Покойник в кювете — страница 1 из 21

Станислав СавицкийПокойник в кювете

Покойник в кювете

Часть 1. Внештатный корреспондент Никита

Глава 1

В жизни каждого человека бывают минуты, когда он решает кардинально изменить свою жизнь и перевести ее на новые рельсы. Обычно это происходит в понедельник или в первый день нового месяца и, уж конечно, под Новый год.

Так и Никита Хмельнов, ложась спать накануне, твердо решил: с прошлым покончено раз и навсегда.

Но, проснувшись утром, он как обычно, включил приемник, и первое, что услышал на местной полицейской волне, было сообщение: «В кювете близ деревни Кочки обнаружен труп неизвестного мужчины. Начато расследование происшествия».

Любопытно, весьма любопытно, подумал он, и вслед за этим одна за другой стали цепляться привычные мысли:

«Что это было: преступление или несчастный случай Кто погиб и кто ведет следствие?»

Это были мысли естественные для репортера местной газеты, который вел колонку криминальной хроники и происшествий.

«Стоп! — напомнил себе Никита. — Я больше не при делах».

Вчера его вызвал к себе на ковер главред их газеты Горяев, или Горыныч, как его звали по-свойски в редакции.

Александр Михайлович вполне оправдывал свое прозвище. Заводился он с полоборота и переходил на крик. В таких случаях Никита думал: а если поднести спичку к его глотке, будет он извергать пламя или нет?

В суть высказываний Горыныча Никита никогда не вникал.

Но в этот раз он действительно провинился, и Горыныч был прав, когда сказал: «Ты нарушил профессиональную этику. За спиной нашей газеты (то есть у него за спиной) опубликовал свой материал в другом издании».

Справедливое замечание главреда Никита парировал показавшейся ему нейтральной фразой: «Я знал, что вы его не напечатаете».

Шрам на щеке Горыныча стал багровым — верный признак цунами.

Но дальше произошло неожиданное. Горыныч сосредоточился в себе, и по движению губ Никита понял — он считает. Александр Михайлович досчитал до пятидесяти восьми, достал пилюлю и засунул себе в рот.

— В общем, так, — сказал он спустя минуту, — если хочешь, можешь считать себя в творческом отпуске. С сегодняшнего дня я перевожу тебя во внештатные сотрудники — тем более что ты сидишь у нас на договоре, который истекает на следующей неделе, — и если я буду в дальнейшем печатать твои опусы, то на последней странице рядом с кроссвордами и разделом юмор в коротких штанишках. И в строго ограниченном формате. Исключительно под моим контролем. Всё. Можешь идти. Еще один прокол, Никита, — Горыныч придал своему голосу зловещие нотки, — и забудь дорожку в нашу редакцию.

Александр Михайлович отвернулся к окну. На его стеклах, как слезы, текли капли дождя, но главред всем своим видом давал понять, что снисхождения от него ждать не приходится.

По сути это, было увольнение.

Выходя из кабинета Горыныча, Никита так хлопнул дверью, что в том месте, где перегородка примыкала к потолку, образовалась трещина.

В общей комнате сидел весь штат редакции: зам Горыныча Людмила Ивановна, его секретарша Эльвира и корректор Настенька. Водитель был где-то в разгоне. Присутствующие смотрели на него с состраданием.

— Никита, — тихо поманила его к себе Людмила Ивановна, — только не выступай. С ним это бывает, а потом он сам мучается. Всё уляжется. Работа у него такая. Главред как-никак. Это равнозначно тому, что сидеть голой задницей на раскаленной сковородке. Как ни ерзай, всё равно обожжешься.

Никита не стал ждать, когда всё уляжется, и вышел из редакции с твердым намерением в нее не возвращаться.

Это было вчера, а сегодня он привычно слушал полицейскую волну.

За кратким сообщением о происшествии близ деревни Кочки последовала программа, составленная по заявкам служащих местной полиции. Никита, поклонник рока, степа и рэпа, зная вкусы местных полицейских, выключил приемник.

На столе после вчерашнего сабантуйчика царил беспорядок.

Он, сабантуйчик, образовался сам собой. Когда об увольнении Никиты узнали за пределами редакции, к нему вечером потянулись друзья-приятели, и в комнате три на пять с небольшим набилось две дюжины голов. Все сочли нужным выразить сочувствие, закончившееся напутствием: «Держись, старик. Это вызов судьбы, и ты его преодолеешь».

За это и выпили. Благо, все пришли не с пустыми руками.

Также немало, но уже язвительных слов было сказано в адрес главреда их таблойда Горыныча. Все сходились на том, что уж если кому следовало бы возглавить редакцию их микротиражки, то, конечно, ему, Никите. Только он бы смог вытащить эту газету из плачевного состояния и увеличить тираж до приемлемого уровня.

Никите в равной степени было плевать на увольнение и вызовы судьбы, поскольку сам он был невысокого мнения о своей работе в этой захудалой провинциальной газетке, гордо именуемой «Вестник».

Вестник чего? Всякой дребедени, не раз думал он.

Когда минута всеобщей меланхолии прошла, все набросились на закуску. Она не поражала богатством выбора и была состряпана на скорую руку, но все шло нарасхват.

Потом Паша достал гитару.

В их кругу он считался полупрофессионалом, то есть работал с девяти до шести вечера в какой-то конторе, а по вечерам с друзьями репетировал в подвалах жилых домов. Там они бренчали ночи напролет. И так продолжалось до тех пор, пока под натиском возмущенных жильцов и полиции они не перебирались в очередной подвал. Отсыпались музыканты на работе. Заводилой их группы был Пашка. Их заветной мечтой было выйти на профессиональный уровень, но в городе не было даже полупрофессиональных импресарио. Спонсоры тоже не находились, и потому они выступали где только могли: на танцплощадках, в клубах и на школьных вечерах, таким образом собирая деньги на первый альбом. Друзья помогали как могли. Главным образом скромными пожертвованиями и рекламой через сарафанное радио. Дело продвигалось туго, но ребята не теряли надежды и присутствия духа.

Вчера под аккомпанемент всеобщего любимца Пашки они пели те же песни, что пели у костра в походах.

Подоплеку увольнения Никиты раскрыла Людмила Ивановна, когда они вышли на балкон перекурить.

— Профессиональную этику еще никто не отменял. Это верно, — сказала она. — Но в конечном счете все упирается в деньги. Видишь ли, Никита, своей статьей ты больно ударил по одному из наших основных спонсоров. По Лагоеву. Он звонил Горынычу и сказал, что если еще хоть раз увидит твое имя в газете, то никогда больше не будет в ней печатать свою рекламу. Так что сам видишь, ты ударил по суку, на котором сидит наша газета.

— Подумаешь, какой сук нашелся. Уж если на то пошло, то Лагоев не сук, а так… Сучок-замухрышка. Он жаден до умопомрачения, и печатать его рекламу для нас всегда головная боль. Он торгуется за каждое слово, за каждый миллиметр. Только не говорите мне, что этого не знаете.

— Знаю, Никитушка, знаю. Но что поделаешь? Вот так по крохам приходится всё собирать и со многим мириться, чтоб только выжить, — сказала Людмила Ивановна. — Не хочу повторяться, но наберись терпения, и всё вернется на круги своя.

Вот этого Никита меньше всего хотел.

Не хотел вчера. И сегодня с утра ничто не изменилось.

Голод дал себя знать, и Никита прошел на кухню. Из оставшейся закуски он сделал бутерброды с сыром и ветчиной и сварил кофе. В холодильнике оказался порядочный кусок бекона. Никита оставил его на вечер, чтобы обжарить с яичницей. После завтрака он сел в кресло напротив окна.

В чистом небе сияло солнце, словно приглашая на прогулку.

А почему нет?

Никита накинул куртку и вышел на улицу.

И вправду утро было чудесное: ясное и тихое, с легкой прохладой ранней осени.

Он вышел на берег реки и облокотился на чугунные перила.

Эта река делила город на две половины. Одна половина была собственно городом, другая промзоной с химкомбинатом во главе. Вокруг него со временем образовались рабочие поселки городского типа, продвинувшимися до реки, и решением горисполкома несколько лет назад они были включены в состав города.

Мутный поток какое-то время занимал Никиту, но потом пришла очевидная мысль: всё в жизни течет, всё изменяется. Включая твердые решения начать новую жизнь.

Никита достал мобильник.

— Серега, привет. Это я.

В ответ он услышал:

— А… Привет, привет, профессионал бойкого пера. Как ты после вчерашнего?

— Прекрасно. А ты?

— Лучше не спрашивай.

— Понял. Тема закрыта. Скажи мне другое: кого сбили у деревни Кочки? Ты не в курсе?

После паузы Сергей со вздохом сказал:

— А тебе-то что? Опять ищешь приключения на свою задницу?

«Значит, в курсе», — понял Никита.

— Так… Общее любопытство.

— Знаешь что? Засунь его куда подальше. И вообще переключись на другую тему, — посоветовал Сергей.

— Как, например?

— Освещай, например, что-нибудь про любовь, а не местные разборки.

— Ага… Про любовь к родному краю и высоким надоям молока.

— Вот уже тема есть. Могу дать адресок вполне симпатичной доярочки из ближней деревни. Возьмешь у нее интервью. Только Светке не говори, что по моей наводке.

— Лучше дай адресок, кого сбили.

— А зачем он тебе?

— Хочу выразить сочувствие семье погибшего.

— Извини, Хмель, не до тебя. Пока.

Никита услышал короткие гудки и усмехнулся. Репортера криминальной хроники — пусть даже отставного — соплей не перешибешь. Сергей это понял, когда снова услышал его голос.

— Я не успел тебе сказать главное.

— Да? И что же это?

— Видишь ли в чем дело… Мне последний гонорар отягощает карман, а Хасану завезли свежее пиво в бочках. Заметь — не бутылочное.

— А я тут при чем? — спросил Сергей и подумал: паразит бьет ниже пояса.

— Сам знаешь причем. В общем, так: встречаемся у Хасана. Единственно вопрос: когда ты сможешь прийти? Скажем, в обед. Устроит?

— Вполне, — вяло согласился Сергей.

— Всё. Жду.

Теперь отбой дал Никита.

До обеда оставалась уйма времени, и он набрал телефон Светланы.

Ждать пришлось долго. Ясное дело: Светка обижена. О его увольнении она узнала из вторых рук и на сабантуйчик не пришла.

А в самом деле, почему он ей не позвонил и не рассказал обо всем? Идиотское самолюбие. Тем более идиотское, что Светка все равно бы рано или поздно узнала о его фактическом увольнении.

Утечка информации, скорее всего, прошла через секретаршу Горыныча и, главное, параллельно подругу Светланы.

Тем более он идиот.

Была ли в том виновата неплотно закрытая дверь в кабинет Горыныча вкупе с непомерным любопытством секретарши или чрезмерно громкий крик глубоко возмущенного Горыныча, теперь уже не важно. Факт остается фактом: Светка была в курсе его дел.

Длинные гудки барабанили ему уши. Светик не отзывалась. Домашний телефон у нее с определителем, и сейчас она размышляет — брать трубку или нет.

Как будто не знает, с кем имеет дело.

Наконец она сломалась и трубку взяла.

— Ну, что тебе надо?

«Вот так меня приветствует любимая девушка», — подумал Никита.

— Как что? Тебя увидеть.

— Зачем?

— Без всяких зачем. Просто увидеть тебя. Напротив себя.

— Ты весь в этом.

— В чем?

— Ты в каждом ищешь свое отражение. Неужели я похожа на зеркало?

«Если да, то в прекрасной раме», — подумал Никита.

Светлана была красивой девушкой. Высокая и стройная, с длинными русыми волосами и карими глазами. В ней был тот шарм, который не проходит с годами.

— Напрасно ты так. Я действительно хочу увидеть тебя, а не свое отражение.

Это было сказано вполне искренно. Но в ответ он услышал: «Не верю» и не удивился. Строптивости Светке было не занимать.

— Почему?

— Ты ничто не делаешь случайно. И уж тем более когда звонишь мне.

В чем-то она была права. Сейчас конкретно ему нужно было убить время до встречи с Сергеем, и лучше всего это было сделать в обществе девушки, которая ему больше чем нравилась.

И в более широком контексте Светка тоже была права — она служила в местной Управе и была для Никиты бесценным источником сведений о том, чем город живет и дышит и кто в нем какую роль играет.

— Неужели это так? — спросил он, придав голосу по возможности обиженный тон.

— А то ты не знаешь.

— Светик, радость моя, давай не будем препираться.

— Опять у тебя денег нет оплатить мобильник? — съязвила Светлана.

— Представь себе, есть. Просто я не хочу терять драгоценное время на пустые разговоры.

— И это говорит законченное трепло!

— Света, я обидеться могу.

— Можешь, но не обидишься.

— И знаешь почему? Не успею. Потому что я уже лечу к тебе.

Никита дал отбой.

Глава 2

Светлана встретила его в строгом деловом костюме, естественном для службы в управе: серая юбка, серый жакет и под ним бордовая блузка. Никаких излишеств. Скромные сережки и любимое колечко с бирюзой.

В прихожей она выразительно посмотрела на часы.

— У меня времени в обрез. Выкладывай, что тебе нужно, — сказала Светлана, когда они прошли в гостиную и сели в кресла напротив друг друга.

«И выметайся отсюда», — закончил ее мысль Никита.

На журнальном столике рядом лежало несколько журналов, и Никита рассеянно стал их перебирать.

— Ну так? — нетерпеливо спросила Светлана. — Ты не в избе-читальне.

Никита отбросил журналы.

— Кофейком не угостишь? — спросил он.

После секундного замешательства Светлана сказала:

— Сейчас сварю.

Она ушла на кухню.

Оставшись один, Никита хотел включить телевизор, но не осмелился после неласкового приема и принялся листать журнал.

— Так что тебе нужно? — спросила Светлана, вернувшись с двумя чашками кофе.

— Как живешь? — спросил Никита.

— Здрасьте… Давно не виделись. Лучше ты расскажи, как ты живешь. Головка не болит?

Никита не удивился ее вопросу. Наверняка подруги обо всем настучали.

— А как я могу жить? — пожал он плечами. — Нормально.

— Тогда поставлю вопрос иначе. На что ты собираешься жить?

Никита буквально присосался к чашке с кофе. Стараясь выиграть время, он спросил:

— А чем, собственно говоря, вызван твой вопрос?

— Никита, не валяй дурака. Уже весь город знает, что тебя уволили.

— Неужели ты думаешь, что меня уволили вчистую? — с деланым возмущением воскликнул Никита.

— Именно так думают все.

— Кто все? Обыватели города Подколодинска?

— Не смей оскорблять наш город, коверкая его название! — потребовала служащая местной управы.

— Хорошо. Не буду. Но довожу до твоего сведения: я перешел на внештатную работу. Это к вопросу о том, на что я буду жить. И заметь: перешел по собственному желанию. Отчасти, — добавил он, чтобы придать видимость правдоподобия для своей фантазии. — Чем и был так возмущен Горыныч.

— Ты уж объясни, что значит по собственному желанию. Поскольку у меня прямо противоположная информация.

Конечно, Светлана не упустила шанс уколоть его лишний раз. Никита продолжил свою версию его увольнения.

— Аж ногами топал от негодования. Его можно понять. Покупая нашу газету, что в ней первым делом ищет рядовой читатель? — Никита выдержал эффектную паузу и закончил: — Правильно. Мою колонку. — Он выразительно вздохнул. — Да… Тяжело придется Горынычу. Ты же понимаешь, как трудно в наше время найти ценного сотрудника для хилого издания, которое существует в условиях рыночной экономики без вспомоществования со стороны в виде госсубсидий.

— Трепло ты, — ровным голосом сказала Светлана. — Вот скажи мне, какого черта ты полез на Лагоева, будь он неладен. Какое тебе дело до его универсама? Он что? Жить тебе не дает? Там, кстати сказать, ежедневно отовариваются сотни людей, — пристально глядя в глаза Никите, спросила любимая.

Никита невольно отвел глаза в сторону.

— Светик, ты не представляешь себе, что там творится, — сказал он. — За витриной универсама.

— Нет, не представляю. И знаешь почему?

— Ну?

— Потому что есть соответствующие органы и пусть они разбираются с этим. Если там что творится.

— Но кто-то должен привлечь их внимание. Этих так называемых органов.

— Вот ты и привлек. Только не органов. А самого Лагоева. И сам знаешь, чем это кончилось для тебя, — резюмировала Светлана.

Никите нечем было возразить. Светлана отпила кофе.

— И все-таки я до сих пор не могу понять, зачем ты наехал на него.

— Он негодяй, — вяло сказал Никита.

— Ничто не совершенно в этом мире, — парировала Светлана. — И судят в нем за конкретные преступления, подпадающие под статью, а не за нравственное уродство. Или ты стремишься к идеалу? Так его нет.

— Есть, — возразил Никита.

— И где ты его нашел?

— Сейчас вижу его перед собой.

Светлана сморщила носик. Это у нее здорово получилось. Изящно.

— Не подлизывайся. Я терпеть этого не могу.

Это было сказано не вполне искренно.

— И не думал! — возмутился Никита.

— Вернемся к Лагоеву. Ты раскатал о нем разгромную статью. И, по сути, не привел ни одного доказательства. А ты подумал о том, что в вашей газете печатается его реклама?

— Но мою статью напечатали в другой газете и без имени! Значит, Горыныч с газетой кристально чист.

— Но все знают, кто ее автор. Ты! А знаешь ли ты, почему ее напечатали в другой газете?

— Нет.

— Потому что она издается на деньги Аванесова — прямого конкурента Лагоева. Или ты до сих пор не знаешь, что их универсамы стоят на расстоянии ста метров друг от друга?

Светлана сделала паузу. Никита промолчал. Светлана продолжила тоном учительницы, поставившей на вид первокласснику плохое знание пройденного материала.

— А у Лагоева, — чтоб ты знал, — завотделом работает зять Горыныча. Именно ему ваша газета обязана рекламе в вашей газете. И теперь его дальнейшая работа у Лагоева, который, кстати сказать, поклялся никогда больше не размещать рекламу в вашем желтом листке, под вопросом. Теперь ты сам, я надеюсь, видишь, скольких людей ты подставил.

— Скольких? Горыныча с зятем?

— А редакцию? В ней работают люди, которым надо платить зарплату. Или ваш таблойд нарасхват? Да ваш Горыныч на коротком поводке у рекламодателей. Как ты этого понять не можешь?

Никита промолчал. А что было ему сказать?

— И как ты собираешься жить дальше? — спросила Светлана.

— Нормально собираюсь жить.

— Поясни свою глубокую мысль.

— Буду искать материал по своему усмотрению. Я ведь теперь на вольных хлебах и не связан обязательствами ни с одной газетой. Буду публиковаться в любой из них. Где захочу.

Светлана рассмеялась.

— Какой же ты прожектер, Никита. Неужели ты сам не понимаешь, что у тебя сложилась определенная репутация. Репутация скандального репортера. Все солидные издания теперь от тебя предпочтут открещиваться.

— Разве у нас есть такие? Я о солидных изданиях.

— Представь себе, есть. Просто ты о них ничего не знаешь по той простой причине, что ты вне сферы их интересов.

— Или они моих, — огрызнулся Никита.

— А вообще, любопытно будет посмотреть, кто вздумает напечатать твои очередные фэнтези.

— Я никогда не писал фэнтези, — буркнул Никита.

— Эх, Никита, Никита. Зачем наживать себе врагов? Надо заводить друзей. Думай о практической стороне жизни. Делай карьеру. Вот скажи мне: тебе нужны враги?

Никита не ответил. Светлана посмотрела на часы. Никита последовал ее примеру.

— О! Самое время, — непроизвольно вырвалось у него.

Это было время информационного листка Полицейской волны. Он с надеждой посмотрел на Светлану. Она индифферентно сказала: «Включай» и отошла к окну.

Ничего нового полицейская волна не выбросила на пустынный берег рыцаря-одиночки в борьбе с коррупцией и криминалом в городе. Вывод напрашивался сам собой: либо следствие зашло в тупик, либо до него никому дела нет. Либо это был несчастный случай.

— Опять идешь по следу? — спросила Светлана.

— Я должен себя реабилитировать. Хотя бы в твоих глазах. Напечатать большую, развернутую статью, подкрепленную неопровержимыми фактами. Для этого мне надо найти подходящую тему.

— Что значит «хотя бы в моих глазах»? — с недовольной миной спросила Светлана.

— Это значит, что я очень дорожу твоим мнением обо мне.

Светлана махнула рукой и вернулась к журнальному столику. Она допила кофе, взяла пустую чашку Никиты и направилась на кухню. В дверях она остановилась.

— Эх, Никита, Никита. Давай, давай. Реабилитируй себя. И дальше продолжай выдумывать чего нет. Только смотри: доиграешься. Восстановишь против себя весь город.

— Так уж и весь. Должны ведь быть в нем приличные люди.

— Ну, ну…

— Что я слышу? Сомнение в голосе служащей Управы? Впрочем, кому как не тебе лучше знать. Я в Управе не работаю.

— Спасибо, что напомнил о работе. Мне пора.

Они вместе вышли из дома. Как показалось Никите, недовольные друг другом. Тем неожиданнее прозвучали слова Светланы:

— Ладно, не переживай. Я что-нибудь придумаю.

— И что же ты придумаешь?

— Придумаю. Вот увидишь. Я в Управе не из последних. Всё. Пока. Мой автобус подходит.

Никита пожал плечами, посмотрел вслед Светлане, бежавшей к автобусу, и не спеша пошел к Хасану.

Глава 3

Хасан, расторопный выходец из Средней Азии, был собственником небольшого кафе, где всегда были в продаже чебуреки, беляши и манты. И, главное, пиво. На выбор: бутылочное и разливное. Последнее было двух видов: импортное и местного производства. Местное стоило заметно дешевле, но по качеству мало чем отличалось от зарубежного, что давало повод утверждать, что они из одной бочки. К пиву в ассортименте предлагались бутерброды с сыром, сервелатом и горбушей. А венцом всему была вобла.

Даже при неспешной походке Никита пришел к Хасану за час с лишним до назначенного времени. В кафе, кроме него, было еще три человека, жадно поглощавшие чебуреки. Надо отдать должное Хасану — чебуреки у него были отменные.

Никита взял две кружки пива и воблу среднего размера. Столик он выбрал в углу.

Пена в кружках оседала на глазах и грозила исчезнуть совсем. Такой развязки Никита допустить не мог и сначала осушил одну кружку. Потом вторую. Незаметно для себя он обглодал большую часть воблы.

Подошло назначенное время. Сергея не было. Никита взял еще одну кружку, и наступил момент насыщения.

Он пожалел, что затеял эту встречу.

Действительно, какое ему дело до неизвестного в кювете? Сбитый он или убитый — не всё ли равно, если ты не при делах? И вообще, теперь у него главная проблема — трудоустройство. Стало быть, пора забросить эту дурную привычку репортера совать свой нос в чужие дела.

Потяжелевшие веки сомкнулись сами собой. Улыбка нирваны застыла на его лице.

Из этого благостного состояния Никиту вывел Сергей, когда у себя над ухом он услышал его голос:

— Извини, старик, что опоздал. Шеф задержал.

— У каждого свой Горыныч, — вяло принял извинения Никита.

Серега мгновенно оценил обстановку и присвоил остатки воблы.

— Тебя, кажется, можно поздравить, — сказал он, посолонившись и потирая руками в предвкушении пива.

— Любопытно знать с чем.

— Как с чем? Твой карман ломится от гонорара, который ты не знаешь к чему пристроить.

— Уже пристроил.

Серега расхохотался.

— Ладно. Сейчас всё обустрою.

— Обустрой, — вяло согласился Никита, глядя в спину удалявшегося приятеля.

Сергей вернулся с пивом и лещом, у которого лоснились бока и задорно была распахнута пасть.

— Этого ты где раздобыл? — удивленно спросил Никита.

— Наработанные связи, — ответил Сергей.

— Вот что значит служить в полиции.

— Не все же время подставлять себя под бандитские пули, — улыбнулся Сергей.

— Давно не слышал выстрелы у нас в городе, — заметил Никита.

Сергей пропустил мимо ушей его слова. С лещом он разобрался в пять минут, и каждый получил свою половину. Также поровну они поделили икру.

Следующие полчаса прошли в сосредоточенном поглощении пива и леща.

Вслед за этим наступила пауза.

Ее прервал Сергей. Потянувшись, он сказал:

— Так чем тебя взволновало происшествие на пятьдесят третьем километре Загородного шоссе?

«Сам затронул эту тему, — подумал Никита. — Тебе и расхлебывать».

— А ты уверен, что это было происшествие?

— А что же еще?

— Не знаю, — отвернувшись в сторону, сказал Никита. — Следствие покажет. Кстати, кто его ведет?

— О каком следствии ты говоришь? Дело ясное, как божий день.

— Тогда проясни мне, атеисту от рождения и скептику по призванию, что в нем ясного, как божий день.

— Пожалуйста. Местный алкаш из деревни Кочки поперся среди ночи на дорогу и попал под машину. Вот и весь сказ.

— Как все просто.

— А я тебе о чем толкую?

— Нет ничего сомнительнее кажущейся простоты. Это отмечали еще древние. Но кто в наше время быстрых денег и скоропалительных решений прислушивается к мнению мудрецов? Тогда уж попутно объясни мне, какого черта среди ночи он поперся на шоссе.

— Видно, не хватило.

— И чтобы восполнить пробел, он поплелся на шоссе? Можно подумать, там есть ночной магазин и ждет не дождется, когда он придет. Он что? Не мог найти самогонки в деревне?

— Видно, был деликатный человек и не хотел никого беспокоить.

— Ты еще скажи романтик, присевший на обочине и созерцавший луну, пока на него не наехал грузовик.

— Может быть и так. Кто знает? Разве в чужую душу заглянешь?

— Теперь уже нет. По крайней мере, в его душу. Кстати, кто выезжал на место так называемого происшествия?

— Гребенка.

— Петро? Тогда действительно все просто и ясно, как божий день, и расследовать там нечего.

— Ну ты это напрасно. Он, например, не поленился съездить на ближайший пост ГИБДД.

— Ага. На служебной машине. Что равноценно трудовому подвигу.

Никита сделал большой глоток и оценивающим взглядом посмотрел на кружку. В этот прохладный день пиво осталось холодным и дало новый толчок его мысли.

— И что принесла поездка на ближайший пост ГИБДД столь ответственного за порученное дело Гребенки? — спросил он.

— Как и следовало ожидать, ровным счетом ничего. За ночь проехала уйма машин. Словом, ищи ветра в поле. Не было даже смысла просматривать видеозаписи за ночь. Сам понимаешь, в это время номера машин практически неразличимы.

— И кто ж обнаружил несчастного покойника?

— Водитель, проезжавший мимо на «жигулях».

— Каким образом?

— Из кювета торчали ноги. Скорее всего сбитого человека. Так он решил и вызвал полицию. Дождался Гребенку.

— И, конечно, Гребенка ухватился за версию водителя из «жигулей», эксперта по торчащим ногам из кювета.

— Хорошо, хоть он не принял его за прилегшего отдохнуть выпивоху и не поленился выйти из кабины.

— Значит, единственно достоверная версия — был сбит машиной.

— Насколько я знаю — да. У тебя есть другая? — спросил Сергей и допил оставшееся на дне кружки пиво.

— Будет, — неожиданно для себя ответил Никита.

Сергей обтер губы тыльной стороной ладони и в упор посмотрел на друга.

— Никита, не заводись. Опять тебя занесет.

— Пусть занесет.

— Ну смотри, смотри…

В школе они сидели на одной парте. Серега был настойчивый тугодум и твердый хорошист с ясными представлениями о жизни и последовательными поступками. В тринадцать лет, когда они увлеклись Конан Дойлем, он решил стать сыщиком. И стал полицейским. Таким же надежным и твердым хорошистом, как в школе. Только теперь в сыскном деле.

Никита был безнадежный троечник. Точные науки ему не давались вовсе, зато учительница литературы души в нем не чаяла — настолько зрело и красноречиво он рассуждал о персонажах любимых ею книг из школьной программы. Она вслух зачитывала его сочинения в классе и ставила Никиту в пример остальным.

Больше в пример его никто не ставил.

— Кстати, а с чего Гребенка взял, что он из Кочек?

— Местные мужики на остановке признали в нем постояльца какого-то там дяди Васи.

— Так, значит, он не местный.

— Блестящий пример дедукции, — улыбнулся Сергей. — Не зря мы с тобой зачитывались Конан Дойлем в детстве.

— И дедукция под стать тому возрасту, — сказал Никита. — Держу пари, Гребенка не удосужился пообщаться с домовладельцем из деревни Кочки.

— Не держи. Проиграешь.

— Неужели?

— Представь себе.

— И что принесло общение с пресловутым дядей Васей?

— Ровным счетом ничего.

— Дядя Вася был нем, как рыба.

— Можно сказать так. Он беспробудно пьян неизвестное количество суток.

— И, конечно, не только не помнит имени-отчества своего жильца, но, даже протерев опухшие очи, ни в жисть не узнает его на фотке.

— Надо полагать, — согласился Сергей.

— Как всегда, от свидетелей толку мало. По разным причинам. На этот раз хоть уважительная. Труп осмотрели? — спросил Никита.

Сергей вздохнул и потянулся к кружке с пивом.

— Естественно.

— И?

— Что «и»? Ты хочешь узнать, не отпечатался ли на трупе номер сбившей его машины? Отвечу однозначно: не отпечатался.

— Кто осматривал?

— Ефим Ильич. Кто же еще?

— Так…

Сергей посмотрел на часы.

— Извини, Хмель, мне пора в контору.

— Это понятно. Дело закрыли? — спросил Никита.

— Понятия не имею. Знаю только, что на место выезжал Петро, написал рапорт и в то же утро с половиной сотрудников уехал в служебную командировку по распоряжению сверху. Поэтому сейчас у нас на работе завал.

— Куда уехал и как надолго, я не спрашиваю, поскольку это страшная полицейская тайна.

Сергей кивнул головой.

— И если будет расследование происшествия, — а не сдадут его сразу в архив, — то вести его, по все всей вероятности, будет всё тот же Петро. Так я понимаю?

— Хмель, ну что ты такой упертый?

— Серега, я не могу понять, зачем алкашу взбрело на ум среди ночи переть несколько верст до шоссе, если в деревне самогона хоть залейся.

— Ты меня спрашиваешь?

— А кого же еще? Не его же.

— Может, он лунатик? Или вышел продышаться свежим воздухом.

— Ты сам в это веришь?

— Не знаю, — пожал плечами Сергей.

— А я вот не верю. Лунатики по крышам бродят, а не лезут под машины на шоссе. А продышаться можно было на лавочке возле дома. Что-то не стыкуется.

— В жизни многое не стыкуется, — с оттенком философичности заметил Сергей, поднимаясь из-за стола.

— Хоть скажи на прощанье, где у деревни Кочки его сбила машина.

— Возле самой автобусной остановки.

— В каком направлении? Их там две. Друг напротив друга.

— Неужели?

— Давай без иронии обойдемся.

— А если без иронии, то черт его знает возле какой, — сказал Сергей, задвигая стул.

— Насколько я понял, имя его неизвестно.

— Родные заявят, тогда узнаем, — равнодушно отозвался Сергей.

Никита остался один. Рядом с ним на столе лежали остатки леща. Под них он взял еще пару кружек пива.

Домой он возвращался, когда уже стемнело.

Глава 4

Никите оставалось пройти не больше ста метров до дома, когда он нагнал понуро бредущего человека под тяжестью двух сумок.

— Я вас приветствую, Ефим Ильич! — воскликнул он и протянул руку к одной из сумок. — Разрешите вам помочь.

— А… Никита. Покорно благодарю, — сказал судмедэксперт, с удовольствием передавая ему сумку.

Они пошли рядом неспешной походкой.

— Говорят, ты теперь на вольных хлебах, — сказал Ефим Ильич.

Что за город! Стоит только в нем попасть в сводку последних новостей сарафанного радио, так не успеешь оглянуться, как о тебе уже всё знают. Хоть на улицу не выходи.

— А что делать? — скривился Никита. — Не вынесла душа поэта придирок мелких буквоеда. То бишь Горыныча.

— Сам виноват, — наставительно сказал судмедэксперт.

— Ясное дело, сам, — поспешил сказать Никита, надеясь этим закрыть тему.

Но не тут-то было. Пожилые люди, особенно освободившись от бремени двух сумок, имеют склонность к нравоучениям…

— Какого черта ты привязался к Лагоеву, не имея на руках веских доказательств? — спросил Ефим Ильич.

Никита промолчал. Доказательства были. Только им глотку заткнули.

— Ты сам рубишь сук, на котором сидит ваша газета. И ты с ней заодно.

«Второй раз слышу про сук, — подумал Никита. — Хоть сам на нем вешайся».

— Откуда я мог знать, что так всё получится? — вяло сказал он, пожалев о том, что остановил судмедэксперта.

Ефим Ильич был настолько потрясен словами Никиты, что остановился и от удивления открыл рот.

— Как откуда?

Он поставил сумку на землю и всплеснул руками.

— Ты поступил необдуманно, Никита. Очень необдуманно. И подставил газету.

Ефим Ильич взял сумку и пошел дальше. Никита поплелся за ним. На ходу Ефим Ильич спросил:

— Что думаешь делать дальше? Писать стихи, раз назвался свободным поэтом?

— Что я и делаю.

— О чем пишешь? — заинтересованно спросил Ефим Ильич.

«О доярочке», — хотел сказать Никита. Но старик ведь не поймет.

— На стихи не размениваюсь. Пишу поэму, — сказал он.

— О… Серьезный подход. О чем будет поэма?

— О несчастном убиенном, сброшенном в кювет при дороге, до которого никому дела нет. Естественно, я говорю о погибшем при деревне Кочки. Не о кювете же, до которого тоже, кстати сказать, никому дела нет. Включая надзорные службы, обязанные следить за состоянием дорог и кюветов. Вот и получается: что кювет, что человек — понятия равнозначные.

Ефим Ильич остановился и странно посмотрел на Никиту.

— Вопрос не простой, — сказал он.

— Требует обсуждения, — подхватил Никита.

— А потому присядем. Я заодно покурю. А то в доме с появлением внука мне запретили курить. И правильно сделали. Чаще стал бывать на свежем воздухе.

— Как он?

— Скоро год.

В тоне Ефима Ильича прозвучала неподдельная гордость.

Они сели на лавочку в сквере.

— Так что это было? — спросил Никита. — Несчастный случай или… Или что-то другое.

— Я всего лишь судмедэксперт, — скромно заметил Ефим Ильич, — и не могу сказать, что было. На место происшествия меня никто не приглашал.

— Но вы же видели труп?

— Видел. И даже осмотрел его.

— И вам ничто не показалось странным?

— В жизни много странного, Никита.

Эту примиренческую позицию по молодости лет Никита не разделял.

— Что странного было именно в этом трупе? — нетерпеливо спросил он.

— Кое-что было. Не без этого.

Ефим Ильич затянулся и с шумом выпустил клуб дыма.

Не томи душу, хотел закричать Никита. Но опыт общения с судмедэкспертом приучил его к тому, что старика лучше не раздражать. Иначе он захлопнется, как створки устрицы.

— Мне сказали: его сбила машина… Сбила так сбила. Я при этом не был, и не мне опровергать умозаключения следователя.

Хорош следователь. Петро Гребенка!

— Но основания для сомнений в правильности диагноза были? — спросил Никита.

— Не то чтобы да. И не то чтобы нет… Мне показалось странным, что если человека сбивают, то почему я не обнаружил следы наезда на него.

— Может, скорость была недостаточной?

— Ну уж очень недостаточной.

— И тем не менее он умер?

— Еще как, — подтвердил судмедэксперт.

— Так отчего он умер?

— От удара тяжелым предметом в затылок, — бесстрастно ответил Ефим Ильич, не сомневавшийся в точности этого вывода.

— Бампером?

— Возможно. Если только машина умудрилась подпрыгнуть, как на трамплине, достаточно высоко. Надеюсь, ты в курсе того, где расположен у человека затылок и где находится бампер у машины?

Никита был в курсе. Именно поэтому он спросил:

— А могло быть такое, что человек испугался проносившейся мимо машины, отпрянул в сторону, поскользнулся, упал и ударился затылком… скажем, о валун?

— А почему нет? — сказал Ефим Ильич и загасил сигарету. — Идем. А то мои, небось, заждались. Я теперь в семье за главного по снабжению.

С появлением внука остальные дела у Ефима Ильича отошли на второй план.

Какое ему дело до нестыковок выводов следствия с его заключением?

Он профессионально исполнил свои обязанности, все записал в заключении, а дальше, господа, вам решать.

Никита проводил его до подъезда.

На следующее утро он решил съездить на место происшествия.

Глава 5

Своим названием деревня Кочки была обязана болотистой местности, окружавшей ее с трех сторон. С развалом колхозов она утратила свои сельскохозяйственные корни, и здесь больше не мычали коровы и не блеяли овцы. Отныне здесь жил рабочий люд, занятый либо на торфяных разработках под боком, либо на мануфактуре поблизости, производящей шифер.

Добираться до Кочек Никите пришлось на автобусе. Его машина вторую неделю была в ремонте из-за пустяка — помятого крыла, — но знакомый жестянщик был на больничном листе, а везти машину в другую СТОА ему не хотелось.

Никита был единственным, кто вышел на остановке в этот ранний час.

Оглядевшись по сторонам, он пошел искать гипотетический валун, о который неизвестный мог удариться затылком и потом оказаться в кювете. От остановки он прошел пятьдесят метров сначала в одну, потом в другую сторону, но хоть что-нибудь отдаленно напоминавшее валун ему найти не удалось. Зато в изобилии были мелкие камушки вдоль дороги.

С тем же результатом он прошел по другой стороне шоссе.

Ничто не напоминало здесь о происшествии двумя днями раньше.

Бессмысленность этой поездки становилась очевидной для Никиты, и он решил вернуться домой. Но в расписании автобусов оказалось окно в три с половиной часа, а вслед за этим движение возобновлялось с интервалами в сорок пять — пятьдесят минут.

На шоссе было пустынно. Оставалось одно: каким-то образом убить время в ожидании попутки.

А почему бы не проведать пресловутого дядю Васю, у которого вроде как остановился погибший неизвестный?

Никита бросил прощальный взгляд на пустынное шоссе и углубился в неприветливый лес, в котором смешались чахлые березы, осины и ели. Тропинка то вилась вдоль грунтовки с огромными выбоинами, кое-как присыпанными песком, то углублялась в лес и возвращалась обратно чуть ли не вплотную к грунтовке.

Наконец лес расступился и стала видна деревня. На подходе к ней неожиданным образом нарисовался небольшой курган, и Никита взобрался на него.

Его взору открылась совсем не идиллическая картина. Покосившиеся дома, хилые огороды и чахлый березняк в конце улицы, за которым начинались болота.

Было тихо. Казалось, всё вымерло.

Глядя на эту унылую, запущенную деревню, Никите расхотелось общаться с дядей Васей. Но до автобуса оставалась еще уйма времени, и Никита, вздохнув, спустился с кургана, постоял у околицы, переминаясь с ноги на ногу, и вошел в деревню, чтобы отыскать того, ради которого он сюда пришел.

У третьего дома на единственной улице распахнулась калитка и вышел мужик. Повертел головой и пошел в направлении грунтовки.

— Добрый день, — сказал Никита, когда мужик поравнялся с ним.

— Добрый, — ответил тот.

— Вы не подскажите, где дом дяди Васи?

Мужик остановился, усмехнулся и сказал:

— А на кой ляд он вам сдался?

— Да так… Есть о чем поговорить.

— Не удастся вам с ним поговорить. С утра его нет дома.

— Где ж он может быть?

— Шляется где-то.

— А где — неизвестно? — спросил Никита.

— А черт его знает. Может, по грибы пошел. Может, нет. Он вообще непредсказуемый. Живет бобылем. Ни перед кем ответ не держит.

— Он что? Не работает?

— Да какой из него работник… Запойный он. И вообще…

— Что вообще? — спросил Никита.

— И вообще он других взглядов на жизнь.

— Отличных от всех остальных?

— Во, во…

— Значит, дядя Вася философ?

— Философ не философ, не моего ума это дело. Только работать он не может. Не вписывается работа в его образ жизни.

— И на что живет этот мыслитель, который не может вписаться в трудовой образ жизни огромной страны?

— Перекупщикам зелень продает. Укроп там, чесночок, лучок…

— Это летом. А зимой лапу сосет наподобие медведя?

— Так уж и лапу. Картошкой с огорода пробавляется. — Мужик посмотрел по сторонам, усмехнулся и на пониженных тонах сказал: — Бизнес у него есть.

Это становилось уже интересно.

— Какой же? — спросил Никита.

— Самогонку гонит, — ответил мужик и расхохотался в голос.

— И в клиентах у него вся деревня?

— Вся не вся, но многие. Сколько не запасай заране, все равно не хватит. В этом вся философия дяди Васи. Потому и закрутил он свой бизнес.

— А как же местная полиция?

Мужик снова расхохотался.

— Местная полиция за пять верст отсюда, — сказал он, махнув рукой, и пошел своей дорогой.

Никита отпустил его на некоторое расстояние и пошел следом.

На остановке мужика не оказалось. До ближайшего автобуса оставался час с лишним, и Никита приготовился ждать.

Но ему повезло. Не прошло и десяти минут, как проезжавшая мимо полицейская «нива» остановилась, и знакомые менты подвезли его до города.

Домой идти не хотелось, и Никита отправился в фитнес-клуб.

Добросовестно отработав на тренажерах и помолотив грушу, он отказался от спарринга и пошел домой.

Еще на лестничной площадке Никита услышал, что у него звонит телефон. Он успел снять трубку и услышал Сергея.

— Как съездил в Кочки? — спросил он.

— Уже донесли?

— Не донесли, а сообщили по долгу службы. Так как съездил? — В тоне Сергея была едва заметная ехидца, в общем-то ему несвойственная.

— Нормально съездил. Думаю в Кочках дачу построить. Положу начало элитному поселку.

— Одни дренажные работы чего будут стоить, — усмехнулся Сергей. — Там же болота вокруг.

«Как ты всё воспринимаешь всерьез», — подумал Никита.

— Ладно. Убедил. Откажусь от дачи в элитном поселке. А теперь расскажи мне, как идет следствие по делу безумца, совершившего самоубиение, — метод бросания под колеса проходившей мимо машины на скорости, несовместимой с состоянием шоссе и жизнью обозначенного бедолаги. Кстати, имя его не прояснилось?

В разговорах между собой они часто пародировали канцелярский слог рапортов и протоколов, составленных полицейскими, и сейчас Никита как никогда был расположен к этому.

— Отвечаю по порядку. Дело на три черти в архиве. Что касается второго вопроса: а черт его знает, как его звали. Видно, никому до него дела нет. Кроме тебя.

— А был ли он вообще? Несчастный выпивоха.

— Не удивлюсь, если нет.

— И все-таки, откуда ж он взялся в забытой всеми деревне?

— А черт его знает, — беспечно ответил Сергей.

— Тебе не кажется это странным?

— Пусть тебе это кажется странным, а мне своих забот хватает. Извини, Никита, на работе завал.

В подкрепление тезиса о том, что ему своих забот хватает, Сергей повесил трубку.

Его можно было понять: кому охота влезать в висяк?

«А я какого черта ввязался в это дерьмо?» — подумал Никита.

От этой мысли его отвлек новый звонок.

Это была Светлана.

— Небось голодный сидишь? — не без ехидства спросила она тоном, скорее похожим на констатацию факта, чем на вопрос.

— Да, — подтвердил Никита. — Единственно потому, что не удосужился зайти в универсам купить что-нибудь поесть. Дела отвлекли.

— Еще добавь к этому, что ты вообще перешел на строгую диету ввиду сложившихся обстоятельств. Ничего мясного.

Никита готов был взвиться под потолок от колкости любимой, но сдержался и решил не отвечать на нее.

— Ладно. Приезжай ко мне. У меня сегодня домашние пельмени. Поужинаем вместе, — смилостивилась любимая.

Никита летел к ней на крыльях влюбленности, подгоняемой голодом.

Глава 6

Они познакомились в институте на лабораторных занятиях, когда две параллельные группы объединили в одну. Тогда их отношения остались простым знакомством, а в дальнейшем судьба развела их. За полтора года учебы в вузе Никита убедился, что инженерное образование не его стезя, и бросил институт.

Прошло четыре года, и они случайно встретились на остановке автобуса. К этому времени Никита отслужил в армии, а Светлана успела окончить институт, устроиться на работу в Управу, выйти замуж и развестись.

После обычного обмена репликами на тему «Как ты?» они договорились вечером сходить в кафе. Их отношения сразу обрели легкий, без обязательств характер. Так полагал Никита. Что думала Светлана, он не знал и, правду сказать, себя этим не озабочивал.

За ужином Светлана сказала:

— Как ты думаешь жить дальше? Собираешься работать?

— Естественно. Жить на что-то надо. Внештатный корреспондент это даже не пособие по безработице.

— У нас есть вакансия.

— В управе? — лениво спросил Никита.

— Не совсем так. Глава управы…

— Главный управный дьяк, — пробормотал он.

— … создает новый департамент. Территориально он находится…

«“Территориально” — лишнее слово», — машинально подумал Никита, еще не вполне понимая, что в его жизни наступал переломный момент.

Светлана назвала улицу, весьма далекую от Управы.

— И что там за вакансия? — уминая пельмени, спросил Никита, имея в виду поддержать разговор.

— У тебя, кажется, незаконченное высшее, — уклончиво сказала Светлана.

— А то ты не знала.

— Да. Незаконченное высшее, если считать таковым три семестра в вузе.

— Светик, давай конкретно, что за работа? — на этот раз уже заинтересованно спросил Никита.

— Это новый и весьма перспективный департамент.

— Что новый, я уже слышал. Лучше расскажи, что в нем перспективного?

— У тебя ведь есть запись в трудовой книжке, что ты был инженером, — сказала Светлана, напряженно глядя ему в лицо.

Запись есть. Не более того.

Какое-то время, вернувшись из армии, Никита работал в шарашке, изготовлявшей гвозди, где был оформлен инженером ОТК. Ему в обязанность вменялось следить за тем, чтобы работяги не напивались до окончания смены.

Весьма инженерная была работа.

Через полгода он ее бросил. Но запись осталась.

Полтора месяца Никита был не у дел, пока приятель, работавший в местной центральной прессе, не пристроил его в «Вестнике». На первое время. Пока он не зарекомендует себя с положительной стороны, что позволит в дальнейшем перевести его в более солидное издание.

Как понимал теперь Никита, эти розовые мечты придется отложить на потом. Если им вообще суждено сбыться.

— Ну, — обреченно сказал он.

— Не подстегивай, — возмутилась Светлана.

Чем длиннее предыстория, тем грустнее развязка. Никита знал это по опыту и не слишком удивился, когда Светлана сказала:

— В общем, так: тебя возьмут специалистом по инженерным коммуникациям. Ты будешь осуществлять контроль за их состоянием и производству ремонтных работ.

— Светик! Но я же в них ни хрена не смыслю.

— А чего там смыслить? Там одни трубы. А мы с тобой учились в авиационном институте.

— В филиале, — уточнил Никита. — И на заочке. Не забывай об этом.

— Не вижу принципиальной разницы. И вообще это не меняет дела. Диплом о высшем образовании и в Африке диплом, — парировала Светлана. — Тем более авиационный. Авиация — она везде авиация. И мы с тобой птицы высокого полета.

Никита не разделял оптимизма любимой. Тем более что диплома у него не было. Была только инженерная запись в трудовой книжке.

— А трубы везде трубы, — без прежнего пафоса продолжила Светлана. — Что в очном, что в заочном институте. Как и трубы, которыми, кстати сказать, если ты помнишь, напичкан самолет. И по сравнению с ними теплотрасса — это пустяк из нескольких труб.

«Мне бы такое мышление», — позавидовал Никита.

Его занесло в филиал авиационного института по окончании школы. Большая часть его одноклассников тоже обзавелась студенческими корочками, освобождавшими от службы в армии, и с головой бросилась в омут предпринимательства.

Из чувства внутреннего протеста и полной неспособности к коммерции Никита первое время думал всерьез посвятить себя инженерному делу.

Но если ты не испытывал ни малейшего интереса к элементарной математике в школе, то высшая математика в институте вряд ли подкупит тебя красотой теорем и доказательств. С физикой дела обстояли еще хуже.

Никогда не летавший на самолетах Никита после зачисления в вуз заинтересовался ими и, задрав голову, подолгу смотрел, как они парят в небесах.

Раньше он об этом не думал, а теперь недоумевал, как такие махины держатся в эфемерном воздухе и не падают камнем вниз? Он не дошел до ответа на этот вопрос, поскольку бросил вуз и пошел служить в армию, где прошел суровую школу воздушно-десантного училища. Там же он вплотную познакомился с самолетами. Затем была служба на границе.

Об этом он ни разу не пожалел.

Светлана продолжила излагать свое видение ситуации.

— Неужели ты в них не разберешься?

— Видишь ли, Светик, если б я разобрался в тех трубах, то, наверно, сейчас был бы с дипломом.

— Не понимаю. В ДЭЗах сидят инженерами и техниками простые баба, и ничего. Работают. А ты — мужик, почти инженер — и не справишься! — возмутилась Светик.

— Стоит ли удивляться состоянию труб в нашем городе, — сказал Никита. — А нет ничего подальше от ЖКХ и ближе к аэрокосмической отрасли? С учетом специфики моего образования.

— Кто это говорит о специфике образования? — иронично глядя на Никиту, сказала Светлана. — Липовый студент с двумя зачетами. И те по физкультуре и основам безопасности жизнедеятельности.

— И с одним сданным экзаменом, — дополнил Никита.

— Ага. По культурологии. Вернись с заоблачных высот на землю. Вспомни, где ты живешь. Далеко не в Звездном городке. И тем более не в Хьюстоне.

— Хорошо, хорошо, — пошел на попятный Никита. — Когда выходить?

— Да хоть завтра.

— Давай с понедельника.

— Ладно. Выходи с понедельника. Это место я за тобой уже застолбила.

«Надо было с этого начинать», — подумал Никита.

— Думаешь, подождут до понедельника? — спросил Никита, в душе надеясь на обратное.

Его надежды развеяла Светлана, когда уверенно сказала:

— Подождут. Пусть только попробуют не подождать.

Утром она ушла на работу, и Никита, томясь от безделья, позвонил Сергею, имея в виду пригласить его к Хасану.

— А покойничек-то перестал быть неизвестным, — огорошил его новостью приятель.

— То есть? — насторожился Никита.

— У него, оказывается, есть имя и фамилия тоже.

— Эка невидаль.

— И нам они стали известны.

— Обзавелись экстрасенсом?

— Нет. Позвонила жена. Заметь: из Москвы.

Никите стало не до встречи у Хасана.

— Расскажи, — попросил он и почувствовал, как у него пересохло во рту.

— А что тут рассказывать? Мужик каждый день звонил ей по мобиле и вдруг третий день не выходит на связь. Она забила тревогу и дозвонилась до нас.

— И вы ее успокоили. Нет у тебя больше мужа, сказали вы ей, зато теперь ты свободная птица.

— За кого ты нас держишь? Неужели мы циники вроде тебя? Мы выразили ей глубокое сочувствие в подобающем тоне.

— Кстати, как его зовут, раз он перестал быть безымянным?

— Смагин Юрий Петрович.

— И что дальше?

— А что может быть дальше? Мертвого не воскресишь. И нам теперь не надо докапываться до его имени.

— Петро знает о звонке?

— Откуда? Он все еще в командировке.

— А что вы?

— Кто мы?

— Кто остался на боевом посту.

— А что мы? Посочувствовали. Как могли.

— Знаю я, как вы можете. Серега, дай мне координаты вдовы.

— Никита, ты псих.

Глава 7

Никита объяснил Светлане поездку в первопрестольную тем, что он давно не был в столице и решил навестить ее, прежде чем закопать себя с трубами в ЖКХ. Светлана не стала возражать.

Вдова встретила его в трауре, но вполне приветливо и даже улыбнулась, хоть и скорбно. Это была немолодая женщина с полным лицом и черными волосами с проседью. Усадив Никиту чай пить с пирожками собственного производства, она спросила:

— Как это случилось? — и утерла платком пару слезинок, выступивших в уголках глаз.

— Признаться, Анна Тимофеевна, этого толком никто не знает.

— Отчего так? Ведь небось следствие было?

— Оно и сейчас, можно сказать, ведется, — сказал Никита и отвел глаза под ее напряженным взглядом. — Но я как журналист… — «Господи, прости мою душу грешную за эту невинную ложь…» — …надеюсь придать ему дополнительный импульс.

— Да?

В глазах Анны Тимофеевны засветилась надежда, словно Никита обещал ей вернуть погибшего живым и невредимым.

Эта реакция смутила его.

Работа репортером уголовной хроники научила его быть нагловатым и развязным, но разве можно вести себя подобным образом с пожилой женщиной, к тому же лишившейся подспорья на старости лет?

— Я хочу написать статью, которая заставит местные правоохранительные органы тщательнее заняться этим инцидентом. Подхлестнуть их. Это чистая правда, — сказал Никита, посмотрев на вдову ясным взглядом, и для большей убедительности положил руку на сердце. — Но для этого мне необходимо как можно больше узнать о погибшем Юрии Петровиче Смагине.

Анна Тимофеевна улыбнулась.

— А ведь он из ваших краев, — сказала она.

Никита чуть не поперхнулся пирожком. Откашлявшись, он сказал:

— Вот как… А зачем он поехал к нам? Вы не знаете?

Анна Тимофеевна пожала плечами.

— Не знаю, — сказала она и опустила глаза.

Никита ей не поверил. Надо было найти подходы к вдове.

Он взял очередной пирожок и принялся расхваливать его достоинства.

— Разве может покупное изделие сравниться с шедевром домашней кухни?

Анна Тимофеевна зарделась. Никита продолжил:

— Просто удивительно, что в Москве до сих пор сохранились люди, которые могут поподчивать своим, домашним пирожком и не бегут в универсам, чтобы угостить гостя на скорую руку.

Польщенная Анна Тимофеевна разговорилась.

Оказалось, москвичкой — к своему неудовольствию — она стала три года назад, когда перебралась сюда ее дочь, особа, по всей видимости, энергичная и предприимчивая. Она купила матери эту однокомнатную квартиру и с головой ушла в бизнес.

Анна Тимофеевна почувствовала себя заброшенной.

В один из приступов отчаянного одиночества она решилась пойти на вечер знакомств для тех, кому за пятьдесят.

— Там меня судьба свела с Юрием Петровичем, — хлюпнув носом, сказала Анна Тимофеевна.

Пожилая женщина расчувствовалась, и слезы потекли у нее по щекам.

— И как долго вы состояли в браке с Юрием Петровичем?

Слезы высохли сами собой. Анна Тимофеевна поджала губы и неохотно сказала:

— Мы не были расписаны. Мы состояли в гражданском браке. В наши годы это уже не обязательно. Лишь бы человек был хороший, — сказала она.

— Юрий Петрович был хороший человек?

Анна Тимофеевна не спешила с ответом.

— Анна Тимофеевна, поверьте, я ваш друг. Мной руководит чувство справедливого возмездия.

«Господи, прости мою душу грешную еще раз».

— Тем более, что речь идет о моем бывшем земляке. Что он представлял собой как личность?

— О, это был незаурядный человек. С характером. Но справедливый. Я себя с ним чувствовала, как за каменной стеной. И внешне он был крайне привлекательный мужчина. Рослый и сильный. Правда, уже с поредевшими волосами, но все равно очень даже привлекательный.

— А вы не знаете, как давно он перебрался в Москву из наших мест?

— Не знаю. Он вообще мало распространялся на эту тему.

— А где он работал в Москве? На эту тему он тоже не распространялся?

— Он не работал. И не распространялся, — сразу на два вопроса ответила Анна Тимофеевна. — Но собирался устроиться. В ближайшее время.

— А на что он жил? До встречи с вами.

— Не знаю, — сухо сказала вдова.

Боже мой! Как мало она знает о своем сожителе. Вот что значит одиночество и желание почувствовать рядом с собой надежное мужское плечо, на которое можно опереться в старости.

С последними словами Анны Тимофеевны и, главное, по тону, каким они были сказаны, Никита почувствовал, что она снова отстраняется от него, и посчитал за лучшее сворачивать визит.

Напоследок он спросил:

— Анна Тимофеевна, если он собирался устроиться на работу, то зачем он поехал в наш город?

— Ему нужно было получить с кого-то должок, — после непродолжительной заминки ответила неофициальная жена.

— Понятно.

Из всего, что узнал Никита о Смагине, вывод напрашивался сам собой: он пришел на вечер для тех, кому за пятьдесят, единственно за тем, чтобы познакомиться с подходящей женщиной и обрести над головой крышу в столице.

И второй, не менее важный вывод, — попытка получить с кого-то должок, по всей вероятности, закончилась для него трагически.

Сколько, интересно знать, мог задолжать ему законченный алкоголик дядя Вася, пробивающийся мелкий бизнесом в виде самогоноварения и выращивания лучка с редисочкой?

Есть повод с ним познакомиться.

Глава 8

По возвращении из Москвы Никиту ожидал сюрприз.

Когда он вечером пришел к Светлане, она сказала:

— Борис Иванович согласился, что городские коммуникации со множеством труб и авариями — особенно в отопительный сезон — дело стремное. Поэтому мы решили…

У Никиты от дурного предчувствия пробежали холодок по спине.

— …мы решили, — продолжила деятельная Светлана, — что он возьмет тебя на должность инспектора по надзору за работой ДЭЗов.

Никита оторопел. Оправившись, он сказал:

— Послушай, Светик, но это же скандальная работа.

— Ну и что? И кто говорит об этом? — возмутилась Светлана. — Журналист с репутацией скандалиста. И потом — любая работа может быть скандальной. Все зависит от человека. А ты привык скандалить исподтишка, прячась за газетной страницей. Учись жить и общаться с людьми, если хочешь сделать карьеру.

Светлана выжидательно посмотрела на Никиту.

— Ты ведь хочешь ее сделать?

— Хочу, — на радость любимой твердо сказал Никита.

Любимая оживилась, и взгляд у нее потеплел.

— Тогда другое дело. В общем, так: в дальнейшем, когда ты полностью войдешь в курс дела, он создаст под тебя отдел. А пока поработаешь под началом у Егора Акимовича Чехонкина. Он сам долгое время проработал в ДЭЗе и знает его работу досконально. Для тебя на первых порах главным будет сработаться с ним, — озабоченно добавила Светлана.

— Сложный человек?

— Хуже. Простой.

— Я тоже без выкрутасов.

— Ну, ну…

Светлана пристально посмотрела на него.

— Ты, кажется, не рад? — сказала она.

— Ну почему же? Более, чем рад. Просто от восторга слов не нахожу. Еще бы! Буду инспектировать работу сантехников, электриков и дворников с их вороватым начальством. Дело государственной важности. Это вдохновляет.

— Я вижу, тебе это неинтересно. Как и я, — сказала Светлана, и плечи у нее поникли.

Никита положил ладонь поверх ее руки.

Их глаза встретились. Он увидел укоризненный взгляд, слезинки в уголках глаз и закушенную губу.

А как могло быть иначе!

Она пробивала ему это должность, а он — неблагодарная скотина — отлынивает от работы. Никите стало стыдно.

Осенью рано темнеет. Светлана ушла в дальний угол комнаты, где сгущались сумерки. Никита почувствовал себя перед выбором: либо остаться без Светки, либо стать надзорным над ДЭЗами.

Пауза была недолгой. Никита подошел к столу, где одиноко светилась настольная лампа. Рядом с ней лежали ручка и лист бумаги с отпечатанным на машинке жутким заголовком:

Заявление о приеме на работу.

Светка продумала все. Не прочитав ни строчки, Никита подмахнул заявление.

В этот вечер Света оставила его ночевать у себя дома.

Никита был счастлив всю ночь.

А на следующее утро для него начались трудовые будни.

Они вместе вышли из дома и перед тем, как пойти в разные стороны, Светик с надеждой в голосе сказала:

— Ни пуха ни пера.

— К черту, — искренне ответил Никита.

В первый же день на работе он убедился в том, что ему ничто не мешает заниматься своим журналистским расследованием. Так он назвал свои потуги разобраться в том, что произошло у деревни Кочки.

Уже на следующий день он затащил Серегу к Хасану. В разгар рабочего дня они сидели за стаканами пепси, и буфетчица не сводила с них ошеломленного взгляда.

— Кстати, небезызвестный тебе Юрий Петрович Смагин, чье бездыханное тело обнаружили у деревни Кочки, из наших мест, — сказал Никита.

— Ну и что?

— А то, что он вернулся в наш город, чтобы получить с кого-то должок.

— Это ничего не меняет.

— И дело, значит, вместе с телом спокойно можно закопать, — сказал Никита.

— Вроде того.

— И виновника наезда искать не будут?

— Ты что, смеешься?

— Серега, я печенкой чувствую, что здесь всё не так просто, как кажется.

— Никита, в тебе говорит бывший репортер, изголодавшийся по писанине. Тебе нужен материал для колонки.

— А вам не нужен висяк.

Сергей промолчал.

— Серега…

— Ну?

— Не в службу, а в дружбу — пробей его по своим каналам. Не засветился ли он у вас? Где работал, где жил, чем занимался?

— И это все? — спросил Сергей.

— А тебе мало?

— Достаточно. Достаточно для того, чтобы все дела пустить побоку и заниматься только твоим, никому не нужным Смагиным.

— Ну извини. Не знал, что старлей в нашем богоугодном городке по горло завален работой.

— Не могу с тобой не согласиться — наш город из тихих. Но по части неугомонности у тебя есть прямой конкурент.

— Кто же это?

— Начальник нашего отделения. Он не меньший талант, чем ты, по способности заваливать подчиненных всякой дребеденью. Но для этого у него есть полномочия.

— А у меня их нет, — вяло согласился Никита и с надеждой посмотрел на Сергея.

— Ладно, адрес обещаю, а на большее не рассчитывай, — сказал Сергей и посмотрел в глаза Никите. — Послушай, Хмель, тебе в самом деле нравится разыгрывать из себя частного детектива?

— Если ты мне в самом деле друг, то спровоцируй преступление, чтоб было о чем написать несчастному внештатному репортеру.

— Не дождешься, — на ходу сказал Сергей.

Никита остался один. В раздумье он поводил стаканом по столу, встал и направился к буфету, где взял пару кружек пива и бутерброд с кетой.

— А я всё думала, как долго это будет продолжаться, — сказала буфетчица, ожидая, пока опустится пена.

— Что это? — недоуменно спросил Никита.

— Баловство с пепси.

— А…

После пива он почувствовал себя в надлежащем состоянии для общения с ДЭЗами и пошел на встречу с ними.

Глава 9

Светлана была в состоянии крайнего раздражения. Ее протеже на работе аттестовали не с самой лучшей стороны. Проще говоря, назвали бездельником.

— Ты как бабочка, — недовольным тоном сказала она Никите. — Залетишь утром в ДЭЗ на пять минут и потом тебя только и видели.

«А что там делать среди вечно занятых чаепитием баб? Но разве скажешь такое Светке?»

— Вот что ты сделал за эти три дня на работе?

— Видишь ли, Светик, я не стою у станка и не выдаю продукцию на-гора.

— И все же?

— Обхожу ДЭЗы. Вникаю в работу, — пробормотал Никита.

— Вник?

Черта с два вникнешь в работу этой крепости, где все связаны круговой порукой и дружно стоят в каре, ощетинившись штыками. Это неприступный Измаил, а он не Суворов.

— Никита, Никита, — вздохнула Светлана, глядя на его поникшую голову. — Ты уже не мальчик и вроде как неглупый мужик, а главного понять до сих пор не можешь.

— Что же такое главного я не могу понять? Как неглупый мужик.

— Простой вещи. Главное в работе — отчетность. А разве ты не мастер писать всякий вздор?

— Ты предлагаешь мне изложить в художественной прозе повседневную жизнь вантуза и разводного ключа?

Светик посмотрела на него долгим и ясным взглядом. Ничего хорошего он не сулил.

— Работа тебе неинтересна. Это очевидно. Чем же ты живешь?

— Видишь ли, Светик, я втянулся в одного расследование и не могу его бросить на полпути.

— Сиквел из жизни Лагоева?

— К черту Лагоева! Он ворюга. Но ловкий ворюга. Замазал глотки мои информаторам изуверским способом. Он не уволил их. Нет! Он просто пригрозил им увольнением. А где бы в наше время они нашли работу, не имея ни специальности, ни квалификации, ни образования — и к тому же с подмоченной репутацией продавщиц и кассирш, продавшихся закону? Таких торговля отторгает. Мало того. Он еще прибавил им в зарплате. Теперь они за него стоят горой. Стоит ли удивляться, что при таком уровне нравственности у нас в городе процветает коррупция?

Информаторами Никиты были три девушки, вышедшие покурить на задний двор универсама. Волею судеб Никита оказался там же и не смог пройти мимо них, таких симпатичных, переминавшихся с ноги на ногу возле мусорных баков. Они разговорились. Девушки были раздражены: их, таких молоденьких и смазливеньких, заставили заниматься неквалифицированным трудом: отмывать и перефасовывать давно просроченную продукцию. Потом весь день от рук воняет «свежезамороженной» рыбой. Никита выразил им сочувствие и с сомнением посмотрел на только что купленную «свежайшую» нарезку из колбасы и сыра из универсама Лагоева.

По дороге домой Никита, не раз отоваривавшийся у Лагоева до этой нечаянной встречи с его работницами, вознегодовал душой от подобной наглости и написал разоблачительную статью о работе его универсама.

Света поморщилась.

— Во-первых, коррупция у нас в городе не процветает, а имеют место только отдельные ее проявления, — сказала она.

— Ну да, конечно, — вяло согласился Никита.

— Во-вторых, теперь ты сам видишь, чем всё могло кончиться для девушек, доверившихся тебе. Безработицей. И в-третьих, наконец, если это не Лагоев, то кто же?

— Есть такой Юрий Петрович Смагин. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?

— Нет. Но это неважно. Так в чем он провинился перед тобой?

— В том, что его убили.

— О господи, — передернув плечами, сказала Света. — И ты, конечно, хочешь найти убийцу?

Никита соврал наполовину. Он сказал:

— Нет. Я просто хочу помочь полиции разобраться в этом вопросе.

— Ну да, конечно. А то она без тебя не разберется.

— Ну, точнее говоря, слегка подтолкнуть ее к более активным действиям.

— Сначала продавщиц подставил, теперь взялся за единственного друга, Сергея.

— Не он ведет следствие.

— А кто?

— Петро. Петро Гребенка.

— Значит, его можно?

— Да нет… Он неплохой, я бы даже сказал, славный парень, но не вполне на своем месте, — сказал Никита и подумал: а ты на своем месте?

— И ты решил ему помочь.

— Некоторым образом.

— После чего его уволят за несоответствие.

— Перестань! — возмутился Никита.

— И каким же образом ты решил ему помочь и вообще подтолкнуть полицию к более активным действиям?

— Я подготовил для нее ряд наводящих вопросов. Кстати, Сергей обещал мне дать на них ответы.

— Так в чем дело? Позвони ему. Сергей всегда в курсе всех дел в отделении. Он с ходу даст тебе ответ на любой вопрос. Не тяни время, Ники, — так ласково называла она Никиту, когда хотела его приласкать. — Ты ведь профессиональный репортер и знаешь, как оно дорого. Горячие новости стынут быстрее горячих пирожков с капустой. А тебе ведь нужно чем-то заполнить колонку уголовной хроники, так восторженно читаемую жителями нашего города. Не томи их души долгим ожиданием.

Никита нехотя взял трубку. Света не спускала с него глаз, и в уголках губ у нее таилась улыбка.

— Сергей, это я. Никита.

— Понятно.

— Как там насчет моих вопросов? Помогают следствию?

— Какому следствию?

— Я имею в виду убийство Смагина. И мои наводки в виде вопросов.

— А… Ты у Светки, — догадался Сергей. — Слушай, Хмель. У нас без тебя хлопот хватает.

Серега понизил голос:

— Мы ожидаем инспекцию из министерства. Сам понимаешь. А тут ты… — дальше Сергей перешел на обычную тональность, — со своим Смагиным, будь он неладен. Узнал я о нем следующее: он вышел из заключения три месяца назад. Отсидел срок за грабеж. Кстати, за ним числится не одна отсидка. Да, вот еще: у нас в городе он был прописан на Первомайской, 10, квартира 3. Не знаю, как это поможет твоему следствию, но прошу тебя в ближайшие несколько дней не дергать меня. Усек?

— Усек, — ответил Сергей. — Гребенка еще в командировке?

— Да. Всё, Хмель, извини. Правда, не до тебя и твоих проблем. Своих хватает.

Никита услышал в трубке короткие гудки.

— Ну и что? — спросила Светлана.

— Как что?! Не на кого положиться. Тем более в местном отделении полиции. Каждый занят сам собой. Совсем как у Маяковского: «каждый свою воду толчет в своей ступке». Одним словом, полиция умыла руки и погрязла в своих разборках. Придется мне во всем разбираться.

Светлана с тревогой заметила в глазах у Никиты разгоравшиеся огоньки.

— Вот что: вводи-ка меня в курс дела, — потребовала она. — Я как-никак отвечаю за тебя, коль скоро ты работаешь по моей рекомендации.

Никита почувствовал себя припертым к стене и обо всем рассказал Светлане.

— Сейчас же звони вдове, — сказала она. — Пусть знает, кого в дом впустила и не горюет о потере.

— Согласен. Как всегда, ты права.

— Не подлизывайся.

Сообщение о том, что Смагин уголовник, Анна Тимофеевна встретила спокойно.

— А я знала об этом, — сказала она.

— Вот как, — удивился Никита. — И вас это не смутило?

Анна Тимофеевна вздохнула.

— Чего не бывает по молодости.

— То есть как по молодости? — не понял Никита.

Хороша молодость! На пороге шестого десятка.

Оказалось, Никита думал о последней отсидки Смагина, Анна Тимофеевна о первой.

— Что поделаешь, ребенок вырос в неполной семье, — с грустью в голосе начала она свой рассказ. — Мать-одиночка с утра до вечера гнула спину на работе, вот и стала улица воспитателем у мальчишки. А там дурная компания. Дурное влияние и неустоявшаяся психика ребенка в подростковом возрасте помноженная на ложно понятую романтику…

Красиво говорит, позавидовал Никита, привыкший к скупой на слова в колонке уголовной хроники и к чеканному слогу.

— Коротко говоря, летом ночью залезли в распахнутое окно. Ведь распахнутое окно так соблазнительно для людей, склонных к криминалу. Причем залезли другие. Он, что называется, стоял на стреме. Но это Юру не спасло от колонии. Но после ни-ни.

— Одним словом, перевоспитался, — усмехнулся Никита.

— Именно, — подтвердила вдова.

— А с чего это вдруг Юрий Петрович решил вам покаяться в грехах своей юности?

— Я как увидела у него наколки на руках и груди, так и спросила, откуда они взялись.

— И он вам сразу все выложил.

— Нет, не сразу и неохотно. Ему до сих пор было стыдно за грехи молодости. Такое не забывается никогда. А в колонии, вы сами понимаете, свои законы. Как юнец мог им противостоять? Вот отсюда и наколки.

— А что за наколки? — поинтересовался Никита.

— Обычные для людей этого круга. «Не забуду мать родную» и «Нет в жизни счастья».

— Да, малохудожественное тату, — согласился Никита. — Ну да ладно. С молодостью все ясно. А с недавним прошлым надо еще разобраться. Он вам о нем ничего не рассказывал?

— А что с ним? — насторожилась вдова.

— А то, что три месяца назад он вышел из заключения, где отбывал срок за грабеж.

— Ой…

— За ним числится не одна отсидка и, стало быть, не одно преступление, — продолжил Никита.

Он не видел, как в Москве стоявшая до того вдова как подкошенная села на стул.

— Так что, Анна Тимофеевна, вам не о чем и, главное, не о ком жалеть.

Ответом в трубке было молчание.

— Всего вам хорошего в дальнейшем, — пожелал Никита вдове, вспомнив про аппетитные пирожки домашнего приготовления.

— Все правильно, — согласилась Светлана, когда он повесил трубку. — А теперь о твоих вопросах полиции. Мы ими займемся завтра. У нас появился новый архивариус. Вполне симпатичный дядечка. Отзывчивый и, главное, мне кажется, ему самому интересно во все вникать и в чем-то копаться. Может, у него в архиве найдется какой-нибудь материал на твоего Смагина.

— Этакий скрупулезный зануда, — проворчал Никита, вспомнив Горыныча. — Не представляю себе, какая информация может быть в управе на бандита.

— Вот и разберемся завтра. Должна же я хоть как-то поучаствовать в твоем расследовании.

Светлана не смогла сдержать улыбку. Никита недовольно хмыкнул.

— В общем, так: завтра придешь в Управу за полчаса до обеда. Я договорюсь с архивариусом о встрече.

— А полчаса не много?

— Но не пять же минут! Хотя для твоих вопросов… Всё, хватит о Смагине. А вообще, Ники, берись за ум и отнесись к работе серьезно. Ты уже не мальчик. Пора думать о будущем. У нас в Управе для тебя есть шанс сделать карьеру.

— Каким это образом? — спросил он.

— Ах, Ники, Ники, всему приходится тебя учить, а ведь ты уже не мальчик. Для начала заведи дружбу с непосредственным начальником.

— Дружбу с Акимычем?!

— А почему нет? От него в большей степени зависит твое продвижение по службе, чем ты думаешь. Видишь, он курит, и ты выйди в коридор покурить.

— Да он все время курит.

— А тебе-то что?

— Действительно, его легкие, не мои.

— Поговори с ним о работе, посоветуйся. Только аккуратно. Так, чтобы он не подумал, что ты на него хочешь свалить часть своей работы. Это начальство не любит.

— Понял.

— Ну а раз понял, так пойдем ужинать. А завтра марш в управу на свидание с архивариусом. Я его подготовлю.

Глава 10

Городская управа находилась в здании из красного кирпича в четыре этажа, напоминавшем исторический музей в Москве. Построено оно было в начале ХХ века для городской Думы. Самым примечательным в нем были два пандуса по обе стороны от парадного входа с колоннами и тяжелыми дубовыми дверями. Очевидно, господа депутаты городской Думы имели обыкновение являться на заседания, подъезжая в каретах.

Долгое время оно было архитектурной доминантой района, пока его не окружили блочные дома массовой застройки в пять и девять этажей. Тем притягательнее оно стало казаться, выделяясь на фоне блеклых домов своей индивидуальностью.

На входе Никиту остановил охранник. Никита предъявил удостоверение сотрудника Вестника, и охранник, пробежав глазами заявочный список на допуск в здание на этот день, сказал: «Проходите».

— А где у вас архив? — спросил Никита.

— Вон там, — охранник показал на дальний угол вестибюля, — по ступенькам вниз. Не заблудитесь.

— А вдруг? — съехидничал Никита.

— Просто невозможно. Упретесь в дверь.

Никита прошел мимо парадной лестницы из мрамора, ведшей на второй этаж в зал заседаний, спустился на семь ступенек и оказался перед железной дверью, освещенной одиноко висевшей лампочкой без абажура. Здесь было прохладно и пахло сыростью.

Никита постучал. Из-за двери донесся приглушенный голос:

— Войдите.

Он ожидал увидеть старичка с взъерошенными волосами и колючим, въедливым взглядом за толстыми стеклами старомодных очков в круглой металлической оправе, напоминавшей обычную проволоку. Но ему навстречу шел моложавый мужчина лет пятидесяти с небольшим, среднего роста и сухощавый, в белой сорочке и в галстуке. Правда, очки у него действительно были, но в роговой оправе и смотрелись солидно. Светлана стояла поодаль, чуть улыбаясь. Несмотря на улыбку, в ее позе чувствовалась напряженность. Словно она боялась, что Никита может выбросить какой-нибудь фортель.

Никита почувствовал себя слегка сконфуженным. Архивариус протянул руку и представился:

— Владимир Михайлович Гусев. Архивариус. А вы, насколько я понимаю, Никита Константинович Хмельнов.

— Просто Никита, — скромно отрекомендовался Никита Константинович.

Не Хмель же, в конце концов, как обычно его зовут близкие друзья.

— Ну так, просто Никита, что вас интересует? Насколько я понимаю, у вас есть ко мне вопросы в рамках моей компетентности. Пройдемте на мое рабочее место, — сказал архивариус и показал на заваленный бумагами и папками огромный стол, чудом сохранившийся от Думы после революционных потрясений.

Усевшись за него, Владимир Михайлович стал похож на делопроизводителя по меньшей мере солидного учреждения. Достав из ящика лист бумаги и ручку, он посмотрел на Никиту.

— Садитесь, — Владимир Михайлович улыбнулся и показал на скромный стул по другую сторону стола. — Ознакомьте меня со своими вопросами.

Никита сел и почувствовал себя просителем на приеме у высокого начальства.

— Итак?

Никита пожалел, что пришел. Не было у него вопросов к архивариусу. Пришлось их придумывать на ходу. Один глупее другого, как он сам определил их. Наверно, о том же подумала Светлана. Скептически улыбнувшись, она сказала:

— Не буду вам мешать.

Никита с архивариусом остались одни. Архивариус аккуратным почерком записал вопросы Никиты. Откинулся на спинку кресла и спросил, отложив ручку:

— Позвольте узнать, чем вызван ваш повышенный интерес к г-ну Смагину.

— Он бандит, — ответил Никита.

Архивариус вздрогнул и, подумав, сказал:

— Так, может, есть смысл обратиться в полицию? Он несомненно представляет опасность для общества.

— Уже не представляет. Его убили.

— Тем более. Пусть она расследует убийство.

— Видите ли, Владимир Михайлович, так уж случилось, что я, работая в недавнем прошлом репортером газеты «Вестник», готовил материал о работе наших правоохранительных органов. У меня остались определенные обязательства перед газетой, — это была откровенная ложь, но Никита простил ее себе, — и я должен довести эту работу до логического завершения.

— Какого? — спросил архивариус.

— Придать следствию дополнительный импульс.

Архивариус с сомнением посмотрел на Никиту поверх очков.

— А вы не боитесь поставить полицию и себя в неловкое положение? Есть ли смысл портить с ней отношения из-за упомянутой вами необходимости довести работу до логического завершения, которое, возможно, чувствуете только вы один? Так ли это необходимо?

Никита промолчал.

— Вы уверены, что в полиции разделяют вашу точку зрения? — продолжил архивариус. — Нужен ли им дополнительный импульс? Тем более от человека гражданского, теперь уже, насколько я понимаю, даже косвенно не связанного с полицией.

Конечно, архивариус был прав во всем. Но согласиться с ним и уйти Никита не мог. Тем более что, слушая вопросы архивариуса, он все больше укреплялся в своем намерении довести дело до конца в силу природного упрямства.

Но сейчас Никита не знал, что ответить человеку заведомо старше и опытнее его.

Не дождавшись ответа, архивариус спросил:

— А в чем загвоздка у полиции со следствием?

— Она решила всё списать на несчастный случай.

— Так, может, так оно и было?

— Да! Может! Но меня это не устраивает. Только этого не скажешь архивариусу. Тем более Сергею и Светке.

— Ну, хорошо. Я непременно пороюсь и, может быть, что-нибудь найду на вашего Смагина. У вас есть еще вопросы, касающиеся криминального мира? — спросил архивариус.

Это было сказано вполне миролюбиво, но Никите показалась издевка в его словах. Совсем как вчера в интонациях у Светки, когда он рассказывал про свой интерес к гибели Смагина.

— Тогда уж заодно посмотрите что-нибудь на Лагоева, — подавив раздражение, сказал Никита.

Архивариус записал полное имя Лагоева.

— Он тоже бандит? — спросил он.

— Нет. Всего лишь жулик.

— И каким образом всего лишь жулик связан с гибелью вашего… — архивариус посмотрел на лист бумаги, лежавший перед ним, и сказал: — Вашего Смагина Юрия Петровича.

— Никаким.

— И тем не менее он тоже попал под ваше репортерское око?

Это уже была откровенная ирония.

— Проехали, — сказал Никита.

— Ну как знаете.

— Но если что подвернется любопытное про Лагоева, то, пожалуйста, примите к сведению и дайте мне знать, — передумав, сказал Никита.

Он решил нагрузить архивариуса по полной.

— Хорошо, — любезно согласился тот.

В образовавшейся паузе архивариус откинулся в кресле и забарабанил пальцами по столу.

— Заходите ко мне через денек, а лучше два, — сказал он. — Надеюсь вас чем-нибудь порадовать.

— Благодарю заранее, — сказал Никита, вставая со стула.

Рукопожатие на прощание было кратким, но учтивым.

В фойе у лестницы его встретила Светлана.

— Быстро вы управились.

— И слава богу, — сказал Никита.

— Пойдем ко мне.

— Ты не будешь обедать?

— Перебьюсь. Потом перекушу.

У Светланы был отдельный кабинет. Небольшой, зато в полном ее распоряжении. И вид из окна был чудесный — на сквер с фонтаном.

Живи и радуйся жизни, позавидовал Никита.

— Как тебе наш Владимир Михайлович?

— Витиевато говорит. Я бы так не смог.

— И не надо. Он вообще человек весьма своеобразный. Чистюля и педант. Во время обеда с ним за стол никто не садится. Чувствуешь себя неуютно от его манер. Особенно когда он начинает протирать салфеткой ножи, ложки и вилки. Невольно чувствуешь себя замарашкой.

— Лучше бы он этого не делал. Но в целом, что касается манер за столом, то у всех нас действительно есть пробел. Но ты не комплексуй.

— И не думаю, — ответила несгибаемая Светлана. — Лучше расскажи мне, о чем вы договорились.

— Зайду к нему через пару дней за результатом.

— Вот и отлично! — воскликнула Светлана.

Никита подозрительно посмотрел на нее.

— Ты случайно не настроила уважаемого Владимира Михайловича на то, чтобы отговорить меня от моих потуг разобраться в этом деле? — спросил он.

— Как ты мог подумать такое!

Никита промолчал.

— Извини, у меня еще куча дел, — вдруг засуетилась Светлана.

— Понял. Ухожу, ухожу.

На улице Никита облегченно вздохнул. Но гнетущее чувство досады не проходило.

Да, все они правы — и Светка, и Серега, и архивариус — занимается он не своим делом. Строит из себя частного сыщика.

Но разве попрешь против своей природы?

Стиснув зубы, Никита позвонил Сергею.

— Хмель, я же просил тебя не отрывать меня от работы ближайшие несколько дней, — у Сергея был голос человека, смирившегося с неизбежным.

— Серега, у меня к тебе один вопрос: где покойник?

— А где ему быть? В морге.

— Но прошли все христианские сроки. Не пора ли закопать его или сжечь?

— Сжечь не по-христиански, — заметил Сергей.

— Не будем вдаваться в религиозную подоплеку прощания с мертвецом. Как вы конкретно думаете с ним обойтись?

— Сейчас решается этот вопрос.

— Консультируетесь с покойником?

— Начали с вдовы.

— И что она?

— Наотрез отказалась брать на себя расходы, связанные с похоронами, и вообще в них участвовать.

«Ее можно понять ввиду несостоявшейся счастливой семейной жизни», — подумал Никита.

— А родственники что галдят?

— Их у него не оказалось.

Бедный сиротинушка с красноречивыми наколками.

— Когда думаете хоронить?

— В эту пятницу.

Замечательно. Бандита хоронят в пятницу 13-го числа. Лучше не придумаешь. Не станет ли он преемником Крюгера с улицы Вязов?

— Надеюсь, вдова в курсе. Вдруг надумает проститься.

— Какая она к черту вдова! — взорвался Сергей. — Обычная сожительница.

— Фу, как грубо. Между прочим, ты говоришь о пожилой женщине.

— А как мне еще о ней говорить?

— Мог бы сказать «гражданская жена».

— Ага, напрочь лишенная гражданской сознательности.

— Ты имеешь в виду, что хоронить его придется за госсчет, и вам предстоит расхлебывать все процедурные сложности?

— Именно, — процедил Сергей.

— Видишь ли, Серега, гражданская сознательность — естественный атрибут для работников правоохранительных органов — совсем не обязательна для рядового обывателя, которого только что обули, лишив его мечты об уютной семейной жизни. Тем не менее я вам сочувствую.

— Заткни свое сочувствие знаешь куда?

— Знаю, — ответил Никита и отключил мобильник.

Нельзя злоупотреблять терпением друга. Так можно его потерять.

Он отправился в редакцию «Вестника».

Все сложилось наилучшим образом. Горыныча в редакции не было, и как результат на следующий день в газете появилось объявление:

«13-го числа сего месяца в 16.00 состоится гражданская панихида по нашему земляку и активному члену коммунального сообщества в деревне Кочки г-ну Смагину Юрию Петровичу, скоропостижно скончавшемуся при загадочных обстоятельствах в придорожной канаве.

Приглашаются все заинтересованные лица».

Прежде чем поставить свою подпись, разрешавшую выпуск очередного номера газеты, ответственный редактор Лидия Ивановна Смирнова переговорила с Никитой с глазу на глаз в кабинете Горыныча.

— Никитушка, слава богу, Горыныч собирается в отпуск и поехал за билетами. Сам видишь, я его замещаю.

— С чем вас и поздравляю. И куда он решил податься в бега?

— В Анталию.

— Говорят, славное местечко. Я там ни разу не был.

— Какие ваши годы. Еще успеете.

— Хотелось бы пораньше. А то годы имеют тенденцию лететь незаметно и быстро, как птицы.

— И с каждым годом все быстрее, — подтвердила Лидия Ивановна. — Кстати, я в Анталии тоже не была.

— А не махнуть ли нам туда вместе, а, Лидия Ивановна?

Ответственный редактор рассмеялась.

— Меня муж не отпустит. Тем более с вами.

— Вот так всегда. Стоит задумать что-либо хорошее, как тут же возникает форс-мажор.

— Да. Обычная история. Ну да ладно. Хватит об этом. Вернемся к теме.

— Значит, к Горынычу, — вздохнул Никита.

— Ты напрасно о нем так плохо думаешь. Работа у него такая.

— Ну да. Экстремальная.

— Между прочим, сегодня он снял с тебя табу.

— То есть негласный запрет меня печатать?

Лидия Ивановна кивнула головой.

— С чего это вдруг?

— Проникся к твоему, как он считает, бедственному положению.

— Ну это явное преувеличение, — недовольным тоном сказал Никита.

— Знаю. Светлана тебе не даст утонуть или зачахнуть.

Боже мой! В этом городе все знают всё о всех. Только не хотят знать, кто убил Смагина.

— Тем не менее согласись, что это достаточно благородный жест с его стороны.

Никита выдержал паузу и сказал:

— Оценил благородство Горыныча.

— Но…

— Конечно, без «но» не обошлось.

Лидия Ивановна положила перед ним лист бумаги с пронумерованными сверху вниз фамилиями. В общей сложности их было пять.

— Об этих людей, Никита, вам лучше не писать. Не теряйте время. Я все равно не пропущу ваш материал. В мои годы поздно становиться внештатным редактором.

— А если я напишу о них хорошее?

— Все хорошее у вас, Никита, получается с подковыркой или с двойным дном. Лучше нам с вами не рисковать и без того шатким положением в газете. И самой газеты.

Первым в списке стоял Лагоев.

— Остальные, надо полагать, тоже скрытые или возможные доноры нашего таблойда?

Лидия Ивановна кивнула головой. Никита пробежал глазами список и облегченно вздохнул.

— Смагина в нем нет, и скажем прямо, при любом раскладе в его нынешнем состоянии он вряд ли смог бы оказать газете денежное вспомоществование.

— Именно поэтому я пропустила ваше весьма сомнительное объявление. Надеюсь, Никита, вы знаете, что делаете. Естественно, гонорар вы за него не получите, но и платить за объявление вам не придется. Как сотруднику газеты. Жду от вас интересного материала, — сказала Лидия Ивановна и протянула руку.

Дома Никита повесил список у себя над рабочим столом и растянулся на диване.

Вечером к нему заглянула Светлана. Увидев список, она спросила:

— Кто это?

— Надо полагать, это местная элита, — сказал он. — Раз в нем фигурирует Лагоев.

— Почему я никого не знаю в этом списке, кроме него?

Действительно, почему? Кому еще знать поименно местную элиту как не служащей управы?

— Я тоже никого кроме Лагоева не знаю, — сказал Никита. — Но, очевидно, по неведомым для меня причинам это весьма значимые для Горыныча люди. Во всяком случае, я не помню их имена среди рекламодателей. Если только они не подпольные миллионеры и не финансируют наш листок исподтишка. В любом случае я никоим образом не должен упоминать их имена, если вдруг вздумаю что-либо напечатать в «Вестнике».

— Как это приятно слышать, — улыбнулась Светлана, думая о том, что чем меньше времени Никита будет уделять своим репортерским штучкам, тем больше шансов на то, что у него сложится карьера.

Глава 11

В небольшом зале крематория, не предназначенном для пышных похорон, младший персонал не спеша выполнял свои обязанности по части препровождения покойника в мир иной и лучшим методом сожжения его трупа. Ввиду скудности отпущенных средств не было ни цветов, ни венков. Провожавших тоже не было. Если не считать полицейского, бывшего здесь при исполнении служебных обязанностей, и Никиты. Им выпала сомнительная честь стать последними свидетелями присутствия Смагина на Земле. Если не самого Смагина, то его трупа по крайней мере.

В зале было тихо и тоскливо. От музыкального сопровождения заблаговременно отказались.

Тишину нарушил звук открывшейся двери, и в зал вошел немолодой седовласый мужчина в поношенном макинтоше, туго перетянутом в поясе. Его лицо избороздили морщины, но в день похорон оно не выглядело сколько-нибудь огорченным. Он подошел вплотную к гробу и склонился, всматриваясь в лицо покойника.

Других свидетелей похорон, очевидно, не предвиделось.

Никита подумал было о том, чтобы покинуть это навевающее тоску заведение, как вдруг неизвестный в макинтоше распрямился и внятно сказал:

— Будь ты проклят, скотина.

Это становилось уже интересно.

Неизвестный решительно пошел к двери, и Никита последовал за ним. Он нагнал его на улице.

— Вы знали покойного? — спросил Никита.

— Лучше б я его никогда не знал, — не поворачиваясь, ответил незнакомец и ускорил шаг.

Никита не отставал. Холодным приемом его было не смутить.

— Почему? — спросил он.

— Это был законченный негодяй.

— Тогда зачем вы пришли?

— Чтоб удостовериться, что он действительно сдох.

— Он вас ограбил?

Человек в макинтоше замедлил шаг, остановился и посмотрел Никите в лицо. С нескрываемой ненавистью он сказал:

— Еще как! — и добавил словно себе в утешение: — И не только меня. А кто вы?

— Я журналист.

— И что журналиста привело сюда?

— Журналистское расследование.

— Какое?

— Мне показался странным несчастный случай, в котором погиб Смагин.

— Так это вы дали объявление в газете?

— Да.

— На что надеетесь? Отыскать возможного убийцу?

— В общем-то да.

— Это ваши проблемы.

Незнакомец резко повернулся и пошел прочь.

«И не только меня», мысленно повторил его слова Никита.

Значит, в городе еще есть люди, знавшие и наверняка помнящие Смагина, но не пожелавшие прийти на его похороны и, быть может, точно так же проклинающие его по сей день.

Никита пошел за быстро удалявшимся незнакомцем в макинтоше с поднятым воротником. Он ни разу не обернулся. Выйдя за ограду кладбища, он сел в старенький жигуль и укатил в сторону города. Никита записал номер его машины.

Пошел мелкий осенний дождь. Ветер сорвал несколько листьев с клена, и они кругами опустились на землю. Никита поежился. Несколько раз он сделал круговые движения плечами. Стало теплее.

Теперь перед ним встал вопрос: куда двинуть дальше?

Обходить ДЭЗы или навестить архивариуса?

Какие могут быть ДЭЗы в пятницу на исходе рабочего дня?!

Выбор был сделан в пользу архивариуса.

Они столкнулись в дверях Управы.

— Здравствуйте, Владимир Михайлович, — сказал Никита.

Озабоченное лицо архивариуса прояснилось, как только он узнал его.

— А, это вы, молодой человек! Извините, не приглашаю вас к себе в обитель. У меня рабочий день уже закончился.

— У меня тоже, — бодро сказал Никита. — А почему бы нам с вами не скоротать вечерок в небольшом и тихом кафе поблизости?

— А почему бы и нет? — оживился архивариус. — Сегодня пятница. Вечер. Впереди выходные. Самое время для задушевной беседы с приятным молодым человеком.

— Значит: вперед!

— Вперед! — поддержал Никиту архивариус, и они бодрым шагом пошли к намеченной цели. Несколько раз прохожие оборачивались им вслед и улыбались.

Очевидно, им показалось забавным видеть, как немолодой, но моложавый мужчина семенил рядом с симпатичным парнем атлетической наружности, держа его под руку с выражением радостного предвкушения на лице.

Через пятнадцать минут они сели за столик в углу, отказавшись от столика у окна. Интимная обстановка лучше располагает к задушевной беседе, о чем одновременно подумали оба будущих собеседника.

— Я плачу, — сразу заявил Никита.

Архивариус сделал робкую попытку протестовать, но столь неубедительную, что вопрос был тут же закрыт.

Широким жестом Никита думал отблагодарить архивариуса за то, что тот согласился оказать посильную помощь в его расследовании, и за тот результат его изысканий, который ожидался им впереди.

К ним подошла официантка и положила на стол меню.

— Что вы будете, Владимир Михайлович?

Архивариус проявил изрядную деликатность.

— Право, не знаю, — сказал он. — А что бы вы рекомендовали? — Владимир Михайлович обратился к официантке. — Недорогое.

По рекомендации официантки Никита заказал два ростбифа на горячее, а также, с согласия архивариуса, бутылку водки и легкую закуску. Как только официантка ушла выполнять заказ, Владимир Михайлович объявил:

— Извините, Никита, но я умываю руки.

— То есть? — опешил внештатный корреспондент «Вестника». Такого поворота событий он не ожидал.

— Я не смогу участвовать в вашем проекте.

— В каком проекте?

— В поиске убийцы Смагина.

— Почему?

— На то есть личные причины, — уклончиво ответил архивариус.

«Это любопытно. Очень любопытно», — подумал Никита.

Он не был с архивариусом на короткой ноге и решил отложить выяснение личных причин на потом.

Прежде чем официантка принесла водку с закуской, они обменялись несколькими фразами о погоде и работе.

От выпитой водки лицо архивариуса зарумянилось. Он заметно повеселел, и скованность пропала.

Самое время спросить, решил Никита.

— Владимир Михайлович, если не секрет, что за личные причины не позволяют вам участвовать в том, что вы назвали проектом?

Архивариус вздохнул, поводил кругами рюмку по столу и сказал:

— Видите ли… Как бы вам это сказать… Вы толкаете меня на конфликт с местной элитой.

Никита был поражен ответом и не сразу нашелся, что сказать.

— С какой элитой? На какой конфликт? — спросил он, задумчиво глядя на архивариуса. — Я думаю, никто даже в кошмарном сне не причислит Смагина к местной элите.

— Я не о нем.

— О ком же?

— О Лагоеве.

Как только Никита вышел от архивариуса из Управы, он думать о нем забыл, и вдруг его фамилия всплыла теперь.

— Упомянутое вами имя мне с самого начала показалось знакомым. И мои опасения подтвердились. Ведь он тот самый Лагоев, у которого универсам в центре города.

— Ну и что?

— Как что? — удивился архивариус. — У меня есть все основания полагать, Никита, что он весьма состоятельный человек. Только такой человек может позволить себе иметь универсам в центральной части пусть даже небольшого города. А по утверждению классиков марксизма-ленинизма, все крупные состояния нажиты неправедным путем. Иными словами — криминальным. Извините, но мне на старости лет ни к чему впутываться в криминальные разборки.

«Однако, трусоват ты, г-н архивариус», — подумал Никита.

Вслух он сказал:

— Ваши опасения напрасны, Владимир Михайлович. Ничто и никто вам не угрожает. Тем более Лагоев. Он не криминальный авторитет, а заурядный жулик.

— Вот как? Но тем не менее, я полагаю, он каким-то образом может быть связан с гибелью вашего Смагина. Иначе зачем бы вы им интересовались?

Никита рассмеялся.

— Вовсе нет, Владимир Михайлович. Про Лагоева я спросил по другой причине. У меня с ним некоторым образом личные счеты.

— И тем не менее… — уклончиво ответил архивариус. — Я здесь человек новый, и не мне влезать в местные разборки.

— Так вы здесь недавно обосновались?

— Ну, конечно же. Я перебрался в ваш чудный город единственно потому, что у меня было одно желание — тихо, мирно и спокойно скоротать свой век. С тех пор как я переехал сюда, это желание только окрепло. Я нашел то, что искал. Теперь, я надеюсь, вы понимаете меня, — закончил свою мысль архивариус.

Нет, не понимал его Никита. И не мог понять.

Коротать свой век в подвале среди пыльных папок с документами? И это выбор еще не вполне старого человека. Хорошенькое дело! Но по крайней мере это было сказано честно и откровенно. И не ему судить его за это.

— Простите меня, Никита, я не смогу и, правду сказать, не хочу в силу вышесказанного быть вашим доктором Ватсоном, — продолжил Владимир Михайлович. — Вот это и есть мои личные причины, по которым я вынужден отказаться от участия в вашем проекте.

— Забудем о Лагоеве. Он был просто довесок. А что со Смагиным? Он не только не криминальный авторитет, но с ним — ввиду его теперешнего состояния — даже простой бытовой конфликт просто невозможен.

— Ах, Смагин! — заметно повеселев, воскликнул архивариус. — Так с ним всё в порядке. Мне удалось найти его адрес, по которому он последние два десятка лет не проживал вплоть до своей безвременной кончины. Пенсионные отчисления на его имя в фонд не поступали. Это все, чем я могу вам помочь. Надеюсь, на этом возложенные вами и взятые мной на себя обязательства исчерпываются.

— Безусловно, Владимир Михайлович. Безмерно вам благодарен за проделанную вами работу, — торжественно сказал Никита.

— Сейчас я вам дам его адресок, — архивариус потянулся во внутренний карман пиджака.

Никита решил не расстраивать старика и умолчал о том, что адрес Смагина ему известен. Он с подчеркнутой благодарностью принял от него бумажку, на которой каллиграфическим образом было начертано: Адрес Смагина Юрия Петровича: ул. Первомайская, дом 10, квартира 3.

Никита решил сменить тему и, наполнив рюмки, спросил:

— И откуда вы пожаловали в наш город?

Лицо архивариуса тронула чуть грустная улыбка.

— Из культурной столицы России.

— Неужто из самого Питера?

— Из него самого.

Никита недоуменно посмотрел на архивариуса.

— Неужели там, Владимир Михайлович, негде было коротать свой век? При таком колоссальном выборе всевозможных выставок и музеев. Чтобы обойти их, я подозреваю, жизни не хватит.

— Вы предлагаете мне погрузиться в толпу ротозеев? Нет, Никита, это не для меня. Хотя, признаться, я большой поклонник живописи и архитектуры.

— Тогда тем более непонятно, как вы могли променять так называемую Северную столицу на наш уездный город. И, насколько я могу судить, самым решительным образом.

— Видите ли, Никита, с учетом моего возраста я отдаю предпочтение благостной тишине и уединению. И потом, вы же понимаете, за каждым решительным поступком лежат личные мотивы, — уклончиво ответил архивариус.

Никита заподозрил неладное и в очередной раз наполнил рюмки.

— Конфликт с криминалом? — спросил он, когда они их осушили.

Архивариус рассмеялся, запрокинув голову.

— О чем вы говорите, Никита?! Все гораздо проще. Мой сын женился, пошли внуки, и нам стало тесно. А с нашими доходами мы не могли купить квартиру в Питере. Зато у вас — пожалуйста.

Обычная житейская ситуация. Правда, разрешилась она не вполне тривиальным способом.

— А по внукам не скучаете?

— Так я их вижу регулярно. По скайпу.

Вот он прогресс XXI века. Отпала необходимость общаться с внуками. Достаточно увидеть их по скайпу.

— Так выпьем за ваших внуков! И гениальный скайп, который скрашивает разлуку с горячо любимыми внуками.

— С удовольствием присоединяюсь к вашему тосту.

За приятной беседой они осушили бутылку водки и заказали графинчик на посошок. С закуской. Вечер продолжился.

Закончился он тем, что порядком захмелевшего архивариуса Никите пришлось везти домой в такси. В машине он что-то бормотал себе под нос, и Никита не обращал на него внимания до тех пор, пока архивариус не схватил его за колено и не сказал:

— Ах, Никита, Никита, брось ты это дело. О тебе хлопочет такая замечательная девушка. Светлана Александровна.

— И вас она подговорила посоветовать мне это? Отказаться от расследования?

— Ну да! Только тсс… Молчок. Никто об этом не должен знать. И уж тем более она, — сказал архивариус и захрапел.

Эх, Света, Света… Ты обманула меня. Подговорила всё-таки нерадивого архивариуса. И вздумалось же тебе руководить мной. Да еще из засады.

Зачем?

В силу своего характера?

Никита вздохнул и подумал: не дано ему понять женщин.

Дома он сварил крепкий кофе из зерен и уселся за письменный стол.

Через полчаса был готов черновой набросок отчета о проделанной работе за отчетный период с рекомендациями, как улучшить работу ДЭЗов. Отстучав на клавиатуре компьютера, он распечатал его на принтере, подписал и лег спать с приятным чувством исполненного долга и с чистой совестью перед Светкой.

Теперь она увидит, что он не подвел ее и под него можно будет соорудить целый отдел, который станет заниматься контролем над ДЭЗами с позиций качественного улучшения их работы. И все останутся довольны.

Глава 12

На следующее утро Никита бодрым шагом вошел в кабинет Егора Акимовича. Тот стоял под форточкой и курил. Курить в здании управы было категорически запрещено, но что это значит для стреляного воробья, отпетого сантехника из ДЭЗа, наловчившегося сшибать червонцы и прочую мелочовку?

Ровным счетом ничего.

— А… Наша молодая смена, — сказал он, увидев Никиту, и деланно улыбнулся.

Эта улыбка не сулила ничего хорошего.

Егор Акимович отошел от окна и с достоинством занял служебное место за письменным столом, свободным от бумаг, но с компьютером, которым он пользоваться не умел.

— Наслышан, наслышан о твоих подвигах, — с нескрываемым сарказмом сказал он.

«О каких подвигах? — подумал Никита, ничуть не смутившись. — Ну да ладно. О подвигах — так о подвигах. Какая разница, о чем он наслышан».

— О тебе уже легенды ходят, — продолжил начальник. — А всего-то работаешь у нас без году неделя. А репутация уже сложилась. Ты вроде красна солнышка за полярным кругом — мелькнешь зимой над горизонтом — и тебя только и видели.

— А я думал, там зимой полярная ночь, — сказал Никита.

Егор Акимович недовольно хмыкнул и выжидающе посмотрел на Никиту.

Никита вызов принял.

— Занят был по горло. Работа, работа прежде всего.

Егор Акимович опешил от такой наглости и не сразу оправился.

— И чем же ты был занят? — ядовито спросил он наконец.

— Обходил ДЭЗы.

— Небось ботинки стоптал?

— Не скажу. Чего не было, того не было. Единственно потому, что недавно обзавелся новой обувью на толстой подошве. Зато в подтверждение своих слов могу представить вам отчет о проделанной работы. Прошу ознакомиться.

Никита положил на стол получасовой труд.

— У тебя не только ботинки на толстой подошве, — пробурчал начальник, доставая очки.

— А что еще? — поинтересовался Никита.

— Совесть!

На Егора Акимовича, более привыкшего к унитазам, чем к документам в две странички убористого текста, произвели гнетущее впечатление. Ему особенно не понравился заголовок. — Докладная записка, — выделенный жирным курсивом.

Недовольным тоном, доставая очки, он сказал:

— Ну поглядим, что за маляву ты нацарапал.

Никита мгновенно оценил ситуацию.

— Ну я пойду, — сказал он, ретируясь к двери.

— Ступай, ступай, — ответил начальник, надевая очки.

— По ДЭЗам, — улыбнулся в дверях Никита.

Впереди у него был весь день.

Теперь на Первомайскую, 10. Там прошло детство Смагина, начало всех начал.

Эта улица была на окраине города, и Никите пришлось добираться до нее с пересадками. Сначала троллейбусом, потом автобусом и наконец трамваем. Чем дальше он отъезжал от центра, тем больше видел незнакомых улиц. Позади остались парк культуры, стадион «Химик», некогда принадлежавший химкомбинату, а ныне пришедший в упадок, оба театра на весь город — музыкальной комедии и драматический — и немногочисленные кинотеатры. По мере удаления от центра среди капитальных каменных домов замелькали блочные, и с каждой новой улицей их удельный вес рос в геометрической прогрессии. Потом блочные дома стали теснить деревянные постройки, а стоило автобусу переехать на другой берег реки, где была его конечная, как блочные дома полностью исчезли и на смену им пришли исключительно деревянные в один, два этажа, зато окруженные палисадниками и огородами.

Дальше он ехал трамваем.

Раскачиваясь на заднем сиденье, Никита думал о том, что вся его жизнь прошла на другом берегу, а здесь его окружал новый мир, во многом неведомый. А ведь в каждом доме, под каждой крышей жили люди, в чем-то другие, отличные от тех, кто жил на другом берегу реки, но все равно люди с теми же страстями и теми же проблемами. И не может быть, чтобы у них не было эксцессов, которые прошли мимо него, ответственного за колонку происшествий и преступлений.

Какое непаханое поле он пропустил!

Или ещё не всё потеряно?

Наконец в трамвае объявили: «Первомайская».

Никита вышел на пустынную улицу, у которой по обе стороны от булыжной мостовой росли развесистые тополя. Рядом с ними протянулись две водосточные канавы, заросшие травой. В середине улицы торчала колонка, в луже от которой пускали кораблики из бумаги двое мальчишек.

Все удобства во дворе — дорисовал общую картину коммунальных услуг новоявленный специалист ЖКХ Никита Хмельнов.

Дом 10 оказался чуть ли не в самом конце улицы.

Этот район был известен как Волоконщики. Его прозвали так по мануфактуре, построенной в конце XIX века, производившей волокно. Вокруг нее постепенно разрастался рабочий поселок. А на другом берегу реки ему навстречу рос город, и так продолжалось до тех пор, пока они не слились в единое административное целое.

Красное здание мануфактуры в два этажа, — равное как минимум трем современным, — до сих пор доминировало над Волоконщиками. Только теперь стекла в окнах в нем были выбиты, крыша продырявлена во многих местах, а едва державшиеся на петлях немногие оставшиеся двери скрипели на ветру. Теперь мануфактура служила местом притяжения для детворы.

Вновь к Никите закралась подленькая мысль: какого черта он приперся сюда и какое ему дело до какого-то Смагина? Но он вспомнил своего начальника, напялившего очки, и решительно вошел во двор.

Он увидел обычную картину для окраины провинциального города: на длинной веревке от забора до забора, подпертой шестом, сохло белье, в песочнице малыш сосредоточенно вел машину через воображаемые барханы, имитируя звук напряженной работы двигателя, рядом с ним девочка раскачивалась на качелях. В дальнем углу двора за покосившимся столом трое, судя по виду пенсионеров, вяло перекидывались в картишки.

От этой картины веяло однообразием и скукой провинциального быта.

Охватив взглядом мизансцену с картежниками, он направился к их столу.

Никита знал, что с этой публикой устанавливать контакт лучше всего через магазин.

— Мужики, не подскажите, где здесь универсам поблизости? — спросил он.

— Эк ты хватанул — универсам, — усмехнулся ближайший к нему картежник, на миг оторвавшись от игры, и бегло осмотрел его с ног до головы. — А если магазин тебе нужен, так как выйдешь со двора, налево и в первый проулок на той стороне. Здесь недалеко.

— Понял. Я мигом.

Магазин не баловал богатством выбора, но всё необходимое в нем было.

Десять минут спустя Никита вернулся к пенсионерам…

— Ну что, мужики, возьмете меня в компанию? — спросил он и почесал затылок, демонстративно подняв руку с пакетом, в котором загадочно просвечивались две бутылки вина. Вино было из недорогих, но и не самый дешевый портвейн. К нему прилагалась пара сырков. Но не на них был сосредоточен взгляд картежников.

— Отчего не взять? Можно, — сказал один из них, зачарованно глядя на пакет.

— Играем на деньги, — буркнул пенсионер в клетчатой рубашке с засученными рукавами, искоса глядя на Никиту.

Он был на полголовы выше остальных, широкий в плечах и скуластый. Судя по решительному тону и по тому, как закивали головами на тонких шеях его приятели, он был здесь за главного.

— Идет. А это мой вступительный взнос, — сказал Никита и поставил на стол первую бутылку емкостью 0,8 местного разлива. Рядом с ней он положил два сырка.

— Вот это дело, — оживились старики. — А то ходят тут разные.

Тут же нашлись стаканы, и пошла игра.

Она прерывалась единственно на то, чтобы принять очередную дозу.

Играли молча и в некоторой степени профессионально, то есть партнеры главного, который банковал, более-менее ловко подыгрывали ему. Общими усилиями они обули Никиту на триста рублей, что не противоречило его планам.

Дальше пенсионеры играть отказались и уставились на него.

Никита достал из сумки вторую бутылку портвейна.

Суровые лица стариков смягчились до умиления.

— Ну это потом, — сказал главный. — А ты, Петька, организуй закусон. И сам знаешь что.

Петькой оказался старичок в потертой кепчонке и с грязноватыми очками на носу.

— Понял, — сказал он и вмиг исчез.

Разговор не завязался. Над столом зависло напряженное ожидание.

Оно разрядилось с приходом Петьки. Он водрузил на стол бутылку водки — ай да старички, подумал Никита — и разложил закусон, до того завернутый в плотную бумагу светло-коричневого цвета. Никита видел ее в магазине. Целая стопа лежала под рукой у продавщицы и, видно, была востребована в полной мере местной общественностью. Закусоном оказалась докторская колбаса, порезанная толстыми кусками, такие же ломти хлеба и зеленый лучок. Все было куплено на проигранные Никитой деньги.

Непочатую бутылку портвейна главный отложил в сторону.

— Это на потом, — сказал он и распечатал бутылку водки.

Про карты все забыли.

После первого же захода по водке за столом установилась дружеская атмосфера и завязался непринужденный разговор.

Никита подкинул тему — семья Смагиных.

Их здесь помнили до сих пор.

— Михална была ничего себе баба.

Так отозвался о матери Смагина пенсионер с белесыми глазами и челкой на лбу, предварительно шмыгнув носом.

— Нормальная, отзывчивая, — дополнил Петька. — Да, Филиппыч? — обратился он к главному.

Филиппыч степенно кивнул головой.

На предмет дать взаймы, догадался Никита.

— А вот муженек у неё был еще та сволочь, — сказал Филиппыч, и оба других пенсионера согласно закивали головами.

— Одно слово: хулиган, — поддакнул Петька.

— Слава богу, отдал концы. И настрадалась от него Михална.

— Так помянем ее добрым словом, — предложил старик с белесыми глазами.

Предложение поддержали единогласно. Выпили за упокой души Михалны.

Общение со стариками проходило без официального представления и знакомства, и это имело свои преимущества — случайно встретились и так же разошлись, как в море корабли. И никто никому ничем не обязан.

«А встретимся на улице, так друг друга не признаем», — подумал Никита.

— А вот за него пить не будем, — решительно заявил Петька. — Хоть он и помер.

— Не будем, — согласились его приятели.

— Кстати, сын недавно последовал его примеру, — сказал Никита.

— Юрка-то? Помер, что ли?

— А я о чем говорю?

— Неужто? А ведь он еще в соку должен быть. По возрасту, — засомневался Филиппыч.

— Точно говорю. Стороной, правда, слышал. Но от общего знакомого.

— Туда ему и дорога, — удовлетворенно сказал пенсионер с белесыми глазами.

— Что так?

— А то: яблоко от яблони далеко не падает.

— Тоже хулиганил? — спросил Никита.

— Не без того, — сказал Филиппыч, глядя в сторону.

Беседа прервалась. Пенсионеры о чем-то задумались.

О чем могли думать эти одинокие и вряд ли кому нужные старики, отжившие свой век?

Конечно, о былом.

«Того и гляди, посыплются из них воспоминания, скучные и замшелые, интересные только им одним», — с содроганием подумал Никита и решил оживить разговор в прежнем русле.

— Да… — прочувственно сказал он. — Я, конечно, не в плане оправдания, а в качестве констатации факта говорю — время было такое. Как ни крути, а молодость Юрки выпала на крутые девяностые. Многие тогда подались в братки.

Это была наводка на нужную тему. И, кажется, на нее клюнули.

— Да, было дело, — согласился самый общительный из троицы Петька. — Тяжелые были времена. Все выкручивались как могли.

— Вот и Юрке Смагину довелось отсидеть свое, — продолжил Никита. — Не выкрутился. А чему удивляться, если он еще с детства матери лишился.

— Кто это тебе сказал, что он в детстве матери лишился? — удивленно спросил Филиппыч.

— Так… Стороной слышал, — нейтрально ответил Никита.

— Опять небось от общего знакомого, — с неприязненной миной в лице сказал пенсионер с белесыми глазами.

— Ну да, — подтвердил Никита.

— Соврал он тебе.

— Михална мужа пережила этак лет на восемь. А то и десять. Как могла старалась направить сына по-правильному. Только он от рук еще с детства отбился. В отца пошел. И при нем еще сел, — сказал пенсионер с белесыми глазами и скосил глаза на главного. — Да, Филиппыч?

Филиппыч степенно кивнул головой и поставил точку в дискуссии относительно генеалогического древа покойного Юрия Петровича Смагина.

— Так что с детства семья у него была в полном составе, — сказал он.

Так появилась первая трещина в автобиографии Смагина-сына, рассказанная им доверчивой Анне Тимофеевне.

— На стреме стоял, — вздохнул Никита. — На том и попался.

— Опять соврал твой знакомый, — хихикнул пенсионер с белесыми газами. — Смага сам влез в чужую квартиру. А на стреме поставил Рогалика. Вот на пару они и сели.

— А что за Рогалик? Фамилия такая? — спросил Никита.

— Сам ты фамилия, — возмутился Петька. — Не фамилия, а прозвище. А фамилия его Рогов всегда была. Васька Рогов. Вот он был безотцовщина. И матери рано лишился. А присматривала за ним тетка.

— А у самой была своя банда таких же отпетых, — поддакнул Филиппыч.

— Так что сам видишь, какой был досмотр за Васькой. Это потом в суде учли и дали ему по нижней планке.

А не пресловутый ли это дядя Вася из Кочек?

Если да, то всё прекрасно сходится.

Юрий Смагин приехал получить с него должок, и тот с ним рассчитался по полной программе.

Как всё просто. До скучного.

И теперь ему остается рассказать обо всём Сереге и отстраниться от дела.

И что дальше?

ДЭЗы? Неужели его судьба вечно ими заниматься?

— А где он сейчас живет? Васька Рогов, — спросил Никита.

— А черт его знает. Сгинул куда-то. Всех пацанов с нашего двора жизнь разметала черт знает куда, — сказал пенсионер с белесыми глазами.

Петька ему возразил:

— А вот с Васькой Роговым дело было не так. Как он вышел из тюряги, поболтался здесь какое-то время, и тетка взяла его к себе.

— Что-то я не помню такого, — удивился Филиппыч. — И куда ж она могла его взять при своей банде в такой тесноте?

— Так у Васьки-то была не одна тетка, — стоял на своем Петька.

— Снова трёп, — махнул рукой Филиппыч и отвернулся в сторону.

— А куда она взяла его? — спросил Никита.

— А кто ж ее знает. Не видел. И никто мне не докладывал.

— Во-во, — усмехнулся Филиппыч, подтверждая тем самым, что всё сказанное Петькой пустые разговоры.

— Не в Кочки случайно? — спросил Никита.

— Может, и в Кочки, — ответил Петька. — Разве всё упомнишь?

Разговор прервался. Старики загрустили. Этот двор, где прошла их жизнь, так и остался для них единственным и последним пристанищем, и за его пределами они мало что знали.

— Мужики, а не пора ли нам возобновить мероприятие? — сказал Петька, доставая бутылку портвейна.

Филиппыч дал отмашку, и Петька принялся разливать вино. Никита накрыл свой стакан ладонью к всеобщему удовлетворению.

Они допили портвейн и предались воспоминаниям личного характера о давно минувших днях, совершенно чуждых для Никиты.

Он отчалил от гостеприимного стола.

Его уход остался почти незамеченным. Один только Петька кивнул ему на прощанье и снова включился в общий разговор.

Глава 13

Светлана пришла домой с головной болью, приняла две таблетки и сварила кофе.

В ушах у нее до сих пор стоял визг непосредственного начальника Никиты Егора Акимовича.

Увидев Светлану в коридоре, он схватил ее за руку и буквально втащил к себе в кабинет.

Опешив от такого обращения, Светлана стояла, прижавшись спиной к стене, и растерянно смотрела, как Егор Акимович бегал из угла в угол, визжал и топал ногами.

— Ты кого мне подсунула?! — орал он на всю Управу. — Это же диверсант! Фашист!

Он тряс у нее под носом лист бумаги, подписанный Никитой.

— Ты полюбуйся, что он нацарапал в так называемой Записке. Написать эту пакость он не поленился, а как работать — так его нет. Заявится, как красно солнышко поутру в контору, и потом его только и видели! Ни слуху ни духу. Если не считать вот эту гадость.

Светлана хотела взять листок с размашистой подписью Никиты, но Егор Акимович отдернул руку.

— Умник нашелся. Без году неделя работает у нас! Без понятия в голове, а всё туда же лезет! Поучать других. А вот как работать, так нет его. Так что, уважаемая Светлана Александровна, прежде чем давать советы другим, ему бы самому научиться работать. И прежде всего с людьми. А человек у нас непростой. Очень даже непростой.

Егор Акимович трясущейся рукой схватил графин с подоконника и налил себе полный стакан.

Чтоб ты захлебнулся, подумала Светлана, глядя на его дергающийся кадык.

— Нет, ты только подумай, — продолжил Егор Акимович, обтерев губы ладонью, — работали себе люди преспокойненько, так вот на тебе! Появился самый умный, самый грамотный и самый… трудолюбивый, — Егор Акимович расхохотался. — И всё раскритиковал. Он, оказывается, лучше всех знает, как и что надо делать. Новатор… — Егор Акимович посмотрел на Светлану и закончил: — Хренов.

Щеки у Светланы пылали. А Егор Акимович сел в кресло и обхватил голову руками.

— Ну что ты прикажешь мне делать с твоим протеже? — спросил он, подняв на Светлану глаза.

Светлана взяла себя в руки, откашлялась и сказала:

— Я ничего не могу сказать, пока не ознакомлюсь с документом.

— Пожалуйста. Знакомься, читай. Подожди. Где-то еще должен быть листок. Одного ему показалось мало. Писака.

Второй листок Егор Акимович нашел у себя под столом.

— Нет. Это официальный документ и дать тебе его я не могу, — сказал он, подумав.

— Так что же делать? — растерянно спросила Светлана.

Егор Акимович пожевал губами и сказал:

— Я сделаю тебе копию.

Ксерокс был под рукой, и минуту спустя он протянул ей листки. Светлана схватила их, выскочила в коридор и оперлась о стену.

В висках у нее стучало, ноги подкашивались. Прошло несколько минут, прежде чем она отдышалась и чуть ли не по стенке пошла к себе в кабинет.

Читать опус Никиты у нее не было сил.

С работы она ушла раньше времени, сославшись на невыносимую головную боль.

После кофе боль утихла. Она села в кресло под торшером и положила на колени злополучные листки.

На верхней строке красовалось: «Служебная записка».

Чуть ниже:

«Отчет о проделанной работе и предложения по улучшению работы ДЭЗов».

Светлана принялась читать записку Никиты.

В ней репортер криминальной хроники поделился своими соображениями о том, как сделать тендеры на уборку домов, дворов и улиц прозрачными; как внести ясность в оплату работы сантехников и электриков, сделанной по заявкам рядовых граждан в их квартирах; как сделать так, чтобы краска в подъездах не отваливалась через месяц после ремонта и т. д. и т. п.

Ах, Никита, Никита, никогда не быть тебе начальником над ДЭЗами, с равнодушием бессилия подумала Светлана.

Она сложила листки пополам и порвала их на мелкие кусочки.

Она просидела в кресле до сумерек. Есть не хотелось.

В этот вечер между ними впервые произошла настоящая размолвка.

Увидев Светлану, сидевшую с задумчивом видом, Никита спросил:

— Что-нибудь случилось?

— А разве что-то могло случиться?

Никита промолчал.

— Поздравляю, — сказала Светлана. — Ты нажил себе еще одного врага. Просто удивительно, как легко тебе это удается.

— Акимыча, что ли? — вмиг сообразил Никита.

В его словах сквозило пренебрежение.

— А чем он хуже других? Вполне достойный вражина. Не лучше, не хуже. Так…

— Напрасно, Никита, напрасно ты так о нем думаешь. Такие люди, как он, бьют наотмашь, и со спины.

— Я за спину себе никого не пускаю.

Светлана усмехнулась.

— Не знаю, не знаю. И не понимаю. Вместо того, чтобы обзаводиться друзьями, ты заводишь себе врагов. И не смотри на меня вот так удивленно. Друзьями именно обзаводятся. Хотя бы ради карьеры. Или как ты думаешь выбиться в люди без нужных связей? Без чьей-то поддержки.

Никита промолчал.

— Да не молчи ты. Скажи хоть что-нибудь.

— Что например? — насупившись, спросил Никита.

— Например, как ты собираешься жить дальше. На своей карьере у нас ты можешь поставить крест.

— Свет, ты читала мою записку?

— Читала.

— Ну согласись, что я прав.

— Никита, мало быть правым. Надо еще уметь отстаивать свою правду. Да и кому она нужна, твоя правда? Одной только ею хлеб маслом не намажешь. А вкусненько все любят поесть.

— Я неразборчив в еде, — буркнул Никита.

— Вот и плохо.

Когда он поднял глаза, то поймал на себе задумчивый взгляд Светланы.

— Ты что? — спросил он.

— Да я вот думаю, зачем мне все это надо. Хлопотать, суетиться, кого-то упрашивать, с кем-то договариваться. Во имя чего? И вообще, того ли я выбрала?

Это был удар хлыстом. До этого Никите казалось, что выбрал он.

Когда оторопь прошла, он решил: с меня довольно.

— Ты куда? — спросила Светлана, увидев, что он пошел к двери. — Я сейчас приготовлю поесть.

— Не буду мешать тебе думать и разобраться в твоем выборе. Да, кстати, мой босс еще не уволил меня?

— Нет. Не имеет права. У тебя в запасе еще несколько дней, — ответила Светлана.

— Ну и прекрасно.

Никита вышел из комнаты. Светлана за ним не пошла.

В подъезде тугая пружина хлопнула дверью, и в притихшем дворе в предвечерний час это прозвучало как знак отчаяния.

«Этого только мне не хватало, — зло подумал Никита, — мелодраматических жестов».

Погода испортилась. Небо затянуло сплошными облаками, посеял мелкий дождь.

Никита шел под ним, подняв воротник и втянув голову в плечи.

Как никогда раньше ему хотелось напиться. Где-нибудь на людях, чтобы не уйти в запой. Дома он взял денег и вышел на улицу.

Глава 14

Никита выбрал «Русскую сказку». Он давно слышал диаметрально противоположные отзывы об этом загородном ресторане. От хвалебных до уничижительных, и решил вынести свой вердикт этому пищеблоку.

Ресторан был довольно далеко от города в уединенном месте, правда, рядом с шоссе. Городской транспорт туда не ходил, междугородные автобусы проскакивали мимо, поскольку поблизости не было населенных пунктов, а станция пригородного поезда находилась в пяти километрах от него по другую сторону леса, начинавшегося от ресторана. Таким образом отсекались случайные люди, и ресторан быстро приобрел репутацию заведения для избранных, то есть людей весьма состоятельных. Эти состоятельные люди праздновали там свадьбы, юбилеи, устраивали корпоративы и криминальные сходки.

А раньше это было излюбленное место у грибников. Автобус, заказанный предприятием, их туда вывозил на ночь глядя как на общественно-полезное мероприятие, о чем потом рапортовали вышестоящей профсоюзной организации. Грибники проводили ночь, греясь у костра, рассказывали анекдоты и забавные истории, приключившиеся с ними или свидетелями которых они были, а с первой зорькой разбредались по окрестностям, полностью отдавая себя этой смиренной охоте. Потом, уставшие, счастливые и довольные, с корзинами грибов тем же автобусом возвращались домой, чтобы там нажарить грибов и умять их под охлажденную в запотевшей бутылке.

Опята осенью по-прежнему росли там в изобилии, но владелец ресторана оттяпал порядочный кусок земли, в том числе и самые грибные места.

Грибники остались с носом.

Через сорок минут такси с Никитой свернуло с разухабистого шоссе на прекрасно асфальтированную дорогу. Еще через пару минут еловый бор расступился, и открылась просторная парковка, на противоположной стороне которой стоял мощный частокол с распахнутыми для гостей воротами. Над ними на цепях висела деревянная вывеска с резными буквами в стиле якобы старославянской вязи. Она извещала: «Русская сказка». Ворота с обеих сторон подпирали два богатыря, вырубленные из толстенных стволов дуба.

Никита поморщился, глядя на эти сомнительных достоинств элементы деревянного зодчества.

Претенциозно и безвкусно. А главное, грубо сработано, так он решил.

Впрочем, может, этой грубостью хотели подчеркнуть богатырскую мощь?

Озираясь по сторонам, Никита вошел в ворота.

Дальше — больше.

За частоколом открылась лужайка, посреди которой стояло здание в два этажа, косившее под княжеский терем: резные створки на окнах, высокая замысловатая крыша в несколько ярусов со скатами, увенчанная петушками, помимо декора служившими еще и флюгерами. Первый этаж, очевидно, был отведен под подсобные помещения. В нем горели тусклые окна из непрозрачного стекла. На второй этаж вела широкая лестница, заканчивавшаяся крыльцом с массивной дверью на кованых петлях и маленьким окошечком.

«Фейсконтроль», — понял Никита и взлохматил себе волосы.

Поднявшись на крыльцо, он подвел итог впечатлениям.

Архитектурный ансамбль разочаровал его аляповатостью. Зато отсюда, с высоты четырех метров от земли, открывался прекрасный вид на озеро. В его глади отражалась полная луна. Этот лирический пейзаж портили скамейки, с которых подзагулявшие гости в минуту отдохновения могли созерцать расстилавшийся мирный пейзаж. А чтоб им не было скучно, на краю лужайки стояла избушка на курьих ножках, в которой продавалось вино на вынос. Рядом с ней горящими углями светились несколько мангалов.

Никита несколько раз ударил в дверь висевшим на ней затисканным латунным кольцом.

Дверь открылась.

Его встретил рослый парень в косоворотке, перетянутой кушаком.

— Что вам угодно? — спросил он.

— Столик, — ответил Никита и добавил: — На одного.

— У вас есть предварительный заказ?

— Нет. Но есть это.

Никита достал сторублевую купюру. Половой — так обозвал его про себя Никита — увидел в свете луны бумажку, усмехнулся, но, посторонившись, его впустил, решительно отказавшись от жертвоподношения.

Зал был наполовину пустой, и тем не менее для Никиты не нашлось другого места как рядом с оркестром. Тут же появившаяся официантка, очаровательная девушка с кокошником в стиле а-ля рус и в предельно короткой мини-юбке. Она положила перед ним меню. Никита пробежал его глазами и заказал самое дешевое, что было.

Официантка пошла выполнять заказ, и Никита ленивым взглядом принялся рассматривать публику.

Через минуту он ошеломленно смотрел на столик возле огромного окна, за которым открывался лесной пейзаж. За ним сидела Анька Крылова.

Никита не поверил глазам. Она сидела с Лагоевым!

Заметив Никиту, этот мерзавец скривился в усмешке и показал вилкой в его сторону. Анька обернулась.

Выражение лица у нее тут же сменилось с любопытного на враждебное, как только она узнала Никиту. После недолгого замешательства Анька отбросила салфетку и решительным шагом направилась к нему.

Она села без приглашения и вместо приветствия сказала:

— Какого черта ты сюда приперся?

Аньку всегда отличал решительный характер и ясность мышления. С тех пор как они окончили школу, она ничуть не изменилась. Никита вспомнил, как в школе она написала сочинение по «Обломову», в котором назвала Илью Ильича «слюнтяем, который прельстился голыми локтями своей сожительницы». И ни словом не обмолвилась о тонкой организации его возвышенной души.

Учительница литературы с тех пор всегда смотрела с сомнением, прежде чем вызвать Аньку к доске. Об этом знала вся школа.

Улыбнувшись, Никита ответил:

— На тебя посмотреть.

— Давай без этого дерьма.

— Давай без него. Я пришел сюда поужинать после напряженного рабочего дня. Надеюсь, простому смертному это не возбраняется в таком шикарном заведении?

— Брось трепаться. Несчастному репортеру криминальной хроники из задрипанного таблойда дежурный ланч в таком шикарном заведении не по карману, не говоря уж об ужине.

Что правда, то правда, мысленно согласился Никита.

— Кстати, о каком напряженном рабочем дне ты бормочешь? Тебя вышвырнули с работы.

Фу, как грубо. Но хуже было другое. Если Анька знает об этом, то теперь уж точно об этом знает весь город.

Но это не помешало Никите возразить.

— Не уволили, а я сам — заметь: по доброй воле — перешел на внештатную работу, чтобы развязать себе руки. Клетка с прутьями не место для вольного сокола, — не без пафоса закончил он свой пассаж.

— Ты всегда был мастер трепа, — усмехнулась Анька, глядя на него сквозь прищуренные веки.

Никита подцепил на вилку кусок ростбифа.

Анька выдержала паузу и, приняв его молчанье за признание поражения, возобновила атаку:

— Если ты здесь по своим репортерским штучкам, то не вздумай полоскать имя Лагоева и встать у меня на пути к счастью! На этот раз тебе это так просто не сойдет.

— Какому счастью? — недоуменно спросил Никита.

— К браку с Лагоевым.

— И это ты называешь счастьем? — ошеломленно пролепетал он.

— А что ты называешь счастьем? — ехидно спросила Анька. — Жить на иждивении у Светки и смотреть, как она будет пропихивать тебя по служебной лестнице?

Никита чуть не поперхнулся. Анька торжествовала победу.

— До сих пор не могу понять, что она в тебе нашла, — сказала она, продолжая измываться над ним.

«А в самом деле, что Светка нашла во мне?» — подумал он.

— В любви нет логики, — сказал Никита. — А где она есть, там нет любви. Из чего следует…

— Ничего не следует, — оборвала его Анька. — И не лезь в мои дела.

— И не думал, — возмутился Никита.

— Кстати, почему ты один? Без Светки.

Никита отвел глаза.

— Да так…

— Понятно. Ничего. Милые бранятся — только тешатся.

— Знаешь по опыту? — в свою очередь съязвил Никита.

Анька пропустила колкость мимо ушей и посмотрела на бутылку Столичной.

— Только не напивайся. С горя. Хотя для тебя бутылка водки, что слону дробинка.

Никита решил перехватить инициативу.

— Светка нашла во мне то, чего нет в Лагоеве: молодость, красоту и здоровье.

— Да… Самомнения тебе всегда было не занимать.

«Вот уж неправда», — подумал Никита.

— Особенно насчет красоты.

«А что? Я не так уж и плох», — подумал Никита, но спорить не стал.

— Ты посмотри, Аня, — он кивнул головой в сторону Лагоева, не сводившего с них настороженного взгляда, — он тебе в отцы годится. Если не в деды.

— Лучше бы в деды, — вздохнула Анька.

— Неужели ты не могла найти себе молодого хорошего парня?

— Нашла. Только что он мог мне предложить? Свою любовь, свекровь и двушку. Любовь пройдет, и что в остатке? Двушка с мегерой. Я от своих устала. А Лагоев мне устроит красивую жизнь. — Аня посмотрела на Никиту и добавила: — Если только из-за таких прохвостов, как ты, его за жопу не схватят.

— Аня, подумай о нем не сквозь призму своего жизненного устройства, а спокойно и непредвзято.

— Ну и что?

— Да он же травит людей!

— Не говори глупости.

— Скупает просроченную продукцию, перефасовывает ее и продает под девизом «Эта свежесть просится к вам на стол». Ничего себе свежесть. Недельной, а то и месячной затхлости. И люди по незнанию скупают просроченный продукт, который не стоит и сотой доли своей цены, и кладут его на стол.

— Никто еще от этого не умирал.

— А ты сходи на кладбище.

— Не будь идиотом. Их убило другое.

— Что именно?

— Жизнь.

Никита был поражен глубокомыслием Аньки и не знал, что ответить. Зато она знала, что сказать.

— В общем, так: ужинай спокойно, но не вздумай потом делиться в прессе своими язвительными замечаниями о здешней кухне. Впрочем, можешь. Но при одном условии: если это будут хвалебные отзывы.

— С какой стати я буду писать хвалебные отзывы об этом пищеблоке?

— Потому что это ресторан Лагоева.

Никита чуть не поперхнулся. Знай он об этом раньше, то ни за что бы сюда не приехал.

Отдавать свои кровные этому ворюге!

Анька поднялась и ушла от Никиты с претензией на величие царствующей особы этого заведения. Единственно ее сан подвели излишне виляющие бедра.

Она села, и настороженно-злобное выражение лица у Лагоева сменилось на елейно-сладкое.

Его можно было понять. Анька была молода и красива, ее замечательные формы подчеркивало вечернее платье в обтяжку, а глубокий вырез на груди заставлял судорожно биться сердце старого ловеласа.

Официант принес бутылку шампанского брют.

— Я этого не просил, — сказал Никита.

— Это вам от Артура Рафаиловича, — сказал официант. — Вам открыть?

— Валяйте. Надеюсь, там нет яда.

Официант недоуменно посмотрел на него.

— Шутка, — сказал Никита.

— А… Понимаю, — сказал официант и скупо улыбнулся.

Никита поднял бокал и повернулся к Лагоеву. Тот держал в руке аналогичный бокал с таким же напитком. Оба натянуто улыбнулись и приветствовали друг друга приподнятыми бокалами.

Шампанское в бокалах они выпили до дна, не сводя друг с друга глаз.

Судя по выражению лица у Аньки, она не поверила в этот знак примирения.

Никита с остервенением принялся за ростбиф.

Он был замечательно вкусным, и Никита сосредоточился на еде, регулярно сдабривая ее, как конвейер, рюмками водки.

Всё действительно было вкусно и сытно.

«Если б так было в его универсаме», — подумал Никита.

Ему стало душно. Он решил выйти на улицу продышаться у озера и заодно зайти в туалет.

В туалете никого не было. Он набрал пригоршню воды и ополоснул лицо.

Когда Никита распрямился, то увидел в зеркале по обе стороны от себя двух парней. Крепыши — да. Но не более того. Он не придал им значения.

И напрасно.

Еще в десантом училище инструктор сказал ему: «Ты неплох в рукопашных боях. У тебя есть все данные. Но нет в тебе главного: инстинкта убийцы. И концентрации. Расхлябанности в тебе много».

Но это не помешало Никите вернуться из армии со знаками отличия за участие в спецоперациях на южной границе страны. Дома он их задвинул в комод и никому не показывал.

В этот вечер отсутствие инстинкта и расхлябанность подвели Никиту.

Он повернулся к тому, что стоял слева от него, когда тот сказал:

— Извини, мужик. Не передашь мыло?

Никита удивленно посмотрел на полку под зеркалом и тут же получил удар под дых от стоявшего справа.

Это был чувствительный удар. У Никиты сперло дыхание.

— Ничего личного, — нашел нужным сказать ударивший его.

Следующий удар был по затылку.

Никита упал на пол.

Избиение продолжалась недолго. Несколько ударов ногами пришлись ему в живот и по почкам.

Работали оба. С обеих сторон.

Сквозь пелену в затуманенном сознании он увидел, что кто-то склонился над ним. Затем он услышал:

— Ну как он там?

— Очухается. Еще тот бычина.

— Да… Другому пришлось бы «скорую» вызывать.

— Да еще неизвестно зачем. А вообще-то, старик, — услышал Никита у себя над ухом, — зла не держи. Так легче забыть. Это пожелание от нас. А тебе просили передать конкретно: не возникай.

Никита слышал, как хлопнула дверь. Сколько прошло времени, прежде чем он смог подняться, Никита не знал. Подойдя к зеркалу, он посмотрел в отражение.

Лицо обрело землистый цвет. Под глазами появились мешки. Но не было ни единой ссадины.

Как же смогли его вырубить одним ударом?

Он бывал не в таких переделках, но чтоб оказаться на полу…

Никогда!

Никита вышел из туалета. Голова у него кружилась, в ногах была слабость. Он с трудом передвигал ногами, провожаемый недоуменными взглядами. Ему стоило больших усилий, чтобы не завалиться на чей-нибудь столик. Анька не сводила с него вытаращенных глаз.

Никита очнулся, почувствовав, что его трясут за плечо. Он сидел за своим столом. Это была Аня.

— Как ты? — спросила она.

— Нормально, — ответил Никита. — Сейчас уйду.

— Никуда ты не уйдешь. Я тебя отвезу.

— Не надо. Я возьму такси. Я видел их на стоянке.

— Ты хоть знаешь, сколько здесь они дерут?

— Нет.

— Тем более, что примут тебя за пьяного.

— Что же делать? — равнодушно спросил Никита.

— Молчать и слушаться меня.

— Я должен расплатиться.

— Не надо. За все уплачено.

Никита скривился в усмешке. За все уплачено.

— Лагоев? — спросил он.

— А тебе-то что? Идем.

На улице Аня посадила его на лавочку и ушла, предварительно сказав:

— Сиди и не дергайся. Я за машиной.

— Не буду дергаться.

В машине Анька села рядом с ним. Обдуваемый ветерком, Никита оклемался и время от времени искоса поглядывал на Аню. Сосредоточенное выражение не сходило у нее с лица. Всю дорогу они молчали.

Минут через сорок они подъехали к его дому. Аня повернулась к нему и сказала:

— Ну?

— Спасибо.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— А ведь знаешь… Я был влюблен в тебя.

Это была правда.

Аня училась двумя классами ниже, и Никита не подозревал, что с него на переменах в коридоре не сводила глаз двенадцатилетняя девочка-подросток тогда еще с забавными косичками. Она знала, что в него — рослого, спортивного и, главное, красивого — была влюблена половина школы. То есть все девчонки. И среди них были настоящие красавицы. Куда было ей, неказистой девочки переходного возраста, тягаться с ними. И Аня молча страдала и плакала по ночам в подушку.

А потом она расцвела.

И так получилось, что в это время в школе создали драмкружок, и Аня, набравшись смелости, вступила в него. Единственно потому, что к нему оказался причастным Никита.

Ему было тогда шестнадцать лет, — время во многом судьбоносное, — и он занялся поисками самого себя. Как теперь, наверно, сказали бы, — самоидентификацией.

Никита вступил в изостудию, и руководитель, создавший драмкружок на общественных началах, привлек его к написанию декораций.

Никита сразу влюбился в Аню, но она ему казалось такой неприступной и холодной — Анька в пьесе играла роль ледяной красавицы в сказке про Гая и Герду, — что он подойти к ней так и не решился.

И напрасно. Не знал он, что Аня этого так ждала и так хотела.

— Я сейчас расплачусь от умиления, — насмешливо сказала она.

— Ань, он не стоит тебя. Он дрянь, а ты хороший человек.

— Может, и был хороший. До школы. Да весь вышел. Еще в первом классе. А теперь надо жизнь устраивать. Всё. Вали отсюда.

Никита вышел и в спину себе услышал:

— Да… Кстати, Лагоев ни при чем. Он мне поклялся. И машина эта его.

«Я это уже понял, — подумал Никита. — А клятвы Лагоева… Чего они стоят?»

Он хотел что-то ответить, но машина сорвалась с места.

— Спасибо, Аня, — сказал он, глядя ей вслед.

Глава 15

Дома Никита вытянулся на диване и уставился в потолок. На душе было скверно. Тело ныло словно больной зуб, у которого отошла заморозка.

Его мысли крутились вокруг Лагоева.

Неужели он мог приревновать его к Аньке настолько, что подослал двух уродов избить его?

Кто бы мог подумать, что в этом тщедушном на вид человечке бушуют шекспировские страсти. Отелло местного разлива. И действовал он в своем стиле — исподтишка.

Неужели Лагоеву показалось мало того, что его выкинули из газеты за неуклюжую статью о его махинациях?

Надо же быть таким мстительным и подленьким. И потом, глумясь, величественным жестом предоставить ему свою машину.

Конечно, чтоб бросить пыль в глаза Аньке своим великодушием.

Правда, она сказала, что Лагоев ни при чем. Но это с его слов.

А верить Лагоеву….

Но если самом деле не он, то кто?

У Никиты не было ответов на эти вопросы, и он отмахнулся от них.

Он поднялся с дивана, чтобы расстелить постель, но звонок заставил его пройти в прихожую.

Он открыл дверь и увидел… Светлану!

Никита настолько опешил, что стоял как вкопанный.

— Может, ты пригласишь меня войти? — после заминки спросила она.

Никита бережно взял ее за руки и, пятясь, ввел в дом. Прижав Светлану к себе, он сказал:

— Как я рад тебе.

Она стянула косынку и встряхнула головой. Волосы рассыпались по плечам. Светлана автоматически поправила их.

— Лучше расскажи, что с тобой случилось.

«Лучшие мгновения жизни так скоротечны, — подумал Никита. — Их вытесняет повседневность с ненужными вопросами».

— А что могло случиться? Ничто не случилось, — сказал он и для убедительности пожал плечами.

— И все-таки? Я тебя таким еще никогда не видела.

— Каким таким?

— Не знаю, как сказать. Каким-то прибитым, что ли. Тебя что? Действительно избили? — спросила Светлана, всматриваясь в его лицо.

Она не увидела ни синяков, ни ссадин.

Очевидно, ей было трудно или не хотелось поверить, что его, такого большого и сильного, могли избить.

— С чего ты взяла, что меня избили? — спросил Никита, и вдруг ему в голову пришла спасительная мысль — надо переключить внимание Светки на другую тему. — Извини, если это прозвучит грубо, но что тебя побудило прийти ко мне? — спросил он и тут же убедился, что это был неудачный вопрос. Во всяком случае, ему хотелось услышать другой ответ. Что-нибудь вроде соскучилась по тебе. Но он услышал другое:

— Мне позвонила Аня.

— Да? Откуда у нее твой телефон?

— От Лагоева.

Еще бы Лагоеву не знать все телефоны в городе! Тем более служащих в управе.

— И что она сказала?

— Что проезжая на машине, увидела тебя на лавочке.

— И все?

— Нет. Ты как-то странно сидел. Какой-то потерянный, с полностью отсутствующим видом. «Так может сидеть только человек, с которым случилось что-то серьезное» — это ее слова.

«Какая же молодец Анька. Не заложила меня и проявила при этом беспокойство», — подумал Никита.

— А с каким видом я мог сидеть после того, как мы с тобой расстались?

— Только не говорили мне, что ты сидел на лавочке до полуночи из-за меня. Ты выпил? — спросила Светлана.

— Возможно, — ответил Никита, понимая, что от него не могло не пахнуть алкоголем. — Пойдем.

— Куда?

— Не вечно же мы будем стоять в прихожей.

Они прошли в комнату.

— Что будешь? Чай или кофе?

— Не отвлекайся. Я хочу знать, что у тебя случилось.

— Не узнаешь. Потому что ничего не случилось.

— Как я ненавижу твоё упрямство.

— А мне так хочется тебя угостить. Надеюсь, ты не считаешь это упрямством?

— И чем ты можешь меня угостить? У тебя же в доме хоть шаром покати.

Никита почесал в затылке.

— Ты посидишь, пока я сбегаю в магазин? Он рядом и работает круглосуточно.

— Не надо.

— Почему?

— Я увидела главное — с тобой ничего не случилось, и теперь я спокойно пойду домой.

— Я тебя провожу.

— Не надо.

— Почему?

— Я не хочу, чтобы на обратном пути с тобой всё-таки что-то случилось.

— А что со мной может случиться? Город у нас тишайший.

— Только не для тебя.

Они вернулись в прихожую и встали друг против друга. Никита положил ладонь на ее плечо.

— Может, останешься? Еще хоть немного?

— Не надо. Я хочу домой, — сказала Светлана. — И провожать меня не надо, — добавила она.

Не отрывая глаз от Светланы, Никита на ощупь нашел замок и после паузы опустил руку.

Если уходит, то пусть уходит сама.

Светлана открыла дверь и вышла. С лестничной площадки между этажами она посмотрела на него долгим взглядом и медленно пошла дальше.

Утром Никита заставил себя поехать в фитнес-клуб. В раздевалке к нему подошел Михаил, в прошлом его сослуживец, а ныне владелец этого клуба. Никита в нем находился в привилегированном положении: занимался на тренажерах и молотил по грушам бесплатно.

— Старик, — сказал Михаил, — намечается славная халтурка. Набирается группа любителей карате. Им нужен тренер. Светят неплохие бабки.

— А ты?

— Я под завязку занят. А ты вроде как свободная личность. Хмель, это начало. А дальше дело раскрутится. Отбоя не будет. Завязывай свою ерундистику с газетами и дэзами. Сам будешь в форме и при деньгах. Чем не жизнь?

— Но им нужно карате, — заметил Никита.

— А ты спец в боевых единоборствах. Если б ты знал, кто тренирует так называемое карате, тхэквандо и прочее, ты бы со смеху помер. Особенно у детишек. Сами тренера еще пороху не нюхали, а уже лезут учить других. Ну так как?

А почему нет? Подкожные на исходе, впереди ему ничего не светит, и занят он в целом действительно ерундистикой. Поиском приключений на свою задницу.

Одно сдержало его согласиться сразу: работа в газете развила в нем вкус и привычку к вольготной жизни. Иными словами, к свободному графику и бесконтрольности. Тем более в качестве внештатника. А тут обязаловка: приди в определенное время — тебя люди ждут — и занимайся с ними от и до.

Никита попросил время подумать. Михаил согласился и отошел, а Никита принялся остервенело дубасить по грушам не без досады на себя.

Чего же ему надо? К чему он катится?

Он не мог найти ответа на этот, казалось бы, простой вопрос.

Дома он решил окончательно и бесповоротно закрыть жилищно-коммунальную тему и, пока позволяли финансы, сосредоточиться на главном — на поисках гипотетического убийцы Смагина. И параллельно подготовить себя к работе с любителями карате.

На следующий день, завтракая, он наметил план дальнейших действий:

во-первых, узнать у Сергея адрес неизвестного в крематории (благо он записал номер его машины);

во-вторых, навестить дядю Васю в Кочках.

(Он же почти наверняка Василий Рогов с Первомайской.)

Для этого нужны колеса. Хватит с него автобусов, такси и чужих машин. Наездился. Он заберет свою машину из ремонта. В каком бы состоянии она ни была.

В полной боевой готовности Никита вышел из дома.

На станции техобслуживания его ждал приятный сюрприз — крыло у машины выправили — и дело осталось за покраской.

Никита договорился о том, что ее сделают позже, и забрал машину. Приятно было положить руки на руль и ощутить себя хозяином полсотни лошадиных сил. Приемник как всегда был настроен на полицейскую волну. Передавали очередной концерт по заявкам служащих местной полиции. Никита слушал его вполуха, пока концерт не прервали сводкой новостей.

Первая же новость ошеломила его.

В деревне Кочки при невыясненных обстоятельствах погиб Василий Рогов.

Вторая смерть за несколько дней при сомнительных или невыясненных обстоятельствах!

И опять в Кочках!

И, конечно, он услышит бормотание о совпадении, за которым ровным счетом ничего не стоит.

Черта с два!

Никита достал мобильник и набрал телефон Сереги. В трубке он услышал: «Абонент временно недоступен».

Ну и прекрасно!

Раз Серега недоступен, а Петро в служебной командировке, то, конечно, он в Кочках выясняет обстоятельства гибели дяди Васи.

Туда, немедленно туда!

По пути в Кочки Никита заскочил в редакцию «Вестника».

Еще оставалось время до того, как номер будет подписан к печати, и он надеялся тиснуть в него свою заметку. Он обдумал ее в дороге и в редакции быстренько накатал на бумаге, сидя на подоконнике.

В заметке он провел параллель между двумя событиями, казавшимися на первый взгляд несчастными случаями: гибелью постояльца Василия Рогова на шоссе у деревни Кочки и последовавшей за этим гибелью самого Василия Рогова.

«Только близорукие люди не увидят связи между двумя происшествиями», — писал Никита.

Далее он настоятельно рекомендовал полиции обратить внимание на то, что деревня Кочки начинает обретать зловещую репутацию из-за событий последних дней.

Не рук ли это нежданно-негаданно объявившегося в области маньяка? — патетически восклицал Никита и закончил заметку еще более тревожным вопросом: а не ведут ли нити этих событий в наш город?

— Лидия Ивановна, это как раз то, что вы хотели напечатать, — сказал Никита, войдя в кабинет.

— Да? — удивленно спросила временно исполняющая обязанности главного редактора.

— Ну конечно! Горяченькая новость для раздела происшествий.

Лидия Ивановна прочла заметку и скептически посмотрела на автора.

— Никита, вы становитесь узким специалистом. Снова Кочки. Неужели нет других происшествий?

— Есть. Я намедни принял ванну, поскользнулся, упал и пришел в себя в постели с любимой. Но это вряд ли кому интересно.

— У меня такое впечатление, Никита, что вы преследуете некий личный интерес, сужая свой кругозор до сомнительной деревни, — сказала Лидия Ивановна.

— Совершенно верно, Лидия Ивановна. Именно сомнительной деревни, и потому хотелось бы рассеять туман неопределенности, сгустившейся вокруг нее. Именно в этом состоит мой интерес, и согласитесь, что он носит общественный характер. В частности, мне бы хотелось оборвать эту цепочку смертей.

— А при чем тут наш город?

— Лидия Ивановна, но вам бы тоже не хотелось, я думаю, чтобы она протянулась до нас?

— Ах, ах, Никита, Никита. Только из сочувствия к вашему бедственному положению будем рассматривать ваше произведение как статью.

Можно подумать, жалкие гроши за нее меня спасут.

Вслух этого Никита не сказал.

Лидия Ивановна пропустила заметку в номер.

Никита устремился в деревню, где был убит Василий Рогов.

В том, что он был убит, Никита не сомневался.

Глава 16

У покосившегося забора перед домом Василия Рогова кучковались односельчане и вполголоса обсуждали его неожиданную смерть. В калитке стоял полицейский, всем своим видом дававший понять, что посторонним вход запрещен. По другую сторону забора на лавочке у завалинки сидел Сергей и что-то писал на листе бумаги, подпертом кейсом. Фуражка у него съехала на затылок, отчего вид у него был нелепо озабоченным.

Дом Василия Рогова производил крайне удрученное впечатление. Краска давно облупилась и во многих местах отвалилась, окна, очевидно, не мылись со дня его постройки, и за ними невозможно было что-либо разглядеть, у печной трубы на крыше, покрытой прорвавшимся в некоторых местах толем, выпало несколько кирпичей. От дома средь бурьяна протянулась тропинка в отхожее место в углу запущенного сада. Разросшиеся сорняки заглушили кусты смородины и крыжовника. На чахлой груше вызывающе висел единственный плод.

Василий Рогов явно не был рачительным хозяином.

— Сергей! — окликнул Никита.

— Легок на помине, — без всякого энтузиазма сказал друг со школьной скамьи, оторвавшись от писанины.

— Соскучился? — крикнул ему через забор Никита.

Сергей дал отмашку, и полицейский впустил его в сад.

— Не так чтобы очень, — сказал Сергей.

— Как убили старого греховодника? — спросил Никита, садясь рядом с ним на лавочку.

Сергей поморщился.

— Прошу тебя, не делай из этого полицейской тайны. Когда обнаружили труп?

— Сегодня ночью. Мужики шли мимо. Увидели, в доме что-то горит. Затушили.

— А что дядя Вася Рогов?

— Лежал на кровати. Думали, дрыхнет с перепоя. Сегодня поутру зашли его проверить, а он шевелится.

— Рядом не было окурков?

— А как же. В достаточном количестве.

— Значит, всё спишется на неосторожное обращение с горящей папиросой.

— Может быть, — пожал плечами Сергей.

На крыльцо вышел Ефим Ильич.

— Я закончил, — сказал он, обращаясь к Сергею.

— Ну и прекрасно. Можете забирать его в морг.

Судмедэксперт вернулся в избу.

— Кто будет вести следствие? — спросил Никита.

— Почему его кто-то должен вести?

— Потому что нельзя будет списать смерть дяди Васи на то, что он в безлунную ночь вышел по нужде под куст крыжовника, споткнулся о его разросшиеся корни, упал на ком земли и проломил себе череп о куст смородины. После чего вернулся в избу, распластался на кровати, обкурился до умопомрачения и отдал Богу душу. Серега, я предлагаю сотрудничество.

— Какое?

— Обмен информацией.

— Начинай.

— Нет, ты первый.

— Считай, что наше сотрудничество закончилось.

— Ну почему, почему вы, полицейские, такие упертые?

— Не то что некоторые репортеры. Из бывших, — язвительно закончил Сергей.

Мимо них пронесли труп Василия Рогова, упакованный в черный пластик. За ним прошел Ефим Ильич с озабоченным лицом и с саквояжем в руке. Он кивнул головой Никите и вышел за калитку. Никита проследил, куда он идет.

— Больше ты мне ничего сказать не хочешь? — нетерпеливо спросил Никита.

— Нет, — отрезал Сергей.

— Ну, я пошел.

— Давай, давай. А то опоздаешь.

— И все-таки напоследок я тебе скажу: дядя Вася Рогов с Первомайской отсидел срок за грабеж. Он был в подельниках у Смагина. Держу пари на две кружки пива, что ты этого не знал.

— Ну и что?

— А то, что теперь с тебя две кружки, — сказал Никита. — Плюс к этому должок по линии сотрудничества.

Сергей не успел ответить, как Никита пустился вдогонку за Ефимом Ильичом. Он нагнал его у машины скорой помощи.

«Теперь уже дяде Васе никто не поможет», — подумал Никита.

— Есть что-нибудь интересное, Ефим Ильич? — спросил он.

— Интересного в жизни много, Никита. Но только не смерть.

— Ефим Ильич, может, я вас подвезу? — предложил Никита. — Зачем вам трястись рядом с покойником?

Судмедэксперт понимающе улыбнулся.

— Потом, Никита, потом. Мне сейчас не до этого, — сказал он.

— Так, может, я в конце дня подъеду в Управление за вами? Отвезу вас домой, по дороге заскочим в универсам, чтобы вам сумки не таскать. Я ведь теперь на колесах.

— Прохиндей ты, Никита.

Это прозвучало как половинчатое согласие, и Никита подхватил его:

— Значит, договорились.

Ефим Ильич захлопнул дверь, и «скорая» тронулась. Никита подошел к своей машине. Когда он повернул ключ зажигания, то на приборной доске, не мигая, вспыхнул красный огонек. До города ему было явно не дотянуть.

Как он раньше не заметил, что бензин на исходе? Проморгал. Эта вечная спешка.

Сергей еще не закончил писанину, и полицейский пикап дожидался его поблизости.

— Послушай, командир, — обратился Никита к водителю, — не подскажешь, где ближайшая бензоколонка?

— А чего не подсказать? Едешь в город и первый поворот направо.

— На Объездное шоссе?

— Ну конечно. А там еще тройку километров — и будет тебе бензоколонка.

Недавно построенное шоссе в обход города освободило его от нескончаемого потока транзитных машин, и АЗС на нем оказалась на бойком месте. Никита ехал к ней с замиранием сердца, но всё — слава богу — обошлось. Он доехал.

Ожидая своей очереди, Никита наблюдал за тем, как двое парней в бейсболках сновали между колонками. С каждой минутой они все больше приковывали к себе его внимание.

В какой-то момент глаза Никиты встретились с глазами одного из парней, и тот замер с пистолетом в руке.

Да это же урод из туалета в «Русской сказке»!

Кулаки у Никиты рефлекторно сжались.

Подъехал тягач, и парень, надвинув бейсболку до самых глаз, засуетился у бензобака.

Никита выехал из очереди и поставил машину в сторонке. Дождавшись, когда отъехал тягач и парень освободился, он быстро подошел к нему и с ходу нанес удар в челюсть. Парень рухнул. Никита взял его за лодыжку и оттащил за ящик с песком. Там он придавил ему грудь коленом.

Парень открыл глаза, и Никита врезал ему еще раз. Постарался не переборщить. Но и этого оказалось достаточно. Парень был в нокауте. Никита похлопал его по щекам. Когда тот наконец открыл глаза, он его спросил:

— Кто вас подослал?

— Ты о чем? — с очевидным трудом выговорил парень.

Никита ослабил давление на грудь и занес кулак. Парень зажмурился.

— Не валяй дурака. Отвечай, когда спрашивают.

На этот раз застать его врасплох не удалось. Никита краем глаза увидел, как напарник бежал выручать кореша и наотмашь ударил своего визави тыльной стороной ладони.

— Не дергайся. А то прибью, — сказал он, вставая.

Тот и не думал дергаться. Никита повернулся к бежавшему.

У того сразу убавилось прыти. А когда Никита пошел ему навстречу, он остановился и стал беспомощно озираться по сторонам.

Несколько человек из машин наблюдали за тем, что происходит. Но никто не спешил на помощь. У парня обреченно поникли плечи.

На него шел верзила, с которым ему было не совладать.

— Ты чего, мужик? — сказал он, когда Никита схватил его за шкирку.

Сначала Никита ударил его под дых. Потом, когда он сложился пополам, по затылку.

Так он вернул должок.

Парень распластался на земле, и Никита отволок его к приятелю.

АЗС продолжала работать в штатном режиме: машины подъезжали и уезжали, и никому не было дело до того, что происходит у красного ящика с песком.

Никита подождал, когда его обидчики стали проявлять признаки жизни, и отвесил им пару оплеух. Они вполне очухались.

— Ну, колитесь.

Они сидели на мокром асфальте, прислонившись спинами к ящику с песком.

Как же он с ними не справился в «Русской сказке»? Просто невероятно. Перед ним сидели два беспомощных тюфяка.

— Вопрос первый: как вас зовут?

Парни переглянулись.

— Ну? — сказал Никита и занес кулак.

— Витек, — сказал один.

— Борька, — промямлил второй.

— Следующий вопрос, Витек и Борька: вы от кого?

— Не знаем.

Никита схватил за грудки каждого и основательно встряхнул. Парни затылками ударились о ящик и невольно сморщились.

— Это начало. Ждать я не люблю. Или вы хотите продолжения?

— Но мы правда не знаем, — взмолился Витек.

— Он подвалил к нам в буфете, когда мы пиво пили, — подхватил Борька.

— И вот так сразу предложил вам меня обработать?

— Не совсем.

— А как?

— Для начала угостил пивком.

— А потом слово за слово…

— Разговорились о том о сем.

— Ближе к теме, — сурово сказал Никита.

— Ну, в общем, предложил нам небольшое дельце, — сказал Витек.

— Меня на уши поставить.

— Ну да… — нехотя подтвердил Борька.

— И вы согласились.

— Пьяными были.

Обычная отговорка в таких случаях. Если она и не снимала ответственности за содеянное, то как бы служила моральным самооправданием.

— Когда это было?

— Три дня назад.

— Сколько он вам обещал? — спросил Никита.

— По куску на каждого.

Однако дешево меня оценили.

— Следующий вопрос: сами откуда?

Парни переглянулись.

— Из Двориков, — ответил Витек.

Еще одна богом забытая деревня.

— До «Русской сказки» путь не ближний. Как добирались?

— Он подвез на машине. Приехал к нам на бензоколонку и забрал нас.

— Опишите его.

Парни переглянулись.

— Да он какой-то… Такой… Непонятный. Невидный, что ли… — сказал Витек.

— Невзрачный, — подтвердил Борька.

— Настолько невзрачный, что вы не смогли рассмотреть его в буфете?

— А там всего одна лампа горела.

— Да и та тусклая. А мы уже пивком набрались.

— Еще до него.

— И потом он нас напоил.

— И после себя четвертинку оставил.

«Прижимистый», — подумал Никита.

— А в машине? Не разглядели его?

— В машине он за рулем сидел.

— И деньги дал через плечо. Не оборачивался.

— Обратно довез?

— Не…

— Пешком чапали.

— Что за машина?

— Жигуль, кажется.

— Вопрос третий: чья бензоколонка?

— Без понятия.

— Нас отсюда пока не гонят, и на том спасибо, — сказал Витек.

— А чья бензоколонка — какое нам дело? — поддержал его Борька.

Очередь на бензоколонке рассосалась. Никита пошел к машине, ни разу не обернувшись. Заправившись, он поехал в город.

Глава 17

В городе Никита приехал в Управу и поднялся к Светлане. Она встретила его сдержанной улыбкой.

— Как ты? — спросил он.

— Нормально. А ты?

— Тоже. — Никита пожал плечами. — Что делаешь сегодня?

— Извини, я буду занята.

Светлана отвела глаза, и Никита ни о чем ее не спросил.

— Да, кстати, твой Егор Акимыч уходит от нас. Возвращается в ДЭЗ, — сказала она.

— Вот как? Тем лучше. Туда ему и дорога. По крайней мере, там он снова почувствует себя достойным членом общества. Между прочим, я на его место не претендую.

— Это понятно, — задумчиво сказала Светлана и посмотрела Никите в глаза. — Если я правильно всё понимаю, ты уходишь от нас?

«Умница», — мысленно похвалил ее Никита.

— Вроде того.

— И на что ты собираешься жить? — спросила Светлана.

Никита был готов к этому вопросу. Он уже слышал его от нее и легким контуром набросал свой ответ.

Авось сработает.

— У меня большой выбор вариантов, — бодро начал он. — И все один другого лучше.

— Как например?

— Например, поступило предложение взять под свою опеку группу карате. Буду готовить будущих чемпионов. Потом появятся еще группы. Так что в деньгах я ничего не потеряю. Скорее приобрету.

— Да? — удивилась Светлана. — Ники, но это же всё по воде вилами писано. Поступило предложение… Появятся группы… Разве ты сам не понимаешь это? Всё в мутной перспективе. Знаю я эту самодеятельность. Всевозможные карате, иностранные языки, уроки музыки — всё так ненадежно. Сегодня есть, а завтра нет. И что тогда? Ждать, когда снова кто-то появится вдруг? А кушать хочется каждый день. В жизни, Ники, должна быть стабильность.

— А что стабильно в этом мире?

— Госслужба. Пока есть государство — а будет оно всегда, — нужны будут чиновники. Можно говорить и думать о них все, что угодно, но от них никуда не денешься. Я тебе предоставила шанс. Поставила тебя на первую ступеньку с видами на будущее. А дальше дело было за тобой.

— То есть?

— Терпеливо подниматься от ступеньки к ступеньке. Так и только так ты обеспечишь свое будущее.

Никита поморщился.

Разве это будущее — изо дня в день тянуть лямку в вялотекущей жизни и радоваться каждой новой истоптанной ступеньке, на которую удалось вскарабкаться?

— А ты как думал становятся начальниками, включая начальство самого высокого ранга? Докладными записками, чтоб выставить всех дураками, а себя умником?

Светлана сделала паузу, и если бы Никита не вперил глаза в пол, то мог бы увидеть у нее на лице снисходительную улыбку искушенной наставницы, с которой она смотрела на нерадивого юнца.

— Нет, Ники, дела так не делаются. Только рутиной и терпением сделаешь карьеру, а блистательный взлет — это для избранных. Да и то не факт. Без связей и благоприятного стечения обстоятельств. Во всяком случае, я пока что не видела подобного фейерверка. А как ты сам думаешь — ты из числа этих замечательных талантов?

Никита промолчал.

Он почувствовал себя ничтожным рядом с Егором Акимовичем Чехонкиным, терпеливым рутинером из ДЭЗа. Интересно, какой бы блистательный взлет ожидал его, не вздумай он вернуться на прежнее место? Видно, терпения не хватило для очередной ступеньки.

Но главное было не в этом.

Светик наглядно показала ему его непригодность к бюрократической среде.

Но ведь белый свет на ней не сошелся клином?

И тем не менее Светику надо было что-то ответить.

И Никита ответил.

— Насчет ступенек ты, конечно, права, и я с тобой целиком и полностью согласен. А потому у меня большие планы.

— Просвети какие.

— Заочно окончу институт физкультуры и что-нибудь в плане делового администрирования, и буду произрастать на ниве административных ступенек в знакомой мне сфере. В около спортивной.

— Ну, ну. Может, дорастешь до членства в какой-нибудь общественной комиссии по спорту районного масштаба в нашем городе. Об области не мечтай. Там всё расписано. Есть еще что-нибудь про запас?

— Конечно есть. В последнее время, например, я увлекся компьютером и программированием, — сказал Никита.

Это была импровизация чистейшей воды.

— Увлекаться ты можешь. А сможешь ли ты довести до конца свое увлечение? Главное — чтоб был результат.

— Результат будет.

— Какой?

— Сегодня компьютеризация вошла во все сферы жизни…

— Не сегодня, а позавчера, — перебила Никиту Светлана. — Ты опоздал на десятилетия.

— А я и не думал толкаться среди самородков.

— Тогда где? — едва сдерживая смех, спросила она.

— Ты могла заметить, что в магазинах всё компьютеризировано…

Какую глупость он снова сказал! В десятый раз открыл Америку!

— Да ну?

Заслуженная насмешка.

— Так вот, по моим наблюдениям, эти компьютеры от неумелого обращения и общей компьютерной неграмотности сотрудников часто выходят из строя. И вообще программы имеют тенденцию зависать.

— И ты решил приводить их в порядок?

— Не только. Буду еще заниматься повышением общей компьютерной грамотности среди сотрудников супермаркетов. Что скажешь?

— Снова мыльный пузырь.

— Это еще почему?

— Потому что в этих супермаркетах и без тебя конкуренция запредельная. И локтями толкаются там похлеще любых самородков.

Светлана посмотрела на него знакомым ясным взором, от которого у Никиты пробегал холодок по спине.

— Как и любой пузырь, он рано или поздно лопнет и останется от него только пшик. И на что ты будешь содержать себя… свою семью?

— Разве в этом цель жизни? — спросил Никита.

— И в этом тоже.

— А в чем еще?

— В том, чтобы быть счастливой.

— Ну да. Шагая по ступенькам.

— Хотя бы.

— Любой ценой?

— Я скажу так — во что бы то ни стало. И я буду.

— Не сомневаюсь, — промямлил Никита.

Ему не понравилось развитие темы, и он вернулся к Акимычу.

— Надеюсь, его уход не связан с моей запиской? — спросил он.

— Возможно, — уклончиво ответила Светлана.

— Поясни.

— Он должен был как-то на нее среагировать.

— Самым естественным образом — порвать.

— Но он этого не сделал. В тот же день я видела ее на столе архивариуса. Владимир Михайлович ее зарегистрировал. А дальше всё пошло своим чередом.

— Архивариус передал ее в вышестоящие инстанции, — догадался Никита.

— И там решили, что управляющих компаний достаточно и нечего раздувать бюрократический аппарат.

— Наконец-то прозрели. Однако Егор Акимыч трусоватый бюрократ.

— Все такими становятся. Когда боятся потерять тепленькое местечко.

— Что же в нем тепленького?

— Тихая заводь.

— Ничего себе тихая заводь.

— Была такой, пока ты не пришел со своими новациями. Неудивительно, что он тебя ненавидит.

— Ну и черт с ним! Простим ему эту слабость. Зайду к нему.

— Сказать последнее прости?

«А мы с тобой, кажется, друг другу сказали», — поймал себя на этой мысли Никита.

— А почему нет? — сказал он вслух.

Он вышел из кабинета, тихо закрыв за собой дверь.

Егора Акимыча Никита застал за письменным столом.

— Ты, — с тихой ненавистью в голосе сказал бывший начальник, увидев Никиту у себя в кабинете, куда он вошел, не постучав. — Выжил-таки меня. Я с самого начала понял, кто ты и зачем, и не хотел тебя. Но у тебя был такой ходатай, такая поддержка, что было не устоять.

Никита швырнул ему на стол заявление об уходе.

— На, утри свои сопли и никогда больше никому не хами. Понял? А не то я тебе шею сверну.

— Думаешь, на тебя управы нет? Ошибаешься. Очень даже есть.

— Смотри, не обломай зубы, — сказал Никита, выходя из комнаты.

— Еще посмотрим кто кого, — услышал он в спину.

Никита с легким сердцем вышел из здания Управы. Еще одна ниточка, тяготившая его, оборвалась.

Теперь было самое время заехать в полицию за Ефимом Ильичом.

Глава 18

Даже в тусклом свете фонарей он сразу узнал знакомую фигуру судмедэксперта, выходившего из управления.

— Ефим Ильич, — окликнул он в приспущенное окно.

Старик встрепенулся, узнал его и засеменил к машине.

— А я, признаться, забыл про наш уговор, — сказал он, усевшись рядом с Никитой.

— Куда прикажете: универсам, гипермаркет или еще что-нибудь в этом роде?

— Сегодня у меня выходной. Всё закупил вчера.

— Значит, малым ходом на Березовый бульвар?

— Именно малым. Ведь ты не затем приехал сюда, чтобы отвезти меня домой. Выкладывай, что тебя интересует.

— От вас ничего не скроишь, Ефим Ильич. Не перестаю удивляться вашей проницательности.

— Давай без лишней риторики, Никита, — поморщился судмедэксперт. — У меня сегодня был тяжелый день. Ну так?

— Ефим Ильич, что вы думаете об убийстве Василия Рогова?

— Думаю, что преступник был совсем не дурак, — не спеша ответил судмедэксперт. — Он ловко думал замаскировать убийство под несчастный случай.

— Ну да! Пожар из-за непогашенной сигареты, — подхватил Никита, — который сам же и устроил.

— Совершенно верно. На полу и кровати наглядно полно окурков. Хотя, я думаю, с этим он переборщил.

— Тем более, что они все равно бы в пожаре сгорели.

— Согласен. Но что знаменательно, Василий Рогов лежал как раз под балкой.

— Которая в результате пожара должна была рухнуть и размозжить ему череп, — подхватил Никита.

— Совершенно верно!

— И концы в воду.

— Вернее сказать, в огонь.

— Почему вы не следак, Ефим Ильич?

— Предпочитаю тишину лаборатории.

— Жалко. Потеря для следственного отдела.

— Не льсти, Никита. Ты знаешь, я этого не люблю.

— Больше не буду. От чего же он все-таки умер?

— От удара тяжелым предметом в затылок, — как заученный урок ответил судмедэксперт.

— Опять?

Ефим Ильич многозначительно промолчал.

— А вот мы и приехали, — сказал он, выглянув в окно.

Никита остановился у подъезда.

— Большое вам спасибо, — сказал он и протянул руку Ефиму Ильичу.

— За информацию?

— Нет, не за это. За ваше доброжелательное ко мне отношение. Вы единственный, кто готов меня выслушать и разделить мою точку зрения.

— Признаться, мне казалось, что главным образом ты меня слушал. Ну да это детали. И не вини Сергея. У него своих забот хватает. Тем более, что это дело не его.

— Ну да. Надо только дождаться, когда Гребенка вернется из спецкомандировки и закроет дело за отсутствием состава преступления ввиду непредвиденного несчастного случая.

— Возможно, — равнодушно пожал плечами Ефим Ильич. — А я тебе всегда рад помочь, — улыбнулся он. — Успехов тебе, Никита. Ты домой?

— Да нет… Думаю проветриться.

— Ну да. В дороге с ветерком лучше думается. Адью, — на прощание сказал Ефим Ильич и аккуратно закрыл за собой дверь автомобиля.

Никита поехал в Дворики.

Вдруг Витек с Борькой торчат в пивнушке и пробавляются пивком?

На Объездное шоссе нескончаемым потоком шли тягачи с фурами и контейнерами. Он вписался в этот поток и через двадцать минут увидел дорожный указатель «д. Дворики. 0,5 км».

Деревню было видно с шоссе. В ней от силы было десяток домов, стоявших вкривь и вкось вдоль грунтовки, уходившей в лес. В большинстве окон горел желтоватый тусклый свет, как будто освещались они до сих пор керосиновыми лампами. Метрах в тридцати от указателя был придорожный буфет, типовой финский домик, в свое время бывший голубой мечтой советских дачников, обзаведшихся шестью сотками. Свет горел только на террасе. Оба окна, видневшихся с шоссе, были темными.

— Вот и приехали, — сказал Никита себе под нос и вышел из машины.

В буфете никого не было, если не считать очевидного завсегдатая — старого забулдыгу, одиноко торчавшего у окна и с задумчивым видом созерцавшего дорогу, опершись на столик. Перед ним стояла полупустая кружка. Стульев в буфете не было.

«Рационально, — подумал Никита. — Нечего рассиживаться».

Буфетчица — женщина лет сорока пяти с ярко накрашенными губами и с золотой коронкой во рту — была на рабочем месте за прилавком.

— Здравствуйте, — сказал Никита.

Буфетчица с приветливой улыбкой ответила:

— Здравствуйте. Что будем брать?

Выбор был небогатый: пельмени или сосиски с горошком. Пиво бутылочное или в банках. Из безалкогольных напитков на полках стояли бутылки с пепси и лимонадом.

Никита не испытывал ни жажды, ни голода, а выбор явно не способствовал появлению аппетита. Но отказаться от предложения означало бы обидеть буфетчицу и не войти с ней в контакт.

Никита стоял в раздумье.

Буфетчица оказалась словоохотливой.

— Суп и горячее у меня бывает только днем. В обеденное перерыв. А сейчас уже вечер, дело идет к закрытию, — сказала она, словно угадав его мысли или просто опережая возможный вопрос.

— А на чем же сидят ваши посетители? — из любопытства спросил Никита. — Стоя кушать неудобно.

— А столовая у меня в большой комнате. А в соседней с ней кухня. А здесь буфет.

— Удобно, — одобрил Никита и сделал заказ: — Сосиски с горошком.

— Сколько?

— Четыре, — ответил Никита, вдруг почувствовав накатившее чувство голода.

И в самом деле, у него с утра не было во рту ни маковой росинки.

— Пиво?

— Не могу. За рулем.

— Понятно. А сосиски придется подождать. Пока сварятся. Но это недолго. А пельмени хоть сейчас. Горяченькие.

От пельменей Никита отказался. Они плавали в большой кастрюле на плите, и вид у них был малоаппетитный.

— Вы проездом али как? — спросила буфетчица, очевидно, чтобы заполнить паузу, пока варятся сосиски. Или, может, просто от скуки и любопытства. В любом случае это было на руку Никите.

— Али как, — улыбнувшись, ответил он.

Буфетчица застыла в немом ожидании, когда он расшифрует, что означает «али как». Или просто ждала, когда сосиски сварятся.

— Думаю домик в деревне купить. Два парня из местных, — Никита кивнул в сторону Двориков, — говорили мне, что здесь недорого можно купить вполне сносный дом. Этакий приют для одинокого отшельника.

— Да? — удивилась буфетчица. — Здесь? Кто же эти парни, что вам такое насоветовали? Я сама из Двориков и всех знаю.

— Витек и Борька.

Буфетчица удивилась еще больше.

— У нас все парни наперечет. Но Витька с Борькой среди них нет. Может, вы спутали с кем?

— Да нет… Ну такие ребята… Невысокие, кряжистые, — принялся описывать их Никита. — В бейсболках ходят. Лет по двадцать пять — двадцать семь.

Буфетчица задумчиво покачала головой.

— Они были у вас на днях, — продолжил Никита. — Пивком набрались. К ним еще мужик подвалил. Угостил их водярой. Постояли, потолковали.

— Не было такого. Пивком у меня набираются только местные, но Витька с Борькой — да еще в бейсболках — среди них уж точно нет. Остальные — как вы — проездом. За рулем. Им не до пива.

— Может, того мужика помните? — без всякой надежды спросил Никита и услышал ожидаемый ответ.

— Да не было никакого мужика, — с некоторым раздражением сказала буфетчица и повернулась к сосискам. — А чтоб мужик угостил вдруг водярой — здесь сроду такого не было. Сами-то пить что будете? Чай или кофе? — спросила она, не оборачиваясь.

Какой может быть кофе в придорожной забегаловке?

К черту его!

А чай он пил только у Светки. Зеленый. Заваренный по особому рецепту.

Теперь он его, похоже, отпился.

— Спасибо. Ничего не буду.

— Как хотите, — равнодушно отозвалась буфетчица, Сосиски оказались сносные, а горошек был мелкий и желтый. Никита к нему не притронулся. Расплатившись, он вышел на улицу.

Вот какие парни оказались Витек да Борька. Тертые калачи. Совсем не деревенские лохи. Значит, сюжет оказался покруче, чем он ожидал.

Никита сжал кулаки до боли в костяшках.

Развели его отморозки. Как лоха, развели.

Глава 19

С Объездного Никита выехал на Болтовское шоссе, упиравшееся в одноименную деревню в двадцати километрах от города. Дальше начинались сплошные леса.

Эта деревня была известна своей птицефермой, и днем по шоссе в обоих направлениях сновали газели и пикапы, развозившие ее продукцию. Вечером оно становилось абсолютно пустынным. Именно поэтому Никита выбрал этот маршрут.

Ему было над чем подумать.

Вышедшая из облаков луна залила серебром мокрый после дождя асфальт. Справа и слева от дороги были поля, казавшиеся в темноте бескрайними, и только черная полоса леса ограничивала их.

Никита съехал на обочину и достал мобильник. Сергея он застал на работе.

— Серега, за тобой должок, — напомнил он ему.

— Ну…

— Пробей мне имя и адресок одного деятеля по номеру машины.

— Всего лишь?

— Прошу как друга. В последний раз.

— Обещаешь?

— Обещаю, — твердо ответил Никита.

Через две минуты у него были имя и адрес неизвестного в крематории. Это был некий Юрий Викторович Кораблев, проживающий по улице Радужная, дом 13, квартира 78.

Никита завел мотор, но не успел тронуться с места, как впритирку с ним пронеслась легковушка, чуть не сбив ему зеркало, и растворилась в темноте.

— Уроды, — проскрежетал Никита. — Даже габариты не включили.

Дальше деревни они уехать не могли. Любопытно будет на них посмотреть.

Никита сорвался с места в погоню.

Не проехал он и сотни метров, как фары его машины вырвали из темноты необычную картину: та самая легковушка стояла поперек дороги. Передняя дверь у нее была распахнута, и насколько мог видеть Никита, в салоне никого не было.

Жигуль, навалившись на баранку, подумал Никита.

Не тот ли, что подвез двух уродов в «Русскую сказку» и что он был в крематории?

Только увидев его номер, можно было ответить на этот вопрос. Габариты в машине по-прежнему не горели. Объехать машину не позволяло узкое шоссе в две полосы и глубокий кювет с обеих сторон.

Снова кювет. Как у Смагина.

Никита вышел на улицу и пошел к жигулю.

За спиной он услышал осторожные шаги и обернулся. Позади него стоял человек, невысокий и плотный, с надвинутой на глаза кепкой. В руках он держал обрез охотничьего ружья, направленный на него.

— Не подходи, — сказал он низким, грубым голосом.

«Не уверен в себе, — пронеслось в голове у Никиты. — И это с обрезом в руках! Трусоват».

Ни о чем другом Никита не успел подумать. В голове у него всё поплыло, и он рухнул на дорогу.

Его схватили и потащили в поле в сторону леса.

Никита быстро очухался и начал извиваться что было сил.

— Не дергайся, сволочь, — услышал он тот же голос и получил чувствительный удар ногой в поясницу.

Судя по тому, как его держали, их было трое: один держал за ноги, другой за пояс, третий под мышки.

Никита напрягся и подтянул колени к груди. Помешать ему не смогли. Набрав полные легкие воздухом, он резко распрямился.

Державший за ноги выронил его, и ноги Никиты оказались на земле, второй стоял на коленях, а третий едва держал его, но хватка его ослабла.

Никита ударил его между ног.

— Сволочь! — завопил он и выронил Никиту.

Никита вскочил с земли, как разжавшаяся пружина, и сжал кулаки. Ярость в нем била через край. В свете луны он увидел перед собой три силуэта. Их позы выражали растерянность. Никита сделал шаг вперед, уже зная, кого положит первым.

Вдруг тишину ночи прорезал вой полицейской сирены. За ним раздались два выстрела. Никита инстинктивно повернулся в сторону шоссе. Там стояла машина с ярко горящими полицейскими огнями. Когда он снова повернулся к напавшим, то увидел размытые силуэты, убегавшие в сторону леса. Отказавшись от мысли догнать их, он побрел к шоссе.

Полицейская Нива стояла на обочине.

— А жигуль где? — спросил Никита, подойдя к ней.

— Если был, то уехал, — ответил полицейский, стоявший у кювета. Пистолет он убирал в кобуру.

— Что случилось, Никита? — спросил второй полицейский, сидевший в машине.

Это были парни из Серегиного отделения. Значит, самое позднее завтра утром ему все будет известно.

— Да так… Ничего особенного, — ответил он.

— Ничего особенного? А мы видели, как тебя тащили полем, — сказал полицейский, сидевший за рулем.

— Резвились, — ответил Никита.

— Ну извиняй, что помешали. Заяву писать будем?

— К черту!

— Тогда бывай. Ты ведь на колесах? — спросил на всякий случай полицейский, глядя на его жигуль.

— Да вроде как, — ответил Никита.

— Тогда будь здоров. И не резвись так больше.

Полицейская Нива резво набрала ход, и красные огоньки довольно быстро растворились в темноте.

Чем его оглушили?

Никита развернул машину и фарами осветил часть полосы, обочину и кювет. Выйдя из нее, он прошел вдоль шоссе, надеясь найти обрез. Нашел лопату в кювете. Обычную, ничем не примечательную. Такими картошку копают на дачных участках. Обреза нигде не было.

Неужели он должен был себе рыть могилу?

Да… Дело, кажется, принимает серьезный оборот.

Всё, что у него есть, это — лопата. Единственная улика. Но подобных тысячи, и если были на ней отпечатки, то наверняка смазанные.

Бесполезняк, решил Никита и отбросил лопату в сторону.

Что есть, кроме нее?

Ничего.

Разве что безымянный жигуленок, номер которого он так и не узнал.

Одним словом, тупик.

Глава 20

После событий за день Никита не мог уснуть.

В этот раз нападение было слишком серьезным, чтобы от него отмахнуться. И не было гарантии, что оно не повторится. Теперь на кону стояла его жизнь, а не просто любопытство внештатного репортера криминальной хроники в поисках материала.

Так что делать?

Искать защиты у полиции не позволяло самолюбие. Да и кто приставит к нему охрану? Абсурд.

И перед Серегой будет стыдно. Такой бугай за себя постоять не может.

Тем более, что напали на него явно не профессионалы. Те действуют наверняка. Преимущественно из винтовки. А эти так… Недоделки с лопатой. Вроде двух отморозков из «Русской сказки».

Никита был уверен, что нападения на него были связаны с тем, что он в «Вестнике» растрезвонил о гибели Смагина и Рогова, чем вызывал раздражение у убийцы Смагина и Рогова, маскировавшего свои преступления под несчастные случаи. Теперь уже настолько сильное, что это побудило его перейти от угроз к самым решительным действиям — закопать его.

Кто же стоит за всем этим?

Единственная ниточка, которая могла привести к ответу на этот вопрос, — как полагал Никита за отсутствием других вариантов — был незнакомец в крематории.

Благодаря Сергею он знал его имя и адрес. Значит, дело осталось за малым: познакомиться с ним.

План действий стал ясен.

Теперь Никита переключился на Светлану. С ней оказалось сложнее. Он не мог разобраться в своих чувствах к ней.

Светлана, конечно, во многих отношениях замечательная девушка.

Она была в восьмом классе, когда ее родители погибли в автомобильной аварии. Она осталась на попечении бабушки весьма преклонного возраста, и в этой ситуации проявились лучшие черты ее характера. Светлана тяжело пережила горе, но не сломалась и не распустила нюни. Взяла себя в руки и взвалила себе на плечи ведение хозяйства и заботу о старушке.

Потом бабушка умерла, и Светлана осталась одна. Полновластной себе хозяйкой.

По окончании школы она смело пошла по жизни. Нашла подходящую работу и поступила учиться в заочный институт.

Она умела всё и содержала свой дом — трехкомнатную квартиру — в образцовом порядке и при этом не возгордилась и не стала занудой. А красивой она была всегда. И даже больше того. С шармом, который нельзя выразить в словах и который остается на всю жизнь.

Словом, чудо, а не девушка.

Но философия ступенек…

Карабкаться по ним, радуясь карьерному росту, Никита не мог и не хотел.

Он долго ворочался с боку на бок и заснул под утро, с первыми лучами солнца.

Глава 21

К Кораблеву Никита поехал без предварительной договоренности.

По телефону легче отказаться от встречи, что было более, чем вероятно, имея в виду недружелюбное поведение Юрия Викторовича в крематории.

Через десять минут он подъехал к пятиэтажному панельному дому. Судя по номеру квартиры, Юрий Викторович жил на пятом этаже.

Никита вошел в подъезд. Свежая краска выдавала недавний косметический ремонт, но краску клали поверх побелки, и во многих местах она успела осыпаться.

На лестничной площадке пятого этажа сохранилась только одна деревянная дверь, и была она под номером 78. Остальные двери заменили на железные, отделанные коричневым или черным дерматином.

Никита нажал кнопку звонка и услышал пронзительную трель.

Ему долго никто не открывал, но он чутким ухом уловил осторожные шаги. Никита еще раз нажал на кнопку. Дверь не открылась.

Он понял — его рассматривают в глазок — и отступил на шаг.

— Кто вы? — раздался глухой голос за дверью.

— Я журналист. Меня зовут Никита Хмельнов. Мы с вами виделись в крематории на похоронах Смагина.

— Что вам нужно?

По дороге к Кораблеву Никита придумал себе легенду и, отвечая на вопрос, он отталкивался от нее.

— Видите ли, я собираю материал о преступных группировках 90-х годов. О дальнейшей судьбе их участников. Не знаю, насколько я прав, но у меня сложилось такое впечатление, что вы были знакомы или просто сталкивались с покойным Смагиным. Не могли бы вы мне помочь?

Чем помочь, Никита не сказал. Он сам толком не знал, чем мог ему помочь человек, явно не горевший желанием с ним познакомиться.

Наконец ему открыли.

Кораблев оказался моложе, чем он показался ему в крематории, но лицо в морщинах, напоминавшее моченое яблоко, и всклоченные седые волосы старили его. Одет он был небрежно: засаленные брюки, заношенная фуфайка, протертая в локтях, и байковая рубашка под ней. У него был более, чем затрапезный вид.

— Идемте, — сказал он.

Никита пошел за ним и оказался в просторной кухне, обычной для однокомнатных квартир в панельных домах. Форточка на кухне, очевидно, не открывалась, и воздух в ней был спертый.

— Итак, — сказал хозяин квартиры, усевшись на табуретку у замызганного стола, сохранившего следы недавнего завтрака.

Грязная посуда была в мойке.

Не дождавшись приглашения, Никита сел сам.

— Юрий Викторович, я очень надеюсь на вашу помощь.

— Откуда вы знаете мое имя и адрес?

Вполне естественный вопрос. Никита решил не темнить. Честность и искренность могли расположить хозяина дома к нему.

— Как я уже сказал, я журналист. Работаю в газете «Вестник». Веду колонку криминальной хроники. По роду своей деятельности у меня, естественно, есть связи в полиции. Да простите меня, я воспользовался ими.

Кораблев промолчал. Никита продолжил:

— Видите ли, меня заинтересовало…

Он хотел сказать «убийство», но его, как молнией, пронзила мысль: а что он знает об этом человеке, который сидит перед ним? Да ровным счетом ничего! А если он убийца Смагина и Рогова? И не его ли жигуленок был на Болтовском шоссе? Его номера он не видел. Даже цвет не разглядел!

Надо быть крайне осторожным.

— Меня заинтересовала гибель Смагина, — сказал Никита после несколько затянувшейся паузы.

— Чем заинтересовала? — спросил Кораблев.

— Всё по той же причине. Я собираю материал о крутых 90-х, и Смагин, по данным полиции, был крутым авторитетом в криминальных кругах.

Юрий Викторович залился смехом. Складки обвислой кожи на подбородке и шее у него затряслись, рот растянулся в подобии улыбки, обнажив мелкие желтые зубы.

— Какой там авторитет! — замахал он руками. — Отпетый негодяй — да. Авторитет — нет.

— Что ж поделаешь, — вздохнул Никита. — И в полиции бывают промашки. Но вы же не станете отрицать, что Смагин был бандит?

— Нет! Не стану!

Очевидно, для убедительности Кораблев ударил сухоньким кулачком по столу, и лежавшая на нем ложка подпрыгнула.

Никита выдержал паузу, надеясь, что он раскрутит эту тему. Но Кораблев не клюнул и молча уставился на него.

Очередной ход был за Никитой. Кораблев держал оборону. Надо было задеть его за живое.

— Он многим людям испортил жизнь.

— Не просто испортил! Он убийца!

— Как это? — опешил Никита.

— Об этом я говорить не буду. Это глубоко личное.

— Юрий Викторович, я ни в коем случае не хочу влезать в чужую личную жизнь. Тем более ворошить болезненные воспоминания. Но Смагин-убийца — для меня это новость. По моим сведениям, он был вор, грабитель, но не убийца.

Кораблев скривился в подобии улыбки и запустил пятерню в свои лохмы. Очевидно, приведя их таким образом в порядок, он вздохнул.

— Таких, как он, называли быками. Тупым орудием чужого вымогательства.

— То есть вы хотите сказать, что за ним стояли другие и при этом оставались в тени?

— Ничего я не хочу сказать, — буркнул Кораблев, очевидно, пожалев, что пустился в откровенность.

— Но ведь кто-то за ним стоял, — проявил настойчивость Никита.

— Спросите у своей полиции, — хитро прищурившись, ответил Кораблев.

«Очевидно, он с ней в контрах», — подумал Никита.

— Кто были эти люди? Это был шантаж? Рэкет? — спросил он.

— Не знаю. Справьтесь всё там же. В полиции. Ведь вы журналист криминальной хроники. В полиции у вас есть личные связи. Они вам дали мой адрес и имя. Вот пусть теперь дадут всё остальное.

— В полицию никто из пострадавших не обращался? — спросил Никита, пропустив мимо ушей реплику Кораблева.

— А зачем? Все вы одной ложью мазаны. Что полиция, что вы, журналисты. У вас правды не было и нет.

Кораблев уже не говорил, а шипел как змея подколодная.

Уж не народный ли он мститель за всех обиженных и ограбленных в 90-е годы?

— А вы никого не знаете из его подельников?

— Я их всех знаю!

— Тогда назовите, — снисходительно сказал Никита и пожал плечами.

Он шел на откровенный вызов и надеялся этим раззадорить негостеприимного хозяина, теряющего над собой контроль.

— Пожалуйста! — воскликнул Кораблев. — Смагин! Рогов!

— Но они убиты, — разочарованно сказал Никита.

— А вы на что надеялись? Что я вам с бухты-барахты всё расскажу? Не дождетесь, — усмехнулся Кораблев.

Никита понял: здесь ему больше делать нечего — и впереди его расследованию светит тупик. У него нет ресурсов полиции. И Серега ему не помощник.

В этот момент раздался звонок в дверь. На этот раз хозяин дома хлопнул по столу ладонью и решительно сказал:

— Всё. На этом аудиенция закончена. Ко мне идут люди.

Он посмотрел на Никиту в упор застывшим взглядом и поднялся.

— Идемте. Я вас провожу.

Он открыл дверь, и Никита увидел на лестничной площадке невысокого полного человека с открытым лицом. Он улыбался.

— Юрий Викторович. Дорогой, — приветствовал он Кораблева.

— Аркадий Семенович.

Юрий Викторович несомненно обрадовался его приходу. Они обнялись.

— А кто этот молодой человек? — весело спросил Аркадий Семенович, повернувшись к Никите.

— Это так… Случайная личность, — ответил Кораблев. — Прощайте, — сказал он Никите, словно вбил гвоздь по самую шляпку.

Никита вышел на лестничную площадку. За ним захлопнули дверь.

Глава 22

Спускаясь по ступенькам, Никита мысленно прокрутил их разговор. Он закончился словами Кораблева: «Ко мне идут люди».

Попробую их вычислить, решил он.

Это оказалось проще, чем ожидал Никита. В следующие десять минут в подъезд Кораблева с небольшим интервалом вошли трое мужчин. Из машины, удачно стоявшей на пригорке в некотором удалении от дома, было видно, как они поднялись на пятый этаж.

Что же там намечается?

Криминальная сходка?

Но это как-то не вязалось с вполне респектабельным на вид Аркадием Семеновичем.

Подождем — увидим.

Ждать пришлось около часа. Зато вознагражден был Никита сполна.

Первым, и в одиночестве, из подъезда вышел Аркадий Семенович.

Никита завел мотор.

— Аркадий Семенович, — сказал он, подъехав к нему.

Тот остановился и, узнав Никиту, расплылся в улыбке.

— А… Молодой человек. Чем могу вам служить?

— Аркадий Семенович, это я надеюсь вам оказать небольшую услугу. Садитесь. Я подвезу вас до дома.

В лице и позе Аркадия Семеновича появилась нерешительность.

Вот так просто сесть в машину к неизвестному человеку — пусть даже к знакомому Юрия Викторовича — он не решался.

Но, очевидно, вера в добрые намерения Никиты взяла верх, и он сел рядом с ним.

— Разрешите представиться. Меня зовут Никита Хмельнов. Я журналист.

— Очень приятно. Как вы уже знаете, меня зовут Аркадий Семенович.

Свою фамилию и род занятий Аркадий Семенович не назвал. Хотя последнее, очевидно, было необязательно. Он был пенсионер. Его возраст не могли скрыть и гладкие, румяные щеки, и почти полное отсутствие морщин на лбу и в уголках глаз.

— И что же вас привело в дом Юрия Викторовича?

— Видите ли, я веду криминальную колонку в газете «Вестник», и, естественно, в сфере моих интересов все, что связано с преступлениями. Попутно я собираю материал для книги о том, как в лихие 90-е люди составляли себе капитал.

— О… Довольно скользкая тема.

— Не спорю, — согласился Никита. — Но интересная.

— Весьма. Подозреваю, вы рассчитываете на мое содействие, — сказал Аркадий Семенович. — Не просто тау ведь вы меня ждали.

Никита рассмеялся.

— От вас, я вижу, ничего не скроешь. Приятно иметь дело с умным человеком.

Аркадий Семенович поморщился.

— Давайте обойдемся без лести. Что вы хотите узнать?

— Позвольте сначала ввести вас в курс дела. Несколько дней назад у деревни Кочки был обнаружен труп некогда жителя нашего города Смагина.

— Да, я в курсе.

— Спустя пару дней погиб — скорее всего. был убит — человек, приютивший его у себя в этой самой деревне.

— Господин Рогов.

— Вам и это известно? — удивился Никита.

— А как же! От Юрия Викторовича. Будем считать, что вы меня ввели в курс дела. Что дальше?

— Скажу откровенно: я глубоко убежден, что оба — скажем так — происшествия связаны между собой и корнями уходят в 90-е годы, — сказал Никита. — Более того, я убежден, что их гибель не была случайной.

— Возможно. Вполне возможно. Но стоит ли копать так глубоко? Всё быльем поросло. Люди состарились, и некоторые из тех, кого в девяностые годы считали криминалитетом, сегодня обрели степенность и положение в обществе. А вместе с ним и влияние. Или вы собираетесь встать на тропу войны? — Аркадий Семенович посмотрел на Никиту.

За доброжелательностью и открытой улыбкой этого человека скрывался проницательный взгляд. Никита не знал, насколько можно было ему довериться.

— Нет, я весьма далек от этого. Просто я хочу докопаться до возможного убийцы Смагина и Рогова, — сказал он.

— А что же полиция?

«Дежавю», — подумал Никита и ответил расплывчато:

— Не знаю.

— И насколько я понимаю, помощи от Юрия Викторовича вы не дождались.

— Нет, — подтвердил Никита.

— Его можно понять.

— Почему?

— Это глубоко личное дело.

— Это я уже слышал. От него самого. Но когда дело касается жизни других людей, то через личное можно и нужно переступить.

— Возможно, вы правы.

Аркадий Семенович задумался. Никита его не отвлекал.

— Я не связан никакими обязательствами, — повернувшись к нему, сказал Аркадий Семенович. — Но всё равно обещайте, что мои откровения не попадут ни в вашу газету, ни в вашу будущую книгу.

— Обещаю, — твердо сказал Никита.

— Верю, — пристально посмотрев на него, сказал Аркадий Семенович. — Это давнишняя история. Она действительно уходит корнями в 90-е годы. Давайте припаркуемся вон в том переулке. Там, кажется, нет движения, и никто нам не помешает.

Никита припарковал машину и повернулся к Аркадию Семеновичу.

— Итак, — сказал тот, — начну с себя. В те годы я работал в нотариальной конторе и параллельно учился на юрфаке заочного института. Получил высшее заочное образование. В нашем городе все люди с дипломами сплошь заочники, — усмехнулся Аркадий Семенович. — Как раз к моему диплому подоспела перестройка и повальное увлечение бизнесом. Люди, как оголтелые, бросились создавать всевозможные ООО и ТОО. И мы с приятелем в ногу со временем создали свою контору по их регистрации. Именно тогда я познакомился с Виталием Викторовичем.

— Виталием? — удивленно спросил Никита.

— Да, именно с Виталием. Старшим братом Юрия Викторовича. Чем занималось его ООО, я перечислять не буду. Можно сказать одним ёмким словом — всем. Он со товарищами был посредником. Как и большинство новоиспеченных бизнесменов. После регистрации его ТОО я не видел Виталия несколько лет, но слышал, что он вполне процветал. Мы с партнером и думать о нем забыли, пока в один прекрасный день — право, не знаю, для кого прекрасный, — он не пришел к нам на консультацию. Что побудило его обратиться именно к нам, я не знаю. Могу только предполагать — по старой памяти. Скорее всего, не хотел привлекать к себе и своим делам внимание новых, тем более неизвестных ему людей.

Аркадий Семенович замолчал.

— Был наезд? — спросил Никита.

— Да. С обычными угрозами.

Аркадий Семенович тяжело вздохнул.

— Естественно, мы с коллегой, в традициях еще памятного славного советского времени, посоветовали Виталию Викторовичу обратиться в милицию… А через неделю мы узнали, что он был жестоко избит и скончался в больнице.

Аркадий Семенович сделал паузу. Никита искоса посмотрел на него. Неприятные воспоминания наложили отпечаток на его лице — появились морщины, потух взгляд, — и теперь он уже не казался таким моложавым.

— Так-то вот… Тогда я поклялся больше не лезть в чужие дела и никому ничего не советовать и сосредоточиться на скромной деятельности нотариуса. О чем до сих пор не жалею. — Аркадий Семенович повернулся к Никите. — И в самом деле, какое мне дело до чужих бед и несчастий? — сказал он, как будто ища у него моральной поддержки. — Я же не полиция.

— Но связь с Кораблевым у вас сохранилась? — спросил Никита.

— Да. Но, естественно, теперь уже с Юрием Викторовичем, — улыбнулся Аркадий Семенович. — Именно тогда я с ним познакомился и некоторым образом подружился. Но советов я ему не давал и не даю. Принципиально. И, правду сказать, он их у меня не спрашивает.

— Сколько лет прошло после гибели Виталия Кораблева?

— Дайте-ка вспомнить… Да уж лет двадцать пять. А может быть, и больше.

— И тем не менее Юрий Викторович до сих пор поддерживает с вами весьма дружеские отношения, — заметил Никита.

— О да. Чтобы понять это, надо знать особенности его натуры. Он очень одинокий человек и, наверно, поэтому очень привязчивый. Юрий Викторович просто обожал своего брата. Его гибель была для него страшным ударом, — вздохнул Аркадий Семенович.

— Убийцу нашли?

— Нет. Единственно я могу сказать, что Юрий Викторович был крайне недоволен тем, как велось следствие, и постоянно досаждал следователю своими придирками и настойчивыми требованиями немедленных результатов.

Никита провел параллель с собой и улыбнулся.

— Кто был следователем? — спросил он.

— Некий г-н Вязов.

— И каков был результат этих навязчивых требований?

— Право, не знаю. Я скромно ноториалил до пенсии. Единственно могу сказать, что следак… извините, следователь, был вскоре убит. О нем ходили разные слухи. Помнится, еще приезжала комиссия из Москвы. Но меня всё это обошло стороной.

Аркадий Семенович посмотрел на Никиту и сказал:

— Только ни в коем случае не думайте, что Юрий Викторович способен на это.

— Понятно. Да и тема у меня другая, — решил успокоить своего собеседника Никита. — А кто те три человека, что пришли к нему сегодня?

— А… эти. Так… Один бывший соучредитель фирмы Виталия Кораблева, другой их давний компаньон, а третий их общий знакомый. В прошлом тоже бизнесмен. Все они пострадали от наезда бандитов. Они довольно часто встречаются и что-то обсуждают. В общем, живут воспоминаниями. Одним словом, пенсионеры.

— Кто знает, кто знает… Пенсионеры пенсионерам рознь, — задумчиво сказал Никита. — И сейчас они тоже что-то обсуждают?

— Надо думать, — уклончиво ответил Аркадий Семенович.

— Но вы от обсуждения уклонились, насколько я понял?

— Это не для меня. К тому же я не пью. Здоровье не позволяет.

В это трудно было поверить, видя цветущий вид Аркадия Семеновича.

— И что? Крепко они пьют? — спросил Никита.

— Да нет… Ну что вы. Так… кровь разгоняют при встрече. Главным образом составляют компанию Юрию Викторовичу. А в мирное время ни-ни. Режимят. Более того, заядлые члены местного фитнес-центра.

— И Юрий Викторович тоже?

— Нет, этого я не скажу. Но вы не смотрите, что он на вид такой хилый. Хватка у него будь-будь. Он с вами за руку здоровался?

— Нет. Не удостоил меня такой чести.

— Тогда вам, конечно, не знать.

— Часто вы с ними общаетесь?

— Весьма редко. Но когда звонит Юрий Викторович и приглашает к себе, а мне нечем заняться, то почему не навестить старого знакомого и проделать заодно небольшой моцион?

— Понимаю, — сказал Никита.

— А раз понимаете, — улыбнулся Аркадий Семенович, — то позвольте откланяться и разрешите мне возобновить моцион.

— Премного благодарен вам за то, что вы нашли для меня время в рамках вашего моциона, — сказал Никита, и они распрощались.

Следующим пунктом его маршрута стала редакция «Вестника».

Там его ждал приятный сюрприз: багаж вернувшегося из Антальи Горыныча затерялся, и он был занят его поисками, из-за чего никак не мог выехать из Москвы, но постоянно будоражил редакцию звонками.

Второй был менее приятный сюрприз, но облегчавший задачу Никиты: Лидия Ивановна заболела и вместо нее газету к выпуску готовила молоденькая Настя, девушка славная и абсолютно неопытная.

Никита наскоро набросал обращение к сознательным гражданам города и положил его на стол перед славной девушкой. Она его прочитала.

— Настенька, это касается нас всех. В городе, возможно, завелся серийный убийца, и наша задача — задача прессы, свободной от ига консерваторов, — по возможности предотвратить новые преступления, — счел нужным пояснить Никита. — Только прошу вас, об этом никому ни слова. Иначе в городе поднимется паника.

Настенька распахнула глаза и долго не могла сказать ни слова. Наконец, затаив дыхание, она прошептала:

— Понимаю. Завтра же обязательно будет в газете.

Так в «Вестнике» появилось обращение к гражданам с просьбой указать на подозрительные лица в связи с таинственными убийствами в деревне Кочки.

Такое обращение к гражданам могла пропустить только свободная пресса с неопытной и доверчивой девушкой во главе.

«Кажется, сегодня небеса благосклонны ко мне», — подумал Никита, выходя из редакции.

А дальше что?

А дальше Горыныч, вернувшись из отпуска, вышвырнет его из газеты за воззвание к гражданам, чем поставит жирную точку на его журналистской карьере, и никогда больше ему не придется строчить пустейшие заметки о происшествиях в городе и области.

Никита повернулся к зданию бизнес-центра, в котором была редакция «Вестника» и мысленно распрощался.

Глава 23

Прошло два дня после публикации обращения к гражданам, и Никита решил зайти в редакцию, чтобы узнать о возможных откликах на него.

В редакции он застал нервозное оживление.

— В чем дело? — спросил Никита пробегавшую мимо Лидию Ивановну, сорванную с больничного листа.

— Ах, Никитушка, извините, сейчас не до вас. Горыныч вышел на работу. Всем устраивает разнос. Сейчас моя очередь, — сказала она и скрылась в кабинете, словно ее проглотила ненасытная пасть главного редактора.

Никита прошел в соседнюю комнату. Там сидела в слезах очаровательная Настенька.

— Что случилось, ненаглядная ты наша? — спросил он.

— У Горыныча была, — всхлипывая, ответила девушка, прижимая к глазам голубенький платочек с красными сердечками по кайме. — Чемоданы его не нашлись, но есть надежда, что их в Анталье забыли отправить, и, может быть, там отыщут и вернут.

— Понимаю, это эпохальное событие, но все-таки оно не стоит твоих слез.

Настенька высморкалась и сделала неубедительную попытку приободриться.

— И ты тоже попала под раздачу?

Настенька кивнула головой.

— А ты за что? Такая исполнительная и трудолюбивая.

— За обращение к сознательным гражданам города. Вы помните про него?

Конечно, Никита помнил и теперь о нем пожалел.

А сознательные граждане откликнулись на призыв и бесперебойно звонили в редакцию. В подавляющем большинстве случаев подозрительными оказались тещи. В остальных соседи. И ни одного звонка по существу.

— Ты уж прости меня, Настенька, что я втянул тебя в это дело, — сказал Никита.

— Ничего, Никита Константинович, — утирая слезы, сказала девушка.

— Зато мы с тобой сделали хорошее дело, — решил приободрить ее Никита. — Ведь с тех пор не произошло ни одного убийства. Так что мы с тобой первые, кто поступили как сознательные, ответственные люди перед гражданами нашего города.

— А сознательным в этом мире тяжелее всех приходится, — вздохнула девушка.

— Улыбнись, Настенька. Ты такая хорошенькая. У тебя вся жизнь впереди. А весь этот вздор с Горынычем перемелется вместе и выпадет в осадок. Ты быстро о нем забудешь.

— Правда?

Впервые лицо Настеньки озарилось надеждой.

— Ну конечно же!

— Спасибо вам, Никита Константинович.

— За что?

— С вами легко становится. Вы даете надежду.

«Лишь бы не обманулась ты в своих надеждах, — подумал Никита. — Да хранит тебя господь!»

Никита нагнулся и поцеловал ее в щечку. Настенька расцвела.

И тут же спохватилась.

— Как же я могла забыть!

— Что именно?

— Вас спрашивал человек по обращению. С очень странным голосом.

— Да ну?

— Обещал перезвонить. В двенадцать.

До двенадцати еще оставалось время, а Никите некуда было спешить. Он решил дождаться звонка.

В двенадцать звонок раздался. Трубку взяла Настенька и, выслушав, протянула ее Никите.

— Вас, Никита Константинович. Он, — сказала она шепотом.

— Слушаю.

Голос действительно оказался странный.

Он проскрипел:

— Ты хотел узнать о подозрительных людях в связи с убийствами Смагина и Рогова?

— Кто говорит?

— Это неважно. Так хочешь ты знать, кто убил Смагина?

— Ну, хочу, — ответил Никита, одновременно думая о том, как человеку удается изменить свой голос до неузнаваемости.

Ну да, конечно! Для этого есть специальные приспособления, и не приходится самому пыжиться. Он не раз такое видел в кино.

— Я могу дать тебе списочек всех лиц, причастных к этим убийствам.

Надо же! Целый список.

— Секундочку. Я возьму карандаш и лист бумаги, — сказал Никита и не шелохнулся. Он решил, что это был розыгрыш чистейшей воды.

— Это не телефонный разговор, — резко возразил неизвестный.

— Хорошо. Приходите в редакцию.

— Не…эт, — с очевидной издевкой возразил он. — Придешь ты.

— Ну хорошо. Куда прийти?

— Пивную знаешь, где семерка делает круг?

Никита понял, речь идет о трамвае 7-го маршрута. О его конечной остановке.

— Ну?

— Будь там завтра в это же время.

— В двенадцать? — решил уточнить Никита.

— Да.

— Хорошо. Буду.

За этим последовали короткие гудки. Никита недоуменно посмотрел на трубку и вернул ее Настеньке.

У девушки было напряженное лицо.

— Это о том? — спросила она.

— Да, похоже.

Никита вышел из редакции в состоянии некоторой растерянности. Он не знал, как отнестись к звонку, и весь день думал о том, как ему поступить.

Идти или не идти?

Почти гамлетовский вопрос.

С одной стороны, его подстегивало любопытство. С другой стороной было хуже.

А вдруг это действительно розыгрыш, и он станет предметом насмешек?

Уволенный репортер криминальной хроники, несостоявшийся инспектор по ДЭЗам и теперь простофиля, клюнувший на примитивную наживку.

Не слишком ли много?

Никита представил себе, как покатываются с хохота, скажем, сослуживцы Сереги над сыщиком-любителем, наблюдая за ним, когда он придет в пивнушку, и решил всё выбросить из головы.

Не получилось. Новые мысли досаждали его.

А если это убийца и придет он на встречу единственно за тем, чтобы с ним разделаться?

Что тогда?

В этой пивнушке на заводской окраине всегда полно народа.

А где еще трудовому люду коротать свободное от работы время? Казалось бы, ему там ничто не угрожает среди множества людей.

Есть только одно «но»: он Никиту знает, Никита его — нет.

Он может пырнуть его ножом и в сутолоке и скрыться.

Может, предупредить Серегу?

А если это розыгрыш?

Он обхохочется.

Такого Никита допустить не мог.

После долгих раздумий он все-таки решил пойти на встречу. На худой конец, выпьет пива.

А если всё-таки розыгрыш?

Ну и черт с ним.

Глава 24

В этой пивнушке он не был давно. За это время она успела преобразоваться в пивной павильон. Здесь стало опрятнее и чище. Но та же публика и те же столы, возле которых нужно было всё так же стоять, нивелировали эффект преобразований.

Никита с кружкой пива и порцией креветок встал у стола в углу, очень кстати освободившегося от компании из трех человек. Весь зал был у него как на ладони. Никита почувствовал себя в относительной безопасности. Во всяком случае его никто не пырнет ножом в спину и не замочит кастетом. И не станет же он здесь открывать пальбу из пистолета. Тем более, что судя по прежним убийствам, он не был стрелком.

Пиво оказалось вполне приличным. И креветки превосходили убогий размер, заплывавших сюда ранее.

К нему никто не спешил подойти.

Значит, это был розыгрыш одиночки-любителя, который, наверно, где-то поблизости втихомолку хихикает, глядя на него? Было половина первого, когда уборщица положила перед ним сложенный пополам лист бумаги.

— Просили вам передать, — сказала она.

На листе каракулями было написано «инфо в туалете возле складов под раковиной».

«Опять туалет, — подумал Никита. — Что за пристрастие к ним? — Он нагнал уборщицу у входа в служебное помещение.

— Кто просил передать?

Она повертела головой.

— Его здесь нет. Видно, ушел.

— Как он выглядел?

Уборщица окинула взглядом Никиту и равнодушно сказала:

— А вы для меня здесь все на одно лицо.

Туалет перечеркнул план действий Никиты. Но отступать было поздно.

Допив пиво, он вышел на улицу и направился к складам, находившимся в метрах пятидесяти от пивной. Туалет был между петлей, которую делал трамвай, отправляясь в обратный путь, и глухим забором, за которым начинались склады. Они протянулись на несколько сот метров и служили перевалочной базой для междугородных перевозок. Место было пустынное. Почти идеальное для преступления. Здесь не было даже проезжей дороги. Въезд на склады был с противоположной стороны.

Теперь уже Никита был виден как на ладони. Он шел к туалету, который едва просматривался за деревьями внутри трамвайной петли.

Он понимал — в любой момент в него могли выстрелить из-за ствола.

Этого не произошло.

Никита вошел в туалет. На него повеяло сыростью и прохладой. Справа были три кабинки с закрытыми дверями, слева, напротив них, три раковины. Над дальней из них висело зеркало. Никита пошел к ней, непроизвольно вобрав голову в плечи. Возле нее он присел на корточки, повернув голову так, чтобы видеть, если кто зайдет к нему со спины, — больше он подобной оплошности не допустит — и провел ладонью по низу раковины, надеясь найти там конверт, приклеенный скотчем.

Под раковиной ничего не оказалось.

Никита перешел к соседней раковине — и с тем же результатом.

Посмотрев с сомнением на третью раковину, он усмехнулся и после некоторых колебаний снова присел на корточки.

Под ней тоже ничего не было.

«Значит, всё-таки розыгрыш, — подумал он. — Хорошо, что он никому не рассказал о звонке».

Никита распрямился и пошел к выходу. В шаге от него он услышал, как у него за спиной скрипнула дверь. Оглянувшись, он увидел, что из кабинки напротив передней раковины вышел человек с обезображенным лицом. Никита невольно отвернулся и потянулся к ручке на двери.

Его спасли шапочка, интуиция и мгновенная реакция. Он успел уклониться, и удар получился вскользь. За ударом последовала подсечка, и Никита ударился головой о кафельный пол.

В глазах у него поплыло. Он сделал слабую попытку подняться, но руки согнулись в локтях, и он распластался на полу, тут же получив удар по затылку.

Прежде чем отключиться, он услышал шум борьбы и ненормативную лексику.

Глава 25

Они сидели на лавочке у трамвайной остановки. Арестованного увезли в автозаке.

— Архивариус, архивариус… — вздохнул Никита. — Кто бы мог подумать. Я с ним водку пил, а он мне погибель готовил. Но почему у него такая морда была?

— Маска Фантомаса, — сказал Сергей, сидевший рядом с ним.

— А Петро откуда взялся?

— Ко мне дозвонилась Настенька из твоего «Вестника» и рассказала о звонке и вашей договоренности встретиться в двенадцать. Пришлось Петро приставить к тебе с утра.

— Настенька, Настенька… — вздохнул Никита. — Откуда ты ее знаешь?

Он повернулся к Сергею.

— Познакомился у тебя на отходнике из редакции. Славная девушка. Кстати, как у тебя со Светой?

— Никак.

— Вот тебе на. А мы думали, у вас всё идет к браку.

— Я незавидный жених.

— То есть?

— Нет положения в обществе со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Разборчивая оказалась. Но ты не унывай.

— И не думаю, — улыбнулся Никита. — Я свободный художник. Любая клетка мне претит. А в холостой жизни большие возможности.

— Это сейчас ты так рассуждаешь. По молодости. Время придет, и все изменится.

— Когда изменится, тогда и думать буду.

Они замолчали. Каждый думал о своем.

Два дня назад, проезжая мимо управы, Никита видел, как в обеденный перерыв Светлана вышла под ручку с начальником административно-хозяйственного отдела. Они пошли в сторону отнюдь не дешевого коммерческого кафе, о чем-то оживленно болтая. На лице начальника была самодовольная улыбка, с лица Светланы не сходило выражение крайней заинтересованности в том, что она от него слышала. Это было уже похоже на свидание.

Начальник был вполне состоявшимся мужчиной около сорока лет. Никита не знал его имени-отчества, но знал, что он холост и в Управе имеет вес и авторитет. При его связях Светке грозил успешный карьерный взлет.

«Вот тебе и ступенька», — без чувства ревности и досады подумал Никита.

Оставалось только пожелать Светику успешно вспрыгнуть на нее, в чем сомневаться не приходилось.

— Неужели архивариус убил обоих? И Смагина, и Рогова, — сказал Никита, отмахнувшись от посторонних мыслей.

— А почему нет?

— На вид такой тщедушный.

— Ты, наверно, забыл — этот тщедушный чуть было тебя не порешил. Скажи спасибо Гребенке. Как ни крути, он тебя спас.

— Эта вечная моя расхлябанность и потеря концентрации, — поморщился Никита и провел ладонью по щеке с кровоточащей царапиной. Кровь с ладони он стер носовым платком. — Служба на границе, вроде как научила меня быть всегда настороженным и собранным. Но, как видно, это не в моем характере. Всё растерял на гражданке. А что касается Гребенки, схожу с ним в кабак. И тебя не забуду.

— Лады, — живо согласился Сергей.

— И все-таки непонятно, что было общего у Смагина и Рогова с уважаемым Владимиром Михайловичем, чистюлей и педантом, и к тому же человеком нездешним, аж из самого Питера, культурной столицы.

— Будем выяснять. Кстати, о твоей расхлябанности, приходи к нам. Мы тебя от нее отучим.

— И в каком качестве я к вам приду? — усмехнувшись, спросил Никита.

— У нас появилась вакансия офицера по связям с общественностью. Для тебя, газетчика с опытом работы в колонке преступлений и происшествий, горит зеленый свет. Тем более за плечами служба на границе. Не говоря уж о том, что ты практически знаком со всеми сотрудниками нашего отделения. И по возрасту пока еще не поздно. Главное в штат попасть, а там разберемся.

— Ты намекаешь на более содержательную работу?

— Не будем опережать события.

— Не будем.

А почему бы и нет? Может, Светка права, и карате легковесно и нестабильно? И не пора ли ему остепениться?

Но снова погоны, снова устав.

— Нет, нет, нет. Мне в армии этого хватило, — сказал Никита.

— Ты всё такой же индивидуалист-одиночка, как в школе, — усмехнулся Сергей. — Только имей в виду, мы всё-таки не армия и в кителе с погонами ходим по праздникам. А что касается устава, то все мы так или иначе живем по нему. Просто привыкли и того не замечаем. Что инженер, что чиновник. Изволь прийти к девяти, сорок пять минут или час на обед, а дальше продолжай в полудреме протирай штаны до шести.

— Ну да, конечно. А ваша служба полна приключений. Я уж не говорю о том, что она опасна и трудна.

— И такое бывает. Или взять хотя бы тот же брак, — продолжил тему Сергей. — В нем тоже есть свой устав. И еще вопрос, чей строже. По крайней мере, у нас за погоны и выслугу лет, в отличие от гражданки и брака, приплачивают. И раньше на пенсию отправляют.

— Я так далеко не заглядываю.

— Потому что у тебя кругозор крота.

— Не агитируй.

— Всё. Больше не буду.

Они помолчали.

— А «скорая» зачем приезжала? — спросил Никита.

— Для тебя вызывали.

Никита провел рукой по затылку и нащупал шишку. Сергей заметил это и сказал:

— Не боись. Ничего серьезного. Черепно-мозговой травмы нет.

— Так вот сразу определил? — недовольным тоном спросил Никита.

— Да нет, конечно. Сделаешь снимок. Но врачи уверены: ты легко отделался. Пара царапин и шишка не в счет.

— Тебе легко рассуждать. Не твои царапины и шишка.

— Вот и оставайся при своих царапинах и шишках. И хватит об этом, Никита. Ты себе сам в очередной раз сварганил приключение на задницу.

— Если б не мое приключение, вы бы до сих пор не знали, кто убийца Рогова и Смагина, и всё бы списали на несчастный случай. А теперь вам звездочки светят.

— Какие звездочки! Хорошо, если Корзин разнос не устроит.

— За что?

— За самоуправство.

— Какое? — удивленно глядя на приятеля, спросил Никита.

— Простое. Приставил к тебе Петро, не согласовав операцию с ним.

— Понятно. Сам метит на звездочку.

— Никита, оставь свои домыслы, — поморщился Сергей. — Всё гораздо проще. Ты сам служил в армии и знаешь, есть устав, есть субординация, есть определенный порядок. Им надо следовать. Иначе полиция превратится в клуб дилетантов. Ты не единственный, кто метит в Шерлоки Холмсы.

— Намек понял. Ни во что больше не лезу без санкции прокурора.

— Всё. Хватит об этом, — поднимаясь, сказал Сергей. — Едем в управление. Будем оформлять архивариуса.

Глава 26

На следующий день в «Вестнике» появилась пространная статья о том, как схватили Гусева, долгое время неуловимого, опытного и коварного преступника. Автором статьи была Настенька. Она не пожалела красок, описывая его задержание. Особую роль она отвела мужественному сотруднику «Вестника» Никите Хмельнову, который, рискуя жизнью, вступил в неравную схватку с матерым преступником.

По сути дела, эта статья подвела итог серии публикаций о чрезвычайных событиях близ деревни Кочки, основоположником которой был Никита. К статье Настеньки он не имел никакого отношения. Но она разбудила в нем ностальгические чувства, и он отправился в редакцию с большим тортом ко времени всеобщего чаепития.

Никиту любили в редакции и были рады видеть его. Все, кроме Горыныча. Он отказался от торта и, прежде чем удалиться к себе в кабинет, сказал:

— А ты, оказывается, герой. Вот уж не думал.

А что ты вообще можешь думать, близорукий, неумный, ничтожный человечек, редактор убого листка, в котором 76 % акций принадлежат тебе, остальные поделены поровну между твоим замом Лидией Ивановной, Настенькой и секретаршей, дочерью одного из твоих рекламодателей, которая вечно висит на телефоне и сплетничает, если только не шлындает по городу якобы по твоим поручениям? Если вскрыть твою черепушку, то под ней ничего не найдешь, кроме одной извилины и забот о рекламе.

И вечно ты хамишь двум беззащитным женщинам.

В дверях Горыныч остановился.

— Давненько от тебя не было материалов. Пришлось даже упразднить твое положение в редакции в качестве внештатного репортера всяческих там происшествий. Впрочем, ты уже достаточно прославился своими подвигами на другой ниве. А колонку криминальной хроники будет вести… — он обвел взглядом комнату, — будет вести Анастасия.

У Настеньки глаза полезли на лоб.

«Браво, Горыныч! Славная импровизация», — подумал Никита.

Когда дверь за ним захлопнулась, Никита от души поздравил Настеньку.

— Никита Константинович, а вы на меня не в обиде?

— О чем ты говоришь, радость ты наша?

— Нет, правда?

— Даже тени подобного чувства нет, — уверил ее Никита.

— Вы мне поможете? Я боюсь, сама не справлюсь.

— А как же, Настенька, чудо ты наше? Конечно, помогу. Больше того, я уверен, ты справишься с колонкой лучше меня.

Напоследок Никита обещал познакомить ее с сотрудниками полиции и договориться с ними о том, что ее будут приглашать на брифинги и пресс-конференции по поводу чрезвычайных происшествий в городе.

Тепло простившись с членами редакции, Никита вышел на улицу и бодрой походкой пошел прочь, ни разу не оглянувшись.

Вечером ему позвонила Светлана.

— Как ты? — спросила она, придав голосу участливый тон. — Не очень пострадал?

— Да нет. На этот раз пронесло. А ты неужели до сих пор читаешь потертый листок Горыныча?

— Признаться, нет. От подруги прослышала о твоем очередном приключении, — сказала Светлана и добавила: — В туалете.

«Не можешь не съязвить», — подумал Никита.

— Она знала про нас с тобой. И наверно, поэтому решила поделиться со мной последней новостью. Не удивлюсь, если о ней говорит весь город.

— Вот как? — сказал Никита, не найдя ничего лучшего.

А знает ли твоя подруга сейчас про уровень наших отношений? Вряд ли. Иначе бы не стала сплетничать. Если только ей не показалось пикантным, что всё произошло в туалете.

Наступила заминка.

Никита решил заполнить паузу, сказав:

— Спасибо, что позвонила.

После этого напрашивалось само собой повесить трубку, — о чем он сообразил только после сказанного, — но этого не произошло.

— А у меня есть новость, — сказала Светлана. — Извини, если она тебе покажется неприятной.

— Постараюсь пережить.

— Я, кажется, скоро выйду замуж. Ты уж не обессудь.

О, женщины! Вы прекрасны! Даже лучшие из вас не могут отказать себе в удовольствии пококетничать. Вам мало просто выйти замуж. Вам еще надо разбить чье-то сердце.

— Так кажется или выйдешь? — спросил Никита голосом, лишенным досады.

— Выйду, — фыркнула Светлана.

Второй раз за день Никита выразил искренние поздравления. Светлана приняла их без особого воодушевления, но это его не касалось. Их пути разошлись окончательно и бесповоротно.

Он поужинал и после недолгого бдения у телевизора лег спать.

На следующее утро Никита пошел в фитнес-клуб. Когда он сел за тренажер, к нему подошел смущенный Михаил.

— Извини, старик. Взбаламутил я тебя.

— То есть?

— Ну как же? С группой карате. Дело-то всё никак не заладится. Ты уж прости. Придется подождать. Не представляю себе, как эти бизнесмены ведут свой бизнес. Знаю только одно: даже между собой они договориться не могут конкретно о дне и часе занятий.

«Разумная Светка оказалась права. Что с карате, что со мной», — подумал Никита.

— Не бери в голову, — сказал он.

— Ну как же? Ведь жить на что-то надо.

— Надо. Но ситуация не критичная. Я могу подождать.

— Правда?

— Честное пионерское.

— Слава богу, — облегченно вздохнул Михаил. — Не буду мешать, — добавил он и отошел от Никиты.

День прошел незаметно. И как это обычно бывает с днем, проведенным в безделье, он после себя не оставил ни следа, ни воспоминаний.

Вечером ему позвонил Сергей.

— Как ты? — спросил он.

— Я прекрасно. А как там общественность? Не бьет тревогу по случаю затянувшейся вакансии связиста?

— Не иронизируй.

Никита был далек от иронии. Что бы он ни говорил утром Михаилу в фитнес-клубе, а состояние его финансов катастрофически приближалось к критической черте. А по верному замечанию все того же Михаила, «жить на что-то надо».

— Пока вакансия свободна.

— Прекрасно, — невольно вырвалось у Никиты.

— Но ты не затягивай. Я даже не о вакансии. Отнесись серьезно в первую очередь к себе. Никита, пора остепениться. Завязывай свою ерундистику с карате и Горынычем.

«Это я уже слышал, — подумал Никита. — Как в жизни всё повторяется. Только вот плохое чаще, чем хотелось бы».

— Не буду затягивать, — сказал он. — Только у меня сильное подозрение, что ты звонишь по другому поводу.

Никита был прав.

Несколькими часами ранее у Сергея состоялся разговор с начальником РУВД полковником Корзиным.

Они столкнулись в коридоре, когда Никита шел к себе в кабинет.

— О, весьма кстати, — сказал полковник. — Идем ко мне, расскажешь, как вы задержали Гусева.

— А в чем дело, Иван Иванович? — спросил он.

— Сейчас узнаешь.

Они вошли в кабинет полковника.

— Садись.

Прежде чем сесть самому, Корзин приоткрыл створку окна проветрить помещение. В конце сентября после нескольких затяжных дождей вдруг прорезалось бабье лето. Днем стояла нестерпимая жара при полнейшем безветрии, и лишь прохладные вечера приносили облегчение.

— Ну так что вы сотворили в туалете с добропорядочным гражданином Гусевым? — спросил он, когда сел в кресло за своим столом.

— Просто его задержали, — ответил Сергей.

— Подробнее можно?

Сергей рассказал то, что ему было известно со слов Петра.

— А теперь почитай про тот же эпизод в изложении задержанного.

Полковник Корзин пододвинул к Сергею лист бумаги. Это было заявление от пострадавшего Гусева Владимира Михайловича. В нем он обвинял сотрудника полиции Петра Гребенку в том, что тот безосновательно избил его, в результате чего он, Гусев В.М., оказался в больнице.

— Как в больнице?! — удивился Сергей.

— А вот так. Вчера потребовал медицинское освидетельствование в присутствии нашего юриста, и пришлось отвезти его в больницу. У него оказались ссадина на лбу и шишка на затылке…

«Совсем как у Никиты, — подумал Сергей. — С той лишь разницей, что у Никиты царапина на щеке».

— …и теперь он жалуется на невыносимые головные боли и провалы в памяти.

— Иван Иванович, я уверен, что это сплошной бред, высосанный из пальца.

На лице Сергея была заметная растерянность. Полковник Корзин побарабанил пальцами по столу и отвел глаза.

— Тем не менее заявление от него есть, — сказал он.

— Н…да… Поворотик, — задумчиво сказал Сергей, не ожидавший ничего подобного. — И когда он успел настрочить?

— Очевидно, в свободное от головной боли и провалов памяти время. Или ты надеялся, что избиение хилого архивариуса пройдет для вас бесследно?

— Не такой уж он хилый, этот архивариус. Вполне крепкий мужик. А кто действительно пострадал, так это Никита Хмельнов. Даже «скорую» пришлось вызвать. И Гусева, надо полагать, это навело на мысль написать свою заяву. Да, это тертый калач.

— Не будем гадать, что навело его на эту мысль и насколько он тертый калач. Есть заявление, и мы должны на него отреагировать. Примем это как факт.

— Ну да, и примерно наказать Петро за превышение полномочий при задержании. Только возникает вопрос: почему хилый архивариус разгуливает с кастетом по городу, да еще почему это вдруг он оказался в рабочее время на окраине города?

— Отвечаю. Начнем с кастета. Если дело дойдет до суда, то он скажет: да, у меня был кастет, а как без него обойтись, если уже полицейские нападают на беззащитных граждан? И где? В туалете, куда он зашел по нужде, совершая прогулку на окраине города, где воздух чище и где можно отдохнуть от городской суеты. Дальше — больше. Ты заявишь, что Гусев напал с кастетом на Хмельнова, а Гусев в суде будет утверждать обратное — это Петро с твоим Хмельновым напали на него. И заметь, свидетелей нет.

— И возникает патовая ситуация. Его слово против нашего.

— И чем ты объяснишь такое удивительное совпадение, что одновременно с Хмельновым, на которого якобы напал Гусев, в туалете оказался Гребенка? Или ты в суде расскажешь, что затеял следствие в связи с убийствами Смагина и Рогова, которое, насколько я понимаю, зависло? Тогда возникает вопрос: а при чем тут Хмельнов? Кстати, у меня тот же вопрос, — Корзин выжидательно посмотрел на Сергея.

Сергей не знал, как лучше на него ответить, и решил промолчать. Уловка сработала. Корзин не стал развивать эту тему, очевидно, решив отложить ее на потом, и перешел к вопросу, который волновал его больше.

— Так что будем делать с заявлением? — спросил он.

— Раз лежит в больнице, так пусть там подольше лежит. Заодно подлечится, если так пострадал.

— Почему такая заинтересованность в этом?

— У нас будет больше времени собрать на него материал.

— Напряженка с ним?

Сергей промолчал.

— Понятно. Это тем более не освобождает нас от необходимости отреагировать на заявление Гусева. Что думаешь по этому поводу?

«При чем тут “тем более?”», — подумал Сергей и молча положил перед полковником свой лист бумаги. Пока Корзин доставал очки, Сергей объяснил:

— Это заявление от Гребенки. Просится обратно в спецназ.

— Вот как? С чего это вдруг? — удивился Корзин, и очки у него зависли перед носом. Взгляд был устремлен на Сергея.

— Не для него работа опером. Так он решил.

— А как он у нас оказался?

— Была вакансия. Решили его попробовать. Выдернули из спецназа. До этого он успел отличиться в одной операции. Проявил незаурядную смекалку. Ему предложили перейти на оперативную работу. Он согласился, а теперь решил вернуться к тому, с чего начал.

Полковник посмотрел на Сергея поверх надетых очков.

— Но ты останешься без опера.

— Пока обойдусь.

— Вот как? — недоверчиво спросил Корзин.

— Если вы не против, я бы на этом этапе привлек Никиту Хмельнова. Он в теме.

— Знаю, знаю твоего Хмельнова. Все так же ведет в газете уголовную хронику?

— Отчасти.

— Что значит отчасти?

— Теперь он внештатник.

— Понятно. Освободил себе время для следствия. Только вот непонятно, как ты себе это представляешь — привлечь своего приятеля к оперативно-разыскным действиям полиции.

— У нас образовалась вакансия на должность офицера по связям с общественностью. У Никиты есть опыт работы в газете. Он отслужил на границе. Проявил там себя с наилучшей стороны. Был отмечен в приказе.

— Одним словом, ты агитируешь меня на предмет рекрутировать его в правоохранительные органы.

Несколько высокопарно, но, по сути, верно.

Сергей кивнул головой. Корзин посмотрел в окно, побарабанил пальцами по столу и сказал.

— Он согласился работать у нас?

— Пока еще нет, но согласится. Когда я ему об этом скажу, — наполовину соврал Сергей, уверенный в том, что Никита от безысходности согласится.

— Вот когда согласится, тогда обсудим эту тему. Об этом всё, — сказал полковник, заметив, что Сергей порывается что-то сказать. — Но я тебя понимаю. Действуешь по принципу: вместе кашу заварили, вместе и расхлебывать.

Конечно, это было не так. Сергея в первую очередь беспокоило расследование, но перечить полковнику он не стал и воспринял его слова как негласное согласие. Но тот, очевидно, догадавшись о мыслях Сергея, вылил на него ушат холодной воды.

— Но не раньше, чем он будет у нас в штате.

Решил подстраховаться на всякий случай, понял Сергей. А в целом не против.

Нормальная практика человека на бюрократической должности, принципиально ничего не меняющая.

Полковник Корзин тем временем на заявлении Петра Гребенки наложил резолюцию «Не возражаю».

— Всё. Можешь идти. А заявление Гребенки занесешь в кадры, — сказал полковник и подвинул заявление, лежавшее на столе, в сторону Сергея.

Это было днем.

Сергей услышал в трубке голос Никиты:

— Ну что ты молчишь? Или я не прав?

— Прав, прав. Но это не телефонный разговор.

— А нетелефонные разговоры обсуждаются у Хасана.

— Согласен.

— Так когда?

— Завтра. В обеденный перерыв.

Часть 2. Дознание. Сергей