Железное сознание. Или, лучше сказать, стальное – такое же острое и… блестящее. Смешно, как многое это значит, когда об этом задумываешься всерьез…
А в общем-то, Грейси милашка – только по-своему. У нее очень красивая шея, длинная и очень гладкая, и самые хорошенькие уши, которые Телману доводилось видеть. И ногти тоже красивые – овальные, розовые и всегда чистые…
Что за ерунда приходит иногда в голову? Надо прекращать все эти мечтания и заниматься делом. Ему надо еще многое узнать об Альберте Коуле. Полицейский взял еще пинту эля и заговорил с крупным мужчиной, который стоял за стойкой бара.
На улицу он вышел спустя час, не услышав за это время о Коуле ничего плохого. По мнению бармена и постоянных посетителей, с которыми удалось переговорить, Альберт был правильным, веселым и работящим мужиком, очень честным и аккуратно относящимся к деньгам, однако никогда не забывающим проставиться, когда подходила его очередь.
Осенью, долгими сырыми вечерами, когда погода была слишком мерзкой, чтобы кто-то решил покупать шнурки, Коул покупал три-четыре пинты и просиживал за ними несколько часов, развлекая посетителей военными рассказами. Иногда это была просто история войн в Европе, а иногда героический боевой путь его полка, которым командовал сам герцог Веллингтон и который славно сражался против французов во время войны с Наполеоном. А иногда, когда его очень просили – а на него приходилось нажимать, потому что он был скромным парнем, даже стеснительным, если дело касалось его самого, – Альберт рассказывал об Абиссинской кампании. Он вспоминал генерала Нейпира, говорил, что тот был лучшим солдатом на свете, и очень гордился, что служил под его командованием.
Телман вышел из бара разозленный и окончательно запутавшийся. Столь противоположные мнения о Коуле никак не стыковались. Он как будто видел человека с двумя лицами: честного и довольно обычного, похожего на тысячи других, человека, который жил в бедном пансионате, торговал шнурками на углу улицы и которому симпатизировали состоятельные жители Линкольнз-Инн-филдз. Этот человек любил пропустить кружечку-другую среди друзей в «Быке и Воротах». Другой же человек был взломщиком, который, по-видимому, грабил дома в местах, похожих на Бедфорд-сквер, и сбывал добычу скупщикам краденого, за что в конце концов и был убит.
А в кармане у него лежала табакерка.
Но если его убили, когда он пытался ограбить дом, то почему Коул оказался снаружи, а не внутри дома?
А может быть, ему раскроили башку и бросили умирать, а он просто уполз с того места? Может быть, он искал помощь, когда приполз на ступени дома Балантайна?..
Телман шел строго на восток по Хай-Холборн, а затем резко повернул на север и направился вверх по Саутгемптон-роу в сторону Теобальдз-роуд. Он наведет еще справки.
Но ему так и не удалось узнать ничего, что прояснило бы ситуацию. Местный комик, который распевал куплеты на темы последних новостей и слухов, сочинил о смерти Коула пошлые вирши. Сэмюэль хорошо заплатил ему и выяснил, что Альберт был обычным человеком, выпивохой, который, тем не менее, удачно торговал шнурками и которого любили в округе. Его уважали за странную, часто необъяснимую доброту – чашка горячего супа для цветочницы, бесплатные шнурки для старика, и все это с шутками и улыбкой…
Констебль в местном полицейском участке, который видел портрет Коула в газете, опознал его как местного воришку с очень неуживчивым характером, который обретался где-то в районе Шордича, на востоке, в то время, когда констебль служил в том районе. У этого мужика, рассказал полицейский, была странная проплешина на левой брови – наверное, детская травма. Он был очень жестоким и подверженным необъяснимым приступам ярости. Обделывал какие-то темные делишки с одним из скупщиков краденого в Шордиче и Клеркенуэлле. Причем с этим своим партнером он постоянно ссорился и ругался.
Местная проститутка сказала, что Альберт был веселым и экстравагантным, и ей жаль, что он умер.
К тому времени, когда Телман закончил свои дела в Хай-Холборне и на Линкольнз-Инн-филдз, было уже поздно идти в участок на Боу-стрит. Однако противоречия в описаниях Альберта Коула были настолько серьезными, что о них требовалось немедленно доложить суперинтенданту Питту.
Несколько минут инспектор размышлял над этой перспективой. Было еще светло, но время уже подходило к восьми вечера. Бутерброд, съеденный в «Быке и Воротах», давно переварился, Сэмюэль устал, и ему снова хотелось есть. Ноги горели. И чашка горячего свежего чая и возможность посидеть неподвижно полчаса-час восстановили бы его силы…
Но служба превыше всего.
Он пойдет и все доложит на Кеппель-стрит. Вот как надо поступить. А добраться туда он легко может минут за двадцать.
Но когда инспектор с горящими и ноющими ногами добрался наконец до Кеппель-стрит, оказалось, что ни мистера Питта, ни его жены не было дома. Дверь ему открыла Грейси, которая в своем накрахмаленном переднике выглядела очень официально.
Полицейский был смущен.
– Простите… – произнес он, стоя на ступеньках дома; сердце его стучало как бешеное. – Очень жаль, потому что мне правда необходимо все рассказать мистеру Питту.