ихаил Васильевич тридцати двух лет. Нужно было ехать и проверять на месте.
Нужный дом находился рядом с Патриаршими прудами. Войдя в первый подъезд, Голубь увидел, что квартира одного из Петровых, Егорыча, находится на втором этаже, и из нее никак нельзя увидеть высотку на площади Восстания, разве что по телевизору. Оставалась квартира Петрова Михаила Васильевича, и, похоже, она располагалась там, где надо. Войдя в просторный подъезд, Голубь остановился у почтовых ящиков. Искомые апартаменты находились, видимо, на последнем этаже.
Голубь вошел в лифт и нажал кнопку. Выйдя на лестничную площадку, он увидел большую деревянную дверь с нужным ему номером. Окна квартиры должны были выходить как раз куда надо. Лестница шла еще выше, но там уже, похоже, начинался чердак. Едва слышно поднявшись по ступенькам, он столкнулся с расположившейся прямо на лестнице компанией крепких молодых ребят, одетых в кожаные проклепанные куртки. Рядом с ними стояли бутылки и валялись шприцы. Они сидели тихо, и вид у них был мрачноватый.
В первую секунду они насторожились, но потом, видя, что мужчина не проявляет агрессивности и, похоже, вообще забрел сюда по ошибке, они расслабились и приняли вызывающие позы.
— Чего надо, дядя? — развязно спросил один из них, поигрывая хромированной зажигалкой.
— Ничего, — спокойно ответил Голубь. — Квартиру ищу.
— Какую квартиру? Здесь уже нет квартир, — еще более угрожающе прохрипел парень, которому мирный тон мужчины только придал уверенности.
Голубь задумчиво взглянул на него, потом повернулся и пошел вниз.
— Стоять, я сказал! — рявкнул парень и поднялся на ноги. — Какую квартиру ищешь?
Если поначалу одурманенному наркотиком юнцу хотелось лишь покуражиться, то теперь, при виде явно струсившего подозрительного чужака, у него вдруг возникло острое желание почесать кулаки. Двое других тоже встали со ступенек, и все они, стуча тяжелыми ботинками и позвякивая цепями, начали спускаться к незнакомцу. Они были высокие, плечистые, с большими и грязными руками. Голубь остановился и повернулся к ним лицом.
— Ребята, — произнес он негромко, — чего вам неймется? Вас же никто не трогает.
Но урезонить ширнутых мордоворотов было уже сложно.
— Че ты тут лазишь в нашем подъезде, Козлодуй? — спросил один, протягивая ручищу к непрошеному гостю.
Голубь попытался отвести ее, но тут же получил удар в лицо. Теперь он видел для себя только один выход. Он резко схватил парня за запястье и с такой силой рванул на себя, что тот пролетел весь лестничный марш, не коснувшись ногами ни одной ступеньки, и рухнул на нижнюю площадку. Его товарищ хотел нанести противнику удар своим тяжелым военным ботинком, но Голубь перехватил его ногу и резко крутанул ее. Раздался противный хруст коленного сустава. Даже не успев крикнуть, а лишь широко раскрыв рот, парень потерял сознание и, как большая сломанная кукла, беспомощно покатился по лестнице. Третий отскочил назад и выхватил из кармана нож. Глаза его пылали безумным огнем.
— Ну, иди сюда, козел, — хрипел он, и нож нервно подрагивал в его руке.
Голубь знал, что, если он сейчас попытается ретироваться, этот отморозок немедленно кинется на него сзади. Оставалось идти вперед. Он успел сделать лишь один шаг, как парень сам бросился на него, занеся нож над головой. Удар пришелся в пустоту, потому что Голубь ловко увернулся, и нападавший оказался сбоку от него. В следующий момент пока тот не успел разогнуться, Голубь нанес ему удар кулаком в то место, где мощный череп переходил в бычью шею. Парень крякнул и, раскинув руки, звонко шлепнулся физиономией о лестничную площадку. Все было кончено. Ни один из них не шевелился. Голубь спустился двумя этажами ниже и нажал кнопку лифта.
Тенин возвращался из Клейменовки в Москву. В этот поздний час пассажиров в электричке почти не было. Одинокий бомж у окна ел хлеб с колбасой, и белый жир застревал у него в бороде. Юрий представлял, как вернется в квартиру Михайлы. Он продолжал жить у него, но понимал, что нужно присматривать жилье поспокойнее. Михайло Петров, «как всякий порядочный русский мастеровой, был пьяница страшный». Трудился он, как вол. Ровно в шесть утра Миша в любом состоянии вставал по будильнику и садился за работу. Щелканье пишущей машинки сливалось со звучным храпом Степы. Часам к десяти утра, не прерывая работы, он начинал потихоньку опохмеляться. Принимая рюмку за рюмкой, он печатал все медленнее, потом совсем медленно, забывая иногда вставлять в машинку бумагу. Его начинало клонить вбок, и наконец он заваливался вместе со стулом на пол, где и отдыхал два-три часа.
Степа, ремонтировавший свою новую квартиру, не спешил переезжать, чем сильно досаждал Тенину. Страдая «недержанием предметов», он переколотил в доме всю посуду. Единственное, с чем он не смог ничего поделать, была чугунная сковорода, большая и тяжелая, как наковальня. Из нее друзья вместе ели яичницу или картошку, пропахивая вилкой разграничительную борозду. В какие-то периоды им приходилось пить из консервных банок, но даже их Степа ронял на пол и по рассеянности давил ногами. Михайло отыскал на рынке набор стаканов и рюмок, изготовленных из чистейшей легированной стали. Видимо, плоды конверсии. Рюмки были настолько массивные, что ими можно было колоть орехи. «Ужо этот сервиз не побьешь, не расплющишь, — радовался он, после чего добавил: — Хотя Степа что-нибудь придумает…»
Спал Шмелев на диване, причем с кем попало. Петров призывал Степу проводить на нем хоть изредка регламентные работы, но диван все же развалился. Шмелев стал спать в постели Петрова, чем хозяин был крайне недоволен. Но больше всего его раздражало то, что некоторые Степины девицы чистили зубы его щеткой.
— Я вобью в ванной гвоздь, — кричал Михайло, — повешу на него большую зубную щетку и напишу: «Для блядей».
Мало того, у Миши было сильное подозрение, что Степины женщины пользуются в своих гигиенических целях его любимым бритвенным станком. Когда он заговаривал об этом, Степа почему-то начинал хрюкать от смеха, что еще больше укрепляло Петрова в его подозрениях.
Вот и Москва. Через четверть часа Тенин уже был на Патриарших. Михайло и Степа, как обычно в это время, ужинали и смотрели телевизор. Их физиономии никак не успевали вернуть себе нормальные очертания.
— Задушевные телесериалы показывают про западную жизнь, — рассуждал Степа. — После них на наши российские новости переключишь — как в прорубь ныряешь!
— Да, я обратил внимание, — откликнулся Петров, — когда показывают слезливые сериалы, ты наливаешь себе чаще, чем обычно. Смотри, не спейся окончательно.
— Последние новости тоже приходится водкой смягчать. К тому же репортеров твоих недоученных слушать, как они сквозь дебри русского языка продираются… Числительные склоняют — уши вянут. Каждому второму надо к логопеду бежать, а они вдруг все на телевидение ринулись. Какие-то мошеннические рожи на телеэкран по-выползали, о политике рассуждают..
— Строг ты больно, — возразил Петров. — Всем работать хочется.
— Иностранными словами объелись уже, — продолжал жаловаться Степа. — Тут недавно один юноша брал интервью у какого-то дилера и случайно назвал его киллером. Оговорился. Так дилер журналисту чуть по харе не заехал.
Тенин вышел на кухню, чтобы сделать несколько звонков по сотовому телефону. Первый, кому он позвонил, был Ким. Этот чувствовал себя уверенно, но ничего конкретного сообщить не смог.
— Учти, — сказал он, — игра идет опасная. Команда там серьезная, как мне сказали. Испанцев я предупредил, что если со мной что случится, то к ним туда приедут и найдут их где угодно, хоть в Пиренеях.
— А если со мной? — спросил Тенин.
Ким сделал вид, что не понял шутку, и продолжал:
— Испанцы клянутся, что ничего не знают. Пытаются разобраться. Подозревают кого-то из грузчиков. Поглядим, что дальше будет.
После него Тенин позвонил сыщику Королеву.
— Как продвигается ваше расследование, уважаемый Илья Петрович?
— Вы по сотовому говорите? — осведомился первым делом следователь и, получив утвердительный ответ, в свою очередь спросил: — Вы надежно спрятались?
— Думаю, что да. А вы хотите меня найти?
— Не столько я, сколько ваши бывшие клиенты. Так что будьте повнимательней. Есть сведения, что по вашу душу направлен очень квалифицированный вальщик, то есть наемный убийца, — пояснил Королев. — Выше среднего роста, худощавый, спортивного сложения, волосы темные, нос с горбинкой. Особых примет нет. Возможно, он уже наблюдает за вами.
— Ну что ж, — вздохнул Тенин. — Будем защищаться.
— Есть чем? А то можем помочь, — вроде как в шутку предложил Королев и добавил: — В рамках оправданной самообороны не стесняйтесь.
Он как бы подбадривал Тенина, был на его стороне. Еще и ценной информацией начал снабжать. Логика подсказывала Юрию, что правоохранительные органы должны быть к нему снисходительны. Все-таки он не какой-то закоренелый уголовник. Попал в неприятную историю, выкручивается, как может, жизнь спасает, но ведь не убежденный же нарушитель законов. А сейчас он почувствовал какую-то, пока еще сдержанную, заинтересованность в собственной персоне со стороны уголовного розыска. Это обнадеживало. Они попрощались, и Юрий вернулся в комнату. Степа разливал по рюмкам водку.
— Печенку посадишь, — сказал ему Тенин, вспомнив забулдыг из своего дома.
— Ничего, Степа у нас меру знает, — успокоил Петров. — Бутылку выпьет, и все, как отрезало. До следующего дня — ни капли! Восхищаюсь его силой воли.
Раздался звонок в дверь. Тенин насторожился.
— Не открывай, если не знаешь кто, — предупредил он Петрова, а сам нырнул в смежную комнату за пистолетом.
Пришел приятель Михаила, детский врач, живший в том же доме.
— Ты правильно делаешь, что сразу дверь не открываешь, — похвалил он Петрова, вынимая из кармана бутылку дорогого армянского коньяка. — Не слыхал, что тут у нас в доме творится? В твоем, кстати, подъезде.