Владимир ОстожинПокойники тоже плачут
В небольшой московской квартире завершался осмотр места преступления. Время от времени комната озарялась ослепительной фотовспышкой. Неторопливо и, как всегда, молча работали эксперты. В этот раз молчание воцарилось надолго. Даже видавшие виды сотрудники следственного аппарата были шокированы представшей перед ними картиной. Совсем недавно это жилье несомненно представляло собой милый уютный уголок, где было приятно отдохнуть как одному, так и в компании. Здесь были и хорошая видеосистема, и музыкальный центр, и глубокие мягкие кресла, и широкая тахта. Рядом со сверкающим зеркальным баром примостился стеклянный столик овальной формы, окруженный мягкими пуфами леопардовой расцветки.
Теперь же почти все предметы обстановки были частью побиты, частью опрокинуты. На полу посередине комнаты в луже крови распростерлись два тела — крупные, спортивного вида мужчины. Каждому примерно за тридцать. Они лежали, раскинув мощные руки, один на другом почти крест-накрест. Оба были в брюках и рубашках с галстуками. Одежда, обильно заляпанная кровью, была недешевая, это сразу бросалось в глаза. Обувь также отличалась отличным качеством.
Рядом валялись пистолет Макарова и красивый, слегка изогнутый меч с искусно вырезанной костяной рукояткой. Его сверкающее лезвие, украшенное замысловатой арабской гравировкой, было обломано. Раскроенный череп одного из убитых однозначно указывал, кому пришлось испытать на себе это экзотическое оружие. Кожа на голове жертвы разошлась, обнажив бело-желтую черепную кость и зияющую в ней кровавую рану. Вторая жертва была изрешечена пулями, угодившими в самые жизненно важные центры — сердце и голову. Стрелял явно профессионал. Следователь Королев и его помощник Никонов уже опросили соседей и теперь ходили по комнате, заглядывая в ящички столов и тумбочек.
— Кто он, этот Тенин? — задумчиво бормотал Королев. — В прошлом военный переводчик, в Средней Азии работал, потом сотрудник военной миссии в Африке. Оружие нашим черным братьям впаривал… До недавнего времени — преподаватель Гуманитарного института. Не мог он так легко с этими ребятами расправиться. Одного из них я знаю — лучший боевик Седого. По наркотикам проходил. Бывший спецназовец. А второй, пожалуй, и того круче. Таких слонов завалить, да еще когда оба с пушками… А у него, видать, и оружия не было. Вот он за эту папуасскую саблю схватился и черепушку бедолаге повредил. Как тут один эксперт выразился, «поколупал». Медик говорит, что удар был смертельный. Сабля не выдержала, не то что башка. Бедняга и на курок нажать не успел — все семь патронов на месте и один в стволе. Потом, судя по всему, этот ловкач как-то умудрился выбить пистолет у второго и в него же разрядить. Виртуоз! Или он все так умело инсценировал? Отпечатки пальцев уничтожил — и пистолет, и меч явно протерты. Ладно, сейчас занимаемся хозяином квартиры, Тениным этим. Я поеду в институт, где он работал, а ты давай в военкомат. Там должно быть его личное дело — посмотрим, что он в армии поделывал. Сейчас главное — понять, чего они на него так взъелись? Кому он на мозоль наступил?
НЕСКОЛЬКО РАНЕЕ.
2 января 1991 года стояла страшная жара. Главный аэропорт африканской страны Буганги был полон представителей всех рас и всех возрастных групп — от младенцев в колясках до глубоких старцев в длинных белых одеждах и с посохами в руках. Кожа толпившихся в залах аэропорта людей являла собой богатое разнообразие цветов — от почти черного, переходившего в широкую гамму кофейно-молочных оттенков, до желтоватого или же беззащитно белого. Но какого бы цвета ни была кожа присутствовавших здесь людей, у всех она лоснилась от пота.
Советская военная миссия в полном составе возвращалась на родину. На этот раз окончательно. В ее составе отбывал и Юрий Тенин. Высокий, хорошо сложенный, он везде привлекал к себе внимание окружающих, особенно женщин, а уж в Африке, да еще в толпе, лез в глаза так же навязчиво, как капля сметаны на темных брюках. Военное сотрудничество с развивающимися странами скоропостижно сворачивалось, а Тенин работал «под крышей» одного из учреждений этой отрасли. Но дело было не в «крыше». По официальному объяснению, его работа в этом регионе прекращалась «в связи с изменением внешне-политического курса Советского Союза». Ходили слухи, что из Буганги уберут даже посольство.
Объявили посадку в самолет. На этот раз соотечественники везли с собой багажа больше, чем обычно. Они навсегда покидали богатые африканские базары, а из Союза приходили жуткие вести о том, что в Москве перебои даже с хлебом. В западных информационных программах, ежевечерне идущих по африканскому телевидению, показывали пустые прилавки московских магазинов, озверевших домохозяек, с криками расхватывающих в универсамах куски замороженного мяса, которые им бросали из фасовочных цехов, словно хищникам в зверинце.
Зато в «Шереметьеве», говорят, уже не шмонали, как раньше. Можно было ввозить сверх нормы не только любое барахло, но даже и валюту! Чудеса в решете! Пользуясь этим, остававшиеся в Буганге работники советского посольства несли передачи для своих бедствующих в России родственников. Чрезвычайный и полномочный посол Советского Союза вручил Тенину через своего личного шофера пятилитровую банку сухого молока, которую нужно было передать его детям в Москве. Тенину казалось, что все это происходит во сне.
А на африканской таможне все шло по-прежнему. У какого-то русского пытались конфисковать хотя бы один из трех вывозимых магнитофонов. Ополоумевший от горя соотечественник вцепился обеими руками в коробку с аппаратурой и страшно замычал. Темнокожие таможенники что-то визгливо лопотали на своем наречии, предпринимая энергичные попытки вырвать у него магнитофон. Нарушитель выкатил на них безумные глаза, широко раскрыл рот и стал тыкать в него указательным пальцем, видимо, желая показать, что он не знает их языка. При этом мычание его сменилось дикими гортанными звуками. Таможенники испуганно выпустили из рук магнитофон, и нарушитель стремглав умчался за барьер.
После таможни вещи взвешивались. Вместо положенных тридцати килограммов советские граждане пытались пропихнуть хотя бы сорок. Остававшиеся шестьдесят килограммов они тащили в самолет в качестве ручной клади. Работники аэропорта, утирая обильный пот, грудью стояли в дверях, но сдержать напор представителей великой державы были не в силах.
Во фришопе транзитного зала россияне быстренько образовали хорошо организованную очередь за смирновской водкой. Здесь она стоила дешевле, чем в Шереметьеве. Тут-то Тенин и столкнулся со своим сокурсником Сергеем Ветровым. Тот работал военным переводчиком в соседней стране, откуда только что прилетел транзитом по дороге в Союз. Его тоже откомандировали. Таким образом, однокашники возвращались домой вместе. Последний раз они виделись в Москве около года назад. Вид у Ветрова был растерянный. Видимо, от недавних новогодних возлияний лицо его припухло и приобрело нежный фиолетовый оттенок. Купив водки, они вышли на раскаленное бетонное поле и побрели на посадку.
Слава богу, самолету удалось оторваться от земли. В салоне авиалайнера можно было снимать фильм об экстренной эвакуации. Все свободное от людей пространство было забито сумками, картонными коробками и мешками. Снующие туда-сюда стюардессы противными голосами требовали убрать вещи с прохода. Находчивые пассажиры складывали их на сиденья, а сами вставали в проходе. Так они и летели стоя все семь часов, присаживаясь лишь на короткое время, когда кто-то из сидевших выходил в туалет.
Принесли обед на маленьких подносах: грудку немолодой курицы с недоваренным рисом, прогнувшийся и вспотевший кусочек сыра, хлеб. Тенин извлек из сумки бутылку виски и наполнил пластмассовые стаканчики.
— Быстро мы с тобой отвоевались, — не без грусти сказал Ветров. — Года не прошло! А в Москве, говорят, совсем тоска. Страна Абсурдистан накануне шухера. Что интересно, — продолжал Ветров, — стоит только на время из страны отлучиться, как начинаются грандиозные перемены. В прошлую командировку не успел отъехать — три генсека дуба дали. Подряд, один за другим. Теперь, похоже, вся система накрылась.
— Сомневаюсь, — возразил Тенин. — Кто-то сказал: «Страна большая и поэтому гнить будет долго».
Они выпили. Откинувшись на спинку сиденья, Тенин закрыл глаза. Настроение у него было кислое. Даже сидевшая рядом симпатичная незнакомка не интересовала его. Это уже совсем плохой знак. Такого он за собой не помнил. Перспективный сотрудник одного из самых законспирированных спецподразделений, отобранный из огромного числа кандидатов, успешно прошедший блестящую подготовку, самые невероятные тесты и испытания, не знал, что с ним теперь будет. Анализируя едва уловимые штрихи в поведении и высказываниях своего начальника, оценивая получаемые распоряжения, Тенин понимал, что существует большая вероятность того, что их контору расформируют. А аналитическим даром, как показывал опыф бог его не обидел.
Ему предложили войти в это подразделение всего три года назад, обратив внимание на его отчеты, которые он писал во время предыдущей командировки в Африку в качестве руководящего сотрудника военной миссии. Да и его остальные весьма незаурядные данные также были отмечены отборочной комиссией, негласно работавшей во многих военных учреждениях России. Пройдя специальные курсы, Тенин в этот раз впервые поехал в Африку уже в новом качестве, хотя и официально в прежней должности. Их служба не входила ни в Первое главное управление КГБ, ни в ГРУ. Эти заведения являлись как бы официально признанной государственной разведкой. Уже изрядно засвеченные за последние годы, раскрытые многочисленными агентами и перебежчиками, они находились в фокусе неустанного внимания противоборствующих спецслужб, слишком на виду, чтобы выполнять сверхделикатные поручения советского руководства. В случае разоблачения сведения о таких заданиях способны были вызвать грандиознейший скандал в мире. Поэтому в начале восьмидесятых, когда перевес сил в мире стал явно склоняться в пользу ненавистных капиталистов, политическое руководство СССР начало принимать конвульсивные меры для спасения положения.