Имелось одно неудобство. За полчаса до этого Юрий позвонил Петрову и узнал сенсационную новость — из Средней Азии приехал их давний дружок-закадыка Степа Шмелев. Когда-то, много лет назад, они были неразлучны, и Тенину страшно хотелось его увидеть. Петров передал Степе трубку, но тот мычал в нее что-то невразумительное. Видимо, расчувствовался. «Пока я завезу товар к себе домой и пока доеду до Михаила, они к тому времени придут в «некоммуникабельное» состояние, и общаться с ними будет неинтересно, — подумал Тенин. — Возможно, они даже не узнают меня. Может быть, сразу поехать к Петрову и оставить товар у него? Квартира в самом центре, рядом с престижными торговыми точками. Места у него дома навалом, и возражать он не будет. А если потребуется, я в любой момент смогу перебросить коробки к себе».
Так размышлял Тенин, всей душой стремясь присоединиться к дружескому застолью. День был в разгаре, светило солнце, и ехать домой в таком приподнятом настроении не хотелось. Решение принято! Довольный своим приобретением, Юрий оплатил стоимость товара, поймал на улице микроавтобус и загрузил в него коробки. Не терпелось увидеть Степу. Познакомились и подружились они в Средней Азии, где непутевый Шмелев проторчал долгие девять лет. Совместное пребывание у черта на рогах сближает, а если люди еще и симпатизируют друг другу, то они будут рады видеться всю оставшуюся жизнь.
Степа был личностью колоритной. В его, без сомнения, многогранном образе преобладала одна яркая черта: им владела какая-то неизбывная, сатанинская страсть к женщинам. Время, проведенное вне женского общества, Степа считал бездарно потерянным. Невысокого роста и астенического сложения, он гонялся за всеми особами противоположного пола, попадавшими в его поле зрения, подобно хорьку в курятнике, который не успокаивается, пока не передушит всех птиц.
Его папа был довольно известным кинодеятелем, и, когда Степа окончил среднюю школу, его решили отдать на актерский факультет ВГИКа. Но в тот же год и на тот же факультет вдруг захотел поступить старший брат Степы, болтавшийся без дела. Папе во ВГИКе сказали: «Послушай, имей совесть. Сразу двоих на один факультет мы даже ради тебя принять не сможем!» И место в знаменитом институте по старшинству досталось его брату. А Степу отдали в солдаты, то есть пристроили в Военный институт иностранных языков. Сделать там из него военного человека не удалось, зато артист из Степы получился на славу. Он весело пьянствовал, развлекая однокашников, дебоширил и был, по выражению начальства, неразборчив в знакомствах с женщинами.
Последней каплей, переполнившей, как говорится, бочку с порохом, явились его амурные приключения с дочкой одного очень крупного военачальника. Бдительный родитель отреагировал оперативно и законопатил ненасытного донжуана в столицу солнечного Казахстана. Если считать отправку Степы в Алма-Ату исправительной мерой, то с ним получилось, как со щукой из басни, которую в наказание бросили в реку. Симпатичных коммуникабельных женщин там оказалось много, и он загулял так жадно, словно вот-вот должен был наступить конец света. Город, переживший на своем веку социальную революцию, когда прогнали баев, похоже, начал переживать с приездом Степы революцию сексуальную.
Купив по дороге выпивку и закуску, Тенин подъехал к дому Петрова, загрузил коробки в лифт и поднялся вместе с ними на этаж. Степа не очень изменился со времени их последней встречи. Полысел, зато оброс бородой и усами. Друзья пьянствовали за большим столом, богато уставленным бутылками и едой, и попутно смотрели телевизор. Михайло держал в руке стакан водки, на котором была выгравирована надпись «Себе». Он встретил Юрия высокопарной тирадой:
— Приветствуем тебя и заверяем в нашем неизменном почтении к тебе и продолжительном выпивании за твое здоровье! Принимаю раба божьего Степана на родной земле. Он счастлив, что сбежал от басурманов, и теперь ежедневно плачет от радости, хотя сентиментальностью никогда не отличался. Вернулся-таки под московского царя и жаждет поскорее добраться до здешних баб. Пить уже, собака старая, как раньше, не может, хоть и старается из последних сил.
Вид у Степы был трогательный, словно он и в самом деле собирался заплакать. Видать, исстрадался. Тенин подошел и обнял его. Как ни крути, этот смешной, нелепый человек был частью его жизни, и Юра его очень любил. У Степы был богатый боевой опыт. В качестве переводчика он вдоволь помотался по горячим точкам планеты, умудряясь везде и всегда сохранять хладнокровие. Однажды их транспортный самолет, летевший над воюющей страной, был атакован вражеским истребителем. Пулеметные очереди насквозь прошили грузовой отсек и покрошили ящик с пивом, с величайшим трудом добытый в зоне боевых действий. Разозлившийся не на шутку Степа побежал в хвост самолета, добрался до пулемета и всем на удивление уничтожил летающего вредителя, за что получил орден от местного правительства и медаль от родного командования.
В другой раз, находясь с группой ангольских военных на боевых позициях, он с напарником отошел покурить в сторонке. Курение неожиданно пошло им на пользу: группу, в которой они только что стояли, накрыло прямым попаданием. Осознав это, его коллега слегка тронулся умом, но главное, сделался заикой и был вынужден распрощаться с устным переводом. Степа же после этого события почувствовал в себе силы необыкновенные и в дальнейшей жизни если кого и боялся, то только самого себя.
В Союз он вернулся увешанный таким количеством иностранных орденов и медалей, что у некоторых закралось подозрение: не грабанул ли он где-нибудь лавку, торгующую подобными регалиями. Его боевой пыл долго не мог остыть в северных широтах, однако здесь это приносило ему не награды, а сплошные неприятности. Степа опять пьянствовал, дебоширил и, не щадя себя, ухлестывал за женщинами. Он водил их по ресторанам и по пустующим квартирам друзей, хвастая перед ними своими подвигами и выдавая следы от фурункулов за пулевые ранения.
Михайло взял в руки фотоаппарат.
— Так, секунду! — провозгласил он, наводя объектив на Тенина со Шмелевым. — Момент исторической встречи должен быть запечатлен на фотопленку. Еще немного, и Степу уже нельзя будет фотографировать.
Шмелев поведал о своих последних злоключениях. Незадолго до отъезда из Казахстана он сломал себе член, но не тот, который давно должен был сломаться при таких немыслимых амурных лихачествах, а ногу. Степа провалился в вырытую около дома яму. Кульминацией же его злоключений явилось временное пребывание на том свете, то есть в состоянии клинической смерти, когда какие-то ночные грабители насквозь проткнули ему печень.
— Видимо, печень твоя разрослась до таких размеров, — заметил Михайло, — что, куда ни ткни, все равно в нее попадешь. Но ты бы видел, — обратился он к Тенину, — как этот бывший покойничек за бабами опять шныряет!.
Под воспоминания засиделись до глубокой ночи. Проснулись утром в той же комнате — кто в кресле, кто на диване. Петров лежал в постели. В ногах у него стояла пишущая машинка, словно он продолжал работать даже во сне, отбивая текст пятками. Рыжий кот, видимо, в знак протеста, что его не покормили, сделал под столом лужицу. Поймав животное за холку, Петров принялся тыкать его носом в собственные выделения. Кот протестующе пищал и упирался всеми четырьмя лапами. С дивана послышался виноватый голос Степы:
— Меня сейчас тоже носом тыкать будешь?
Приведя себя в порядок и позавтракав, каждый занялся своим делом. Петров сел за машинку, а Степа отправился в магазин и на рынок за провиантом и напитками. После столь долгой разлуки они с Петровым, похоже, надолго вошли в «вираж» и расстанутся теперь не скоро. Тенину нужно было работать. Прикинув, как бы побыстрее реализовать товар, он для начала позвонил институтской подруге Тане.
— A-а, крутой бизнесмен! — зевнула она в трубку. — Как твоя новая работа? Найди мне что-нибудь с хорошей зарплатой.
— А что ты умеешь делать? — спросил Тенин.
— Догадайся с трех раз.
— Могу тебе предложить кое-что для начала. Хотя это и не то, о чем ты мечтаешь. Есть хорошие испанские сапоги. Нужно найти покупателей. Если дело пойдет, считай, ты обеспечена.
— Ну, давай попробуем, — вяло ответила она. — Если понравятся, первой покупательницей буду я. Бери пока две пары, а там посмотрим. Размеры тридцать шесть и тридцать восемь.
Они договорились встретиться через час. Тенин извлек из упаковки две белые коробки, сунул их в сумку. Перед уходом он попросил у Петрова разрешения оставить товар в его квартире. Не отрываясь от пишущей машинки, Михайло кивнул головой.
— Много-то я с тебя за хранение не возьму, — успокоил он. — Но одним литром не отделаешься.
Таню Юрий увидел издалека. Она стояла у метро, высокая, стройная, привлекающая к себе внимание прохожих. Приблизившись, Юрий увидел, что лицо ее помято, под глазами припухлости. Голос с хрипотцой. Не иначе, развлекалась с кем-то накануне. А может быть, только что закончила.
— На, держи, — сказал Тенин, передавая ей коробки. — От вашей деловой активности зависит успех предприятия.
Таня заглянула в коробки.
— Годится, — заключила она тоном знатока. — Мне нравится. Значит, есть надежда.
Цена ее тоже устроила. Они попрощались, и Тенин отправился домой. «Кем ты стал? — размышлял он, шагая по улице. — Ты же никогда не любил хождения по магазинам, даже по заграничным. Разве только, чтобы сделать необходимую покупку». Коммерция почему-то не увлекала его, хотя он и понимал, что дело это вполне достойное, что это тоже своего рода наука и искусство. Правда, обстановка в стране накладывала на это занятие негативный отпечаток. И вот теперь волей судеб он — коммерсант. Ладно, посмотрим, что будет дальше.
— 3-завалю на месте, коммерсант сраный! — злобно прохрипел шедший навстречу рослый парень в кожаной куртке. — Тюльку мне гонит! За мальчика держит!
Он сказал это не Тенину, а своему спутнику, которому, судя по всему, рассказывал, как прошел его нелегкий трудовой день. В подъезде Тенин вытащил из почтового ящика газету и пешком поднялся на свой этаж. Зайдя к себе в квартиру, он в первую же секунду ощутил тревогу — или услышал что-то, или вещь какая-то лежала не так. В следующую секунду он почувствовал на своем затылке нечто твердое и холодное, и тихий голос властно произнес: «Спокойно. Не дергайся». Навстречу Тенину из комнаты вышел высокий мощный субъект в светлой рубашке с галстуком, в черных брюках и с черным пистолетом в руке.